Глава третья
СКАНДАЛИСТ
Если у человека безобразное лицо, он
может закрыть его маской, но может ли
он то же сделать с характером?
В о л ь т е р
Савиньон Сирано де Бержерак после окончания коллежа де Бове, обретя
полную свободу и даже некоторую известность в связи с необычайными
обстоятельствами выпускного акта, был приглашен в салон своей крестной
матери баронессы Женевьевы де Невильет, которая намеревалась представить
его светскому обществу.
Савиньон очень волновался, не зная, как удастся ему показать себя
среди избранных? О чем придется говорить: о Демокрите или Аристотеле, о
Платоне и описанной им удивительно исчезнувшей стране Атлантиде или о
Сократе, ищущем блага людей? Или речь пойдет о крестовых походах, о
рыцарской чести и о гробе господнем, о втором Риме - Византии или, может
быть, о римских цезарях или римском сенаторе Катоне-старшем, который не
уставал требовать разрушения Карфагена, в конце концов разрушенного, или о
поэзии Вергилия, Данте или Петрарки?
Он готовился к предстоящему выходу в свет усерднее, чем к выпускным
экзаменам в коллеже.
Большое внимание он уделил туалету, истратив на это последние
полученные от матери деньги, приобретя даже шпагу, знак дворянского
достоинства, без которого, как ему казалось, не войти в круг аристократов,
тонких и умных, изысканно говорящих или возвышенными стихами, или
афоризмами.
Но больше всего его волновали предстоящие встречи с красавицами. Он
готов был влюбиться в любую из них, лишь бы она улыбнулась ему в ответ. Он
ждал, он жаждал таящихся и рвущихся наружу страстных чувств, однако и
страшился их.
Он был в отчаянии, что у него не пробились усы и бородка, и, несмотря
на свой мужественный наряд со шпагой, которую недоуменно вертел в руках,
не зная, как с ней обращаться, он выглядел отнюдь не внушительно. И еще
этот ужасный нос! Вся надежда на то, что в обществе воспитанных людей
никто не позволит себе заметить этот природный недостаток.
Баронесса Женевьева де Невильет, казалось, ничуть не постарела со
времени рождения своего крестника. Все такая же черноволосая, с миловидным
личиком, миниатюрная и изящная. Она встретила Савиньона сердечно и, когда
он церемонно приложился к крохотной, излучающий запах роз ручке,
поцеловала его в лоб выше поднятой переносицы.
Она ввела его в гостиную, отделанную белым шелком и обставленную
белой мебелью на гнутых ножках. Там уже находилось несколько знатных
гостей, среди которых вполне мог оказаться и какой-нибудь герцог или
герцогиня.
Савиньон отвесил почтительный поклон всем, но баронесса подводила его
к каждому из гостей, представляя многообещающего юношу.
- Как я рад (или как я рада), - безразлично говорили они, замечая,
что сегодня на дворе теплее, чем вчера, и отворачивались, чтобы продолжать
светскую беседу, а кое-кто, чтобы скрыть гримасу отвращения, вызванную
безобразием нового гостя.
Сирано, раскланиваясь, неуклюже задел концом шпаги столик на тонких
ножках, опрокинул его, и стоявшая на нем белая фарфоровая ваза с
пастушками с шумом разбилась.
- Ах, это к счастью, к твоему счастью, дорогой Савиньон! - щебетала
хозяйка дома, приказав слугам собрать обломки и шепнув, чтобы нашли
мастера, который сумел бы все ловко склеить.
Смущенный Сирано опустился на стул. Шпага ужасно мешала ему, а дама,
к которой он подсел, была так прелестна!
Молодой аристократ, с которым он так неудачно раскланялся, с усмешкой
посмотрел на него и тихо-тихо произнес:
- Ах, эта шпага! Входишь в дом -
Она становится врагом!
Сирано все же услышал и закусил безусую губу.
Сидевшая рядом черноокая дама, которая так взволновала его, завела
общий разговор:
- Не правда ли, мсье де Бержерак, у мужчин стали модными высокие
каблуки. Это делает их выше и мужественнее, не так ли?
- Может быть, не выше, а длиннее? - не сдержал своей язвительности
задетый стишком аристократа Сирано*.
_______________
* Впоследствии, как известно, эти слова произнес Наполеон
Бонапарт, обращаясь к одному из своих маршалов. (Примеч. авт.)
Молодой аристократ, оказавшийся графом де Вальвером, вспыхнул, ибо,
отличаясь малым ростом, явно злоупотреблял высотой каблуков. Он уже с
нескрываемой злобой посмотрел на Сирано, которого, подняв с места, к
счастью, баронесса отвела к другой группе гостей, где тоже были дамы, одна
прекраснее другой.
- Нет, нет, сударыня! - вещал какой-то расфуфыренный старик в парике.
- Королева обожает своих собачек. Нести за ней хоть одну из них -
величайшая честь, которой удостаивается не каждый. Сам церемониймейстер
двора разберется сначала во всех геральдических тонкостях, прежде чем
назвать имя счастливца.
- Собачки - это прелестно! - сказала затянутая корсетом дама с
кокетливой родинкой на щеке.
- В особенности, когда у некоторых дам собачки служат почтальонами, -
вставил молодой хлыщ с крысиным лицом и вкрадчивыми манерами.
- Ах, вы опять хотите острить, невозможный маркиз! - кокетливо
отозвалась дама с родинкой.
- Представьте, мадам, это очень удобно, конечно, речь идет лишь о
приближенных королевы, ее фрейлинах, а никак не о ней самой, не о ее
величестве! Но когда церемониймейстер двора к собачкам не имеет отношения,
им в бантик легко засунуть записку, которую вместе с собачкой передать
избраннику, жаждущему свидания, разумеется, чисто делового - для
обсуждения религиозных тем.
- Вы ужасный сплетник, маркиз, даже когда не называете имен, -
жеманно сказала дама, притворно ударяя маркиза по руке веером.
- Если вы хотите, графиня, поговорить об именах, я к вашим услугам.
Есть уйма пикантных новинок! Если, конечно, наш новый молодой собеседник
не будет иметь ничего против.
Чем больше слушал Сирано де Бержерак салонную болтовню, тем глубже
ощущал вокруг себя пустоту. "Неужели у них нет ничего больше за душой?" -
думал он.
На любом своем вечере баронесса де Невильет всегда припасала для
гостей сюрприз, кого-то из новых гостей, очередную модную знаменитость или
забавника, могущего посмешить общество. Сегодня она намеревалась показать
Савиньона, чтобы о нем заговорили в салонах Парижа.
Еще перед ужином она вышла на середину гостиной и, хлопнув в свои
маленькие ладошки, возвестила:
- Господа! Я уверена, что среди нас нет никого, кто не отдавал бы
дань изяществу, и мне хотелось бы, чтобы наш юный гость, уже ставший
поэтом, сочинив даже забавную комедию в стихах, порадовал бы нас
каким-нибудь своим экспромтом.
Сирано был крайне раздражен проявленным к нему равнодушием
присутствующих, надменным, оскорбительным отношением к себе и
бессодержательной, выводящей его из себя болтовней, особенно горько ему
было полное равнодушие к нему (если не брезгливость!) прекрасных дам, о
которых он так пылко мечтал, ощутив теперь вместо красоты, ума и изящества
пустоту.
И вместо жарких строк, посвященных "Прекрасной", совсем другие стихи
сами собой сложились в его язвительном и уязвленном мозгу, и он, не
отдавая себе отчета в последствиях, не подумав даже о баронессе, вышел на
середину гостиной и запальчиво произнес, бросая вызов тем, кто выказал ему
свое презрительное равнодушие:
ОДА ПУСТОТЕ
Конечно, это очень плохо,
Когда в кармане - пустота.
Но стоит ли стонать и охать?
Ведь пустота всегда свята!
Она меж звезд, светил небесных,
В пустообыденных словах,
В салонах дам пустопрелестных
И в пустознатных головах!
Она вещественна бы вроде,
Стоит со шпагою в руке
И по пустой последней моде
Приподнялась на каблуке.
Она и плачет и хохочет,
Хоть пустота, а все ж клокочет!
Гости принужденно захлопали в ладоши, недоуменно переглядываясь.
- Разве меж звезд пустота? - наивно спросила графиня с родинкой на
щеке. - Ведь господь бог создал там небесную твердь.
И тут граф де Вальвер вскочил на свои высокие каблуки, приняв стихи
Сирано на свой счет, встал рядом с ним и произнес, надменно обращаясь к
нему:
Своею одой вы задели,
Как шпагой вазу, честь дворян,
Узнав, и то лишь еле-еле,
Кто тут барон, а кто баран!
Вам извинением послужит,
Пожалуй, ваша простота.
Вы все смешали, севши в лужу,
Где пустота, где высота!
Сирано, нимало не смутившись, отвесил графу поклон и ответил новым
экспромтом:
Я вызов звонкий принимаю,
Удары будут пусть в стихах.
И сесть вас рядом приглашаю,
Жаль, панталоны в кружевах.
Но лужей вы не защитили
Всего, что мной осуждено,
Хотя стихи в победном стиле
У вас звучали все равно.
Граф вскипел, оружие своего остроумия он считал превосходным и готов
был ответить сопернику. Баронесса же была в восторге. В ее салоне
происходит столь модная ныне в высшем свете поэтическая дуэль!
Граф, напыжась, произнес:
Моя победа не в деревне,
А в грозном замке родилась
И гордой славой отлилась
Заветом наших предков древних.
Так говорили они сами:
"Я душу бога взять молю,
Дав жизнь и шпагу королю,
Но сердце - только даме!"
И он церемонно поклонился, снискав одобрение прежде всего дам.
Сирано не остался в долгу и остро парировал графу-поэту:
Старинное, скажу вам смело,
Не так старо, как устарело.
Нужна вам милость короля
Да жить беспечно "тру-ля-ля!".
Последние строчки Сирано прямо адресовал своему противнику, не
оставляя в том сомнений у присутствующих. Оскорбленный граф затрясся от
гнева и, оставив спор на высокие материи о дворянском долге и чести,
перешел на личность Сирано, прикрывая это галантным поклоном перед ним:
Вас повстречав на берегу,
Не зная, как к вам перейду,
Я крикнул бы: "Вам очень просто
Нос перебросить вместо моста".
Савиньон, услышав смешки, почувствовал себя тем самым шестилетним
мальчишкой, которого изводили "дразнилкой", вынуждая бросаться на
обидчиков бешеным вепрем, и он дерзко ответил, смотря на гостей, но
протягивая руку к графу:
Сложив стишок, он очень рад,
Хотя под шляпой носит зад.
Дамы, кстати сказать, в те времена привычные и к более крепким
выражениям, притворно прикрыли свои улыбки веерами, а мужчины дали волю
хохоту.
Граф был вне себя от ярости и обернулся к Савиньону:
- Я попрошу вас, господин Сирано де Бержерак, назвать своих
секундантов, если обладаете дворянской честью, дабы они договорились с
моими секундантами о месте нашей встречи.
- Я могу вам назвать лишь одного моего друга, студента Сорбонны и
поэта Шапелля, которого разыщу сейчас в одной из таверн.
- Постарайтесь, чтобы он не был пьян, подобно вам, рискнувшему читать
в обществе непристойные стишки.
- Я постараюсь набраться у вас трезвости и с вашей помощью вырасти.
Граф повернулся к Сирано спиной и, не отвечая ему, вышел из гостиной,
задержавшись лишь около баронессы, чтобы поцеловать ей ручку.
Баронесса была смущена. Поэтическая дуэль перешла совсем в другой
поединок, чего она отнюдь не хотела, тем более что дуэли запрещены
королевским указом, за чем следит сам его высокопреосвященство господин
кардинал. Правда, мужчины умудряются все же сводить свои счеты, и шпаги
по-прежнему звенят у монастырских стен.
Баронесса подошла к своему крестнику и мягко пожурила его за злой
язык:
- Но теперь, Сави, тебе надо выдержать испытание дворянской чести,
чтобы войти в свет.
Сирано прекрасно понимал это и, распрощавшись с баронессой и
поклонившись всем гостям, отправился в Латинский квартал разыскивать
Шапелля, чтобы тот связался с маркизом, знатоком сплетен и дамских
собачек, названным графом своим секундантом.
Сирано нашел Шапелля в его любимой таверне за стаканом вина, а когда
тот услышал, что друг его вызван на дуэль графом де Вальвером, ужаснулся,
ибо у того была слава бретера, заядлого дуэлянта, и Сирано, надо думать,
не имел против него никаких шансов.
- Я вижу, у тебя есть шпага, - сказал поэт, - но она тебе знакома не
больше вязальной спицы.
- Ты прав, Шапелль, и я рассчитываю, что за остаток вечера ты научишь
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг