И у такого человека запросто бывал мой босс!
Босс доверял мне и готов был направить меня в Африку, где я мог сделать
настоящий бизнес.
Так сплелись наши с ним карьеры".
Глава третья
ЭЛЛЕН
"Когда наутро после веселья с Эллен и боссом я явился в редакцию, голова
моя трещала и во рту было ощущение, словно я приютил в нем вчера нечищеный
зверинец.
Меня вызвал босс.
Он был бодр, энергичен, подвижен, и его несонные сегодня глаза смотрели
насмешливо.
- Хэлло, Рой, - сказал босс. - Четыре дня отпуска славному парню. Летите
со своей шикарной девушкой на Лонг-бич, в Майами или Калифорнию.
- О'кэй, - сказал я. - Мы поедем с Эллен на ферму к отцу.
Босс расхохотался.
- Всякая истинно деловая женщина на ее месте послала бы такую деревенщину,
как вы, к отцу на ферму и обратила бы внимание, скажем, на меня. Но мы
друзья. Возьмите чек.
Босс был просто очарователен.
Клянусь баром, я не надеялся, что Эллен согласится. Никогда нельзя было
сказать наперед, как она поступит. А она свистнула, подмигнула мне.
- О'кэй! - И собралась в одну минуту.
Ее аристократический предок, в присутствии которого она была почти
чопорной, как дама из Армии спасения, неодобрительно смотрел на меня
из-под великолепных бровей царедворца.
Через полчаса мы переправляли наш автомобиль на пароме, древнейшем из всех
суденышек, когда-либо плававших по мореподобному Хедсон-риверу. Ноев
ковчег, модернизированный "двумя тоненькими трубами раннего геологического
периода"!
Эллен стояла, перегнувшись через перила, и смотрела в воду. Там отражались
небо, облака и след реактивного самолета, который, кудрявясь, расплывался
в синеве.
- В чем красота? - сказала она, может быть, мне, а может быть, себе.
Я благоразумно промолчал.
- Почему красиво небо? Почему красива вода? Почему вообще красив простор?
Вы не думали об этом, Рой? Почему женскую красоту осмеливаются измерять с
портновским сантиметром в руках? Вероятно, красиво то, что неизмеримо и
недосягаемо... Совершенной красоты, как и полного счастья, нельзя
достигнуть.
Я посмотрел на Эллен и подумал, что если стоишь рядом с Эллен Сэхевс, то
расстояние до совершенства и умопомрачительного счастья, пожалуй,
измеряется дюймами. Я постарался высказать эту сверкающую мысль пояснее,
но Эллен не рассмеялась. Она была в мечтательном настроении. Предложить ей
вылить стаканчик в такую минуту рискованно.
А потом мы мчались по бетонному шоссе. У меня был открытый кар. Эллен
пожелала наклонить лобовое стекло, чтобы ветер завладел ее волосами. Он
сделал это с ветреной бесцеремонностью, о чем я с приличествующей
ревностью счел необходимым заметить, но она опять не рассмеялась.
- Послушайте, Рой. Вам не кажется, что эти скучные плакаты с рекламой
кока-колы, сигарет "Кэмел" и зубной пасты "Жемчуг" оскорбляют природу?
- Я не думал, мэм, что природа способна оскорбиться, как старая леди.
- Эх, Рой! Неужели вы парень только за стойкой!
Решительно мне сегодня не везло. А она продолжала:
- Иногда я завидую индейцам из резерваций, живущим в вигвамах.
- Там нет газа, ванн и клозетов.
- Молчите. Я хотела бы сейчас скакать верхом на мустанге, а не кататься по
этой застывшей блевотине бетономешалок.
Вот такой она была всегда. Хоть кого словом перешибет!
Я сказал, что мы будем проезжать мимо одной индейской резервации. Можно
сделать небольшой крюк.
Навстречу летели бензозаправочные станции крикливых раскрасок ненавидящих
друг друга фирм. Парни в форменных комбинезонах по обязанности
переругивались с конкурентами через дорогу и тщетно зазывали проезжих,
которых приучили в конце концов к высоким ценам на бензин.
Наконец мы увидели на обочине индейцев. Красивые, широкоскулые женщины с
густыми черными волосами и угрюмыми бурыми лицами - красной ведь была
только краска военных походов! - сидели чинно в ряд прямо на земле и
торговали экзотической дрянью.
Эллен велела остановиться, купила на восемь долларов сувенирного хлама,
напоминавшего о былой благородной дикости краснокожих, - нож для снимания
скальпов и томагавк (несомненно, Рипплайнстил корпорейшен!), туфли с
мягкой подошвой ручной работы, орлиное перо - и сетовала, что нет
головного убора вождя. В вонючую резервацию мы, к счастью, не пошли и
отправились дальше.
Вечером мы ехали уже по родным мне местам.
Черт возьми! Вдруг забывается все, что налипло на тебя в городе! Когда
вокруг такой воздух, не хочется виски.
Вот оно, наконец! Любимое место детских игр - невысокая скала, срезанная с
одной стороны так, что с дороги видны ее косые слои.
На миг я почувствовал себя мальчишкой, от ветра слезятся глаза.
Перед нами зеленым морем простирались поля кукурузы.
А когда мы спустились к берегу зеленого моря, то оказалось, что нам
предстоит нырнуть в него. Кукуруза поднималась стенами, почти смыкавшимися
у нас над головой.
Эллен совсем притихла, стала маленькой, ручной... Я даже погладил ее
локоть. Она улыбнулась.
Я тотчас остановил машину, и мы, взявшись за руки, углубились в кукурузные
джунгли. Эллен боязливо прижималась ко мне. Я взял с собой купленный
томагавк, готовый защищать ее от леопардов, аллигаторов и анаконд.
Небо закрывалось облаками из спелых кукурузных початков. Как, наверное,
радуется, глядя на них, отец!
В городе я всегда знал, что делать, а здесь был робким простофилей и
только боялся выпустить ее пальцы... Когда Эллен присела на землю,
окруженная могучими стеблями, я прилег около нее.
Она была грустна и, быть может, не замечала меня.
- Рой, хотели бы вы жить в другой стране?
- Нет, - признался я.
- Даже если бы я позвала вас?
- С вами хоть в Антарктиде, в пучине Тускароры, на Луне или на Марсе.
Она наклонилась и спутала свои волосы с моими.
Я был подлинным олухом и только дрожал.
- Э-э! Целуются, целуются! Э-э! Как не стыдно! Голубчики, любовники, кошки
на крыше!
Я порывисто обернулся на крик. Черт возьми! Это был веснушчатый парнишка
лет одиннадцати, с бандитской рожей, чумазый, перепачканный машинным
маслом или сапожной ваксой.
- Э-э! Как не стыдно! Э-э! - прыгал он на одной ноге...
Осел! Мне действительно было стыдно, что он не прав... Я замахнулся на
него томагавком. Эллен перехватила мою руку.
Тут я узнал своего племянника Тома, а он меня:
- Дядя Рой! Я не знал, что это вы, право, не знал. Я не стал бы
выслеживать. Как вы поживаете, дядя Рой, и вы, леди?
Он мгновенно стал воплощением изысканной вежливости и даже шаркнул ножкой.
(Правда, не по паркету!)
Эллен, улыбающаяся, счастливая, поднялась, подошла к мальчишке и потрепала
его рыжие волосы. Я дал ему приветственного щелчка. Все вместе мы вышли на
дорогу.
Около моего кара стоял трактор на резиновом ходу с прицепом, нагруженным
початками. Эллен обратила мое внимание - "Беларусь"!
- Ой, дедушка от радости подскочит выше кукурузы! - трещал сорванец. -
Сейчас такая жаркая работа. Приходится шпарить. Очень надо помочь. Ведь вы
поможете, не правда ли, дядя Рой?
- Это даже интересно, Рой! А почему бы не помочь? Прибавится впечатлений,
- решила Эллен, отряхивая платье от былинок.
Парнишка забрался на свой трактор, купленный у русских коммунистов.
- Уже вечер, - заметил я. - Ты едешь в последний раз на ферму?
- Что вы, дядя Рой! Дедушку и папу не утянешь дотемна даже катерпиллером.
Мне придется тащиться еще раз или два. Мы сегодня нажариваем с четырех
часов утра. Мама и бабушка скачут дома, как ковбои.
- Молодец! - сказал я. - Можешь считать за мной еще щелчок. Слезай.
Я сел на трактор. Эллен взяла мальчика к себе и доверила ему руль.
- У нас никогда не было такой шикарной машины! - восхищался паренек.
Они уехали вперед. Я тащился с прицепом. Наконец знакомый поворот. Вот и
здания фермы. Ого! Отец выстроил-таки механический ток. Да, я знаю, он не
мог не сделать этого. Он только потому еще и держится в неравной борьбе с
сельскохозяйственной компанией, что до предела механизирует свое маленькое
хозяйство.
Мама бежала ко мне по дороге. Я остановил трактор и тоже побежал к ней.
Она запыхалась, сняла очки в вычурной оправе, которые я прислал ей из
Нью-Йорка, сразу стала родной, знакомой, только уж очень морщинистой и
сухой, костлявенькой, когда я ее сжимал в объятиях.
Мы вместе пошли по дороге. Навстречу вприпрыжку несся Том, чтобы привести
оставленный мной трактор.
Мать утерла платком глаза.
- Вот даже ребенку нет отдыха, - вздохнула она.
- Ничего, ма, мы приехали с Эллен на несколько дней и поможем в уборке.
- Ой, как же можно! Она такая леди! У нее богатые родители?
- У нее богатая родословная, не хуже, чем у знаменитого скакуна. Она сама
предложила мне помочь вам.
Пока Эллен переодевалась, а мать хлопотала по хозяйству, мы с Томом и
сухопарой сестрицей Джен разгрузили прицеп.
Вышла Эллен, совершенно прелестная в мальчишеском комбинезоне, в платочке,
завязанном под подбородком "а ля рюсс". Я тоже успел надеть комбинезон,
отцовский, перепачканный, и выглядел героем пролетариата.
Маскарад нам пригодился. Отца и зятя мы застали за починкой кукурузного
комбайна. Наскоро поздоровавшись, я полез под машину с гаечными ключами.
Эллен, стоя на коленях, подавала мне инструмент.
Когда я вылез, отец шепнул, что это хорошо, что она не боится работы. Он
был все такой же, отец, в мятой старой шляпе, в затасканном пиджаке,
покрытом масляными пятнами, рыхлый, но подвижный, седой, с кирпичным,
обветренным и унылым лицом.
Стало совсем темно. Я освещал дорогу фарами. Мы с отцом примостились на
тракторе вдвоем. Эллен и Том ехали на прицепе и пели веселые песни.
Старательный зять вел сзади комбайн.
- Очень плохо, сынок, - говорил отец. - С одной стороны душит банк. Я же
не мог обойтись без ссуды. Надо было построить ток, купить этот комбайн.
Хотел подешевле, а он портится... С другой стороны - эти оптовые цены. Их
опять снизили на четыре с половиной процента. Эх, если бы объединиться
всем оставшимся фермерам и самим сбывать кукурузу!.. Ведь подумать только,
сколько мы теряем! Да, мало нас осталось, еще не разорившихся... и каждый
смотрит в сторону... Как тут выдержать? Спасибо, хоть ты немного долларов
присылаешь... Рассчитываешь хорошо заработать? Так, сынок? Храни тебя бог,
дорогой Рой! А у меня концы с концами не сходятся. Разве я могу нанять
работника? Я бы сразу разорился... Ты правда сможешь помочь в эти дни?
Тогда я, пожалуй, выскочу...
Я глубокомысленно сказал отцу:
- Не в долларах счастье, а в миллионе долларов. - Я думал о дневнике.
Поздно вечером все собрались у стола. Том так и уснул, уронив рыжую голову
рядом с тарелкой и не выпустив вилки из руки. Отец важно восседал в
старинном, прадедовском кресле, тщательно ремонтируемом всеми поколениями,
и просматривал газеты. Мать умилялась, глядя на Эллен, которая, не
поднимая головы, штопала носки Тома. Я смотрел на нее и удивлялся. Джен
вздыхала, разглядывая ее костюм, прическу, туфли и профиль. Зять
старательно таращил осоловевшие от усталости глаза и не уходил из уважения
к гостям.
- Что это вы тут пишете, сынок? Зачем вместо разрядки вам опять
понадобилась "холодная война"? Что вы хотите заморозить?
- Хотя бы священное статус-кво, - неохотно отозвался я.
- Я не понимаю вашей латыни, но если африканцы не хотят нас, то нечего им
грозить... натравлять их друг на друга... да еще и подсовывать одной
стороне ядерную бомбу... Мало нам руанского взрыва? Или нужен еще
какой-нибудь чикагский взрыв?
- Чепуха! Америка будет в стороне, она здесь ни при чем. Африканцы могут
взрывать свою Африку хоть ко всем чертям.
- Постой, но ведь ты собираешься туда?
- Что ж делать, па, журналисту нужны впечатления. Для обмена на доллары!
И тут мать залилась слезами:
- Ты погибнешь там, мой мальчик!..
- Вот-вот! Хорошо бы все американские матери поплакали... заблаговременно,
- ворчал отец.
Ну что я мог ему объяснить, этому простаку? Разве он в состоянии уяснить,
что ядерное оружие послано нам богом как оружие справедливости, которым
можно сдерживать наступление коммунизма на свободный мир. И с ним можно
говорить лишь с позиции силы, по всему миру защищая наши национальные
интересы!
Он ответит, что все это давно читал, и упрямо качнет головой...
Эллен ночевала в комнатушке Тома, которого Джен взяла к себе. Ночью дверь
комнатушки оказалась запертой. Пристыженный, я пошел спать на улицу под
гигантским старым вязом, ветви которого в свое время облазил.
На рассвете отец поднял меня. Эллен была уже готова, снова мальчишески
прелестна, в платочке, с опущенными, чуть лукавыми глазами.
Мы проработали три дня, три счастливейших дня моей жизни. Я даже полюбил
эти семейные вечера с открытым ртом Тома, с искрящейся завистью Джен,
вялой тупостью зятя, хлопотами матери и воркотней ничего не понимающего в
политике отца, зудящего об оптовых ценах, ссудах, процентах, удобрениях,
конкурирующей компании, бессовестной и во всем виноватой, о механизации,
снова о ценах, процентах и ссудах, которые до смерти нужны и которых негде
взять... Что-то чистое, патриархальное, бесконечно уютное и честное было
во всем этом!..
А Эллен! Я готов был стать фермером, всю жизнь забрасывать механической
швырялкой размельченную кукурузную массу в башню для силосования, лишь бы
мне помогала совсем новая, удивительная Эллен. А как она разговаривала со
старшими! Почтительно, не поднимая глаз и всегда находила себе
какую-нибудь работу. Или она превосходная актриса, решившая поозорничать,
или сокровище!
Отец и мать, даже досадующая на все Джен были без ума от нее. Отец
подмигнул мне и сказал, что к моему возвращению из Африки приторгует для
меня соседнюю ферму. Бедняга Картер совсем разорился, все идет с молотка,
можно будет купить хозяйство за бесценок.
В последний вечер Эллен, отвечая на расспросы отца, рассказывала о себе.
Да, она кончает сейчас колледж. Теперь модны точные науки. Может быть,
станет преподавать их или устроится на другую работу.
Отец вздыхал и подмигивал мне.
- Работа? На ферме ее хоть отбавляй!
Родители ее давно умерли, она их не помнит, продолжала Эллен. Старый
мистер Сэхевс воспитывает ее и хочет от нее очень многого. Она еще знает
языки. Может быть, это тоже пригодится.
- Вот Тома обучите! - смеялся старик. - Он будет водить по ферме
иностранных туристов и показывать им, как надо хозяйствовать.
Эллен сказала, что в последний вечер хочет погулять.
Мы пошли с ней в гору, к лесу. Перед нами была уходящая в небо тень, за
нами - лунное море равнины.
- Слушайте, Рой. Я хочу проверить вас. Возьмите апельсин.
- Вам очистить его?
- Нет. В состоянии вы положить его себе на шляпу? Я отойду на двадцать
шагов. Не бойтесь, я не промахнусь.
- Из чего? - усмехнулся я.
Но она достала из сумочки настоящий револьвер. Я только развел руками:
- Если вам хочется продырявить мою голову, то пожалуйста. Но я рискую не
из смелости, а будучи уверен, что при лунном свете вам и в голову мне не
попасть, пусть она даже распухнет от изумления.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг