эта задача невозможна, как это с несомненностью показывает наш метод
доказательства". (Примеч. авт.)
Необходимо рассмотреть эти свойства с пером и бумагой в руках, что
можно достать лишь в трактире.
Наконец за поворотом показались покосившиеся домишки, которые не
стали лучше с того давнего времени, когда он проезжал мимо них,
наткнувшись тогда на красующееся над трактиром деревянное колесо с телеги,
зазывающее всех, кто едет, остановиться здесь на постоялом дворе.
Колесо висело на старом месте с прежним названием под ним: "О с ь в
к о л е с е".
Ферма спешился, и выскочивший парень с туповатым лицом и бегающими
глазами принял у него лошадь, чтобы отвести на конюшню.
Войдя в трактир. Ферма увидел возвышающегося за стойкой грузного
мужчину внушительного роста, совсем седого, но с лихо закрученными еще
темными усами, сразу напомнившими ему гвардейца, которого, как сказали
тогда в этом кабачке, выхаживала после ранения на поединке с мушкетером
миловидная крестьяночка.
Пьер заказал себе ужин и вина. Трактирщик услужливо принес бутылку
(предварительно намотав на нее паутину, свидетельницу старины) и, поставив
ее на стол, подсел к гостю.
- Куда изволите путь держать, сударь?
- В замок баронессы де Гранжери, дружище. Не укажете ли, как туда
проехать? Кажется, я бывал там, но давно, забыл дорогу. Да и не помню
таких баронов, де Гранжери.
- А как же! Ха-ха! - оживился трактирщик. - Года четыре назад король
пожаловал им такое звание, не знаю, за какие такие заслуги? Может быть, за
то, что сын у нее родился после смерти мужа. - И он громко расхохотался.
- Значит, в былое время не было таких баронов?
- Не было, не было! Эх, годы, годы! Время былое, - вздохнул
трактирщик, наливая стакан вина. - Память-то сдает, сударь! Что вчера
было, как ветром выдувает из головы, а вот давно прошедшее держится, колом
не вышибешь. Да и вышибать не хочется. Славное было время, сударь, при его
высокопреосвященстве господине кардинале Ришелье, не правда ли? Вам не
приходилось его видеть? Какой он молодец был, хоть ростом и не вышел! А
как на коне скакал, даром что духовного звания! Ха-ха! Впрочем,
генералиссимус!
- Мне пришлось раз с ним встретиться. А вам, дружище?
- Мне? Ха-ха! Мне-то приводилось - и не раз - видеть, как он мчался
мимо нашего строя на боевом коне, в доспехах, словно остался герцогом, а
не посвящен папой в кардиналы. Выпьем за его память!
- Мне бы хотелось выпить за память! Смотрю я на вас, дружище, и
вспоминаю, кого я видел тридцать с лишком лет назад лежащим в постели
после ранения в поединке с неким мушкетером.
- Придержите язык, сударь! И я что-то припоминаю. Ха-ха! Уж не вы ли
были тем шпионом, которого подослал ко мне его высокопреосвященство,
запретивший дуэли и среди своих гвардейцев? Я ведь не зря вас про него
спросил.
- Я рад, что вы меня припоминаете. Но я был не шпионом его
высокопреосвященства, а лишь советником парламента в Тулузе, стараясь
выяснить имя проезжего мушкетера, который дрался на поединке с вами.
- А зачем вам было его имя?
- Чтобы спасти невинного человека, обвиненного в убийстве дворянина
на поединке.
- Кто ж там кого убил?
- Убил маркиза тот самый мушкетер, который ранил и вас, дружище.
- Черт возьми! Ха-ха! - вскричал трактирщик. - Дело прошлое! Но не в
правилах гвардейцев его высокопреосвященства господина кардинала Ришелье
прощать своих врагов!
- Так вы действительно тот гвардеец?
- Конечно, я, сударь! Ха-ха! Ваше счастье, что я тогда шевельнуться
не мог, так отделал меня этот проклятый мушкетер, не то я, заподозрив
шпиона, проткнул бы его шпагой, как каплуна. Ха-ха! Но с тех пор, сударь,
как я женился на своей женушке, выходившей меня после ранения, и купил на
ее приданое этот трактир, не поднимаю больше руки ни на кого, разве что на
кур и поросят для господ проезжающих.
- Рад снова с вами встретиться.
- Выпьем, сударь, по такому поводу.
Трактирщик приободрился, привычным движением опрокинул в себя стакан
вина и наклонился к Ферма:
- Вы мой гость, сударь. У нас с вами давнее знакомство, так не
назовете ли вы имя того мушкетера? Честное слово, я готов тряхнуть
стариной, шпага у меня еще хранится в кладовке. Ха-ха!
- Мне бы не хотелось, дружище, называть имени этого мушкетера по
некоторым соображениям, могу лишь сказать вам, что он сейчас стал одним из
маршалов Франции.
Трактирщик-гвардеец многозначительно свистнул и налил снова вина и
себе и гостю.
- Тогда выпьем за его здоровье! - предложил он.
Жена трактирщика в высоком белом чепце со сморщенным, но румяным
лицом, принесла поднос с горячим ужином: жареного кролика с картофелем и
сыр.
- Я вас сразу узнала, сударь, и велела мужу подсесть к вам. Не верила
я, что вас тогда к нему подослали, уж больно сердечно вы со мной
поговорили.
- Тогда присаживайтесь к нам, хозяюшка, - предложил Ферма, - а потом
отведете меня в какую-нибудь комнатушку, где я смогу провести время до
утра, воспользовавшись пером, бумагой и чернилами, которые вы мне
принесете.
- Чего нет, того нет, сударь! - отрезал трактирщик. - Хоть мы с вами
и хорошо вспомнили старое-былое, но записывать это, как я разумею, не
стоит! Да и где нам найти эдакую редкость? Перо, бумагу, чернила? Ха-ха!
Да за тридцать лет, что мы здесь стоим за стойкой, у нас впервые такое
попросили. И хорошо делали, что не просили. Не люблю я писанины!
- Очень жаль, - вздохнул Ферма. - А шпагу своего мужа, сударыня,
советую вам перепрятать подальше.
- Шпага? Что шпага? Ха-ха! Захочу и буду на ней дичь жарить, как на
вертеле!
- Не слушайте вы его, сударь! Беда с ним, как напьется! Лучше
кушайте, приготовлено по-нашему, по-крестьянски. А я пойду постелю вам
постель. Небось устали с дороги.
Пьер Ферма закончил ужин и, оставив задремавшего у стола трактирщика,
поднялся вслед за хозяйкой наверх в отведенную ему каморку.
Оставшись один, он снова вернулся к мыслям о пространственных и
субпространственных местах, как он называл теперь невоображаемые фигуры
многих измерений.
Итак, жрецы бога Тота изображали, по существу, решение бинома в
квадрате, получая ряды наименьших прямоугольных треугольников. А если не
квадрат, а куб, фигура вполне реальная? Можно ли графически, как делали
древние жрецы, решить бином в кубе?
Понадобились мучительные раздумья, прежде чем лишенный пера и бумаги
Ферма все-таки силой своего пространственного воображения представил себе
куб, составив из отдельных частей, с шестью гранями, каждая из которых
представляла собой тот самый составной квадрат, который изобразили на
стене подземного храма египетские жрецы*.
_______________
* Примечание автора для особо интересующихся. Графическое
решение "бинома Ньютона в третьей степени" представлено на рисунке,
выполненном заслуженным деятелем науки и техники РСФСР доктором
технических наук профессором М. М. Протодьяконовым. Куб у него
складывается из кубов, среднего со стороной y и малого со стороной x,
расположенных по диагонали большого куба, со стороной x + y, трех
пластин объемом x\2 y и трех брусков объемом x\2 y, точно заполняющих
оставшиеся в большом кубе места от двух первых кубов. Объемы всех
этих фигур соответствуют: (x + y)\3 = x\3 + 3x\2 y + 3xy\2 + y\3.
(см. прилагаемый рисунок: Ostree36)
Но как ни старался Ферма представить себе субпространственное место с
четырьмя и больше измерениями, это не удавалось, пока он не забылся
наконец сном. А во сне эти "невоображаемые фигуры" возникали перед ним с
удивительной простотой и ясностью, но едва он проснулся поутру - они
исчезли, но сознание того, что он их видел, представлял, рассматривал,
осталось вместе с представлением, что они принадлежат к другой области,
чем "плоские места", а потому закономерность "плоских мест" для
"пространственных и надпространственных" не может иметь решений в целых
числах!
И доказать это во сне не составляло никакого труда, недаром он в
присутствии Луизы, подчиняясь своему математическому чутью, написал, что
уже имеет удивительное доказательство, и вот оно пришло к нему! Осталось
только дописать это его замечание на полях книги Диофанта! Или в замке
Гранжери, где найдется, несомненно, и перо и бумага!
Утром парень с туповатым выражением лица и сонными глазами вывел для
Ферма его оседланного иноходца. Трактирщик с женой провожали его как
давнего знакомого.
Распрощавшись с ними, Пьер Ферма отправился по обстоятельно
указанному трактирщиком пути.
Тучи рассеялись, выглянуло январское солнце, у Пьера повеселело на
душе, но главным образом потому, что он з н а л т е п е р ь с в о е
"у д и в и т е л ь н о е д о к а з а т е л ь с т в о", которое вчера
только нащупывал, ночью "увидел во сне"!
Ехать пришлось, как предупреждал гвардеец, довольно долго.
Изредка встречались крестьянские повозки, один раз промчалась карета
с гербом на дверцах, запряженная четверкой белых лошадей, но, конечно, не
из Гранжери. Баронесса увидела бы одинокого всадника на дороге, который
мог оказаться советником парламента, встречи с которым ждала.
И если во время вчерашней непогоды ему лишь чудилась похоронная
процессия, то сейчас, при солнечном свете, он сначала услышал далекий
погребальный звон, а потом увидел наяву траурное шествие, растянувшееся по
дороге к уже видимому кладбищу.
Впереди шествовал аббат в нарядном облачении с церковными служаками,
за ними гроб несли четверо крестьян, а следом тянулись одетые в черное
простолюдины, мужчины и женщины, вдова и нанятые плакальщицы горько
плакали, их стоны разносились в холодном воздухе, сливаясь с далеким и
грустным погребальным звоном.
Пьер Ферма придержал коня и, сняв шляпу, пропустил печальную
процессию мимо себя.
В прошлый раз, едва ли не на этом месте, он присоединился к
провожающим в последний путь дворянина де Гранжери, которому не привелось
при жизни стать бароном, каким стал его сын. Какова игра судьбы!
Пьер Ферма хотел было и сейчас пройти вместе со всеми на кладбище,
найти могилу де Гранжери, близ которой видел фигуру женщины в черном,
безутешную вдову, как олицетворение любви, горя и ненависти, посвятив
потом ей стихи, которые ей неизвестны. Но он раздумал, поскольку солнце
близилось к закату, дни в январе коротки, и нужно было еще добраться до
замка Гранжери.
Пьер Ферма направил лошадь бодрой иноходью к видневшемуся на холме
строению, ни разу не ударив коня, а лишь сжимая и разжимая колени,
заставляя тем чуткого друга выполнять желание всадника.
Замок оказался типичным загородным домом с мезонином и балконом, на
котором на фоне угасающей зимней зари вырисовывался силуэт прекрасной
женщины, какой запомнился Пьеру Ферма здесь тридцать с лишним лет назад.
Пьер даже зажмурился, чтобы видение исчезло. Ведь не могла же
безутешная вдова остаться неизменной с того далекого времени! Может быть,
это ее дочь? Но трактирщик говорил только о сыне, и то родившемся уже
после смерти отца.
Кто же она, явившаяся из прошлого демонической тенью дамы, пылавшей
любовью, горем и местью?
Глава седьмая
ПЕРСТЕНЬ КАРДИНАЛА
Человек хуже зверя, когда он зверь.
Р а б и н д р а н а т Т а г о р
У баронессы Орлетты де Гранжери никогда не было дочери, на балконе
своего замка, поджидая приезда советника парламента из Тулузы, стояла она
сама, спустившись потом при виде подъезжающего всадника.
Ферма был поражен необычайной ее внешностью. Седая прядь в ее волосах
цвета вороньего крыла, восхитившая кардинала Мазарини, теперь, подобно
речке от осенних дождей, разлилась, сделав серебристой всю левую часть
головы, оставив остальное нетронутым. Орлетта искусно пользовалась этой
своей особенностью и, оборачиваясь то одной, то другой стороной, как бы
меняла свой возраст чуть ли не вдвое.
Некую сверхъестественность ее обаяния ощутил и Пьер Ферма: в профиль
справа она казалась ему знакомой безутешной вдовой, требующей мести за
горячо любимого мужа, а повернувшись лицом в другую сторону, превращалась
в любящую заботливую мать взрослого барона.
Орлетта провела Ферма в дом, в просторную столовую, украшенную
деревянными имитациями охотничьих трофеев, подлинными рогами оленей и
клыкастыми кабаньими головами, усадила на стул с высокой резной спинкой и
оказывала ему всяческие знаки внимания, без умолку говоря о дошедшей до
нее славе Ферма как советника парламента.
Она украдкой вглядывалась в его усталое лицо, стараясь разгадать, кем
он был для нее: возможным помощником или врагом, как уверял ее Мазарини?
Открыл ли ему слабый мужчина Рауль де Лейе в страхе перед казнью ее
семейную тайну?
- Я знаю, что у вас, блюстителей закона, - вкрадчиво начала она, -
все основывается на бумагах, касающихся спорных земельных угодий. Я сейчас
прикажу их принести.
- Распорядитесь, сударыня, если это вас не затруднит, принести и
чистой бумаги, а также перо и чернила.
- Зачем вам бумага? Зачем перо и чернила? - насторожилась Орлетта.
- Вы думаете, сударыня, мне нечего будет записать?
- Нет, что вы! Я просто такая непрактичная, неумелая и...
беззащитная. Все будет исполнено, как вы пожелаете! Мне очень жаль, -
грустным голосом добавила она, отдав распоряжение вызванному слуге, - что
вам ради меня, оставшейся в жизни безутешной, придется выступать в суде
против графа Рауля де Лейе, с которым вы, кажется, связаны дружбой или
былой услугой? Не так ли?
- Я служу закону, сударыня, а не отдельным лицам, интересы которых
защищаю в том случае, когда они совпадают с моим представлением о
законности и справедливости.
- Как это украшает мужчину! Но как трудно понять вашу сокровенную
сущность, дорогой метр! Почему, например, вы, несомненно, рыцарь в душе,
не сообщили мне имени убийцы моего мужа, о чем я вас просила в горестное
мне время?
- Это имя, сударыня, спасло тогда графа Рауля де Лейе от позорной
смерти, но вас поставило бы лишь в затруднительное положение, поскольку
принадлежит сейчас маршалу Франции.
- Мой сын - воплощение дворянской чести - мог бы вызвать его на дуэль
и отомстить за смерть отца.
- Я не знаю более искусного дуэлянта, чем этот маршал Франции, и,
право, не хотел бы, чтобы вы испытали горечь еще одной утраты.
Орлетта вздрогнула.
"Еще одной утраты? На что намекает этот судейский? На роковую
семейную тайну, известную ему? На былую потерю Орлеттой Рауля, который
вместо того, чтобы жениться на ней, ждущей его ребенка, вероломно
предпочел эту кривляку Генриэтту с приданым, несмотря на то, что той было
все равно на ком остановиться: на кардинале Ришелье, на маркизе де Вуазье,
на графе Рауле де Лейе или на всех вместе, если бы это удалось!"
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг