Казанцев А. Рецензия: Л. Лукина и Е. Лукин, "Ты, и никто другой", сборник
научно-фантастических произведений. рецензии на него Тупицына и Войскунского,
213 стр. // Фэнзор: Любител. журн. по проблемам фантастики и фэндома
(Севастополь).- 1990.- © 2 (2).- С. 43-61.
Нttp://www.fandom.rusf.ru/about_fan/kazantsev_8.Нtm
Выложено с любезного разрешения С. Бережного - Пер. в эл. вид Ю. Зубакин,
2002
Л. Лукина и Е. Лукин, "Ты, и никто другой", сборник
научно-фантастических произведений. рецензии на него Тупицына и
Войскунского, 213 стр.
РЕЦЕНЗИЯ
Недавно в Союзе писателей СССР состоялась встреча с приехавшим в
качестве гостя американского посольства в Москве американским
писателем-фантастом, профессором Ганном. Он преподает научную фантастику в
Калифорнийском университете и руководит, создавая учебники, преподаванием
научной фантастики в 2000 колледжах в США. Он делит научно-фантастическую
литературу на "твердую" (по его терминологии) фантастику и псевдофантастику
(фантасмагорию, если подыскать соответствующее русское слово). Профессор
Ганн выдвинул идею о патентовании выдвинутых в научной фантастике научных и
технических идей. Именно такая фантастика прежде всего привлекает
практических деятелей Америки, стремящихся получить от такой литературы не
только издательские дивиденды. Развлекательная же фантастика, допускающая
любой вымысел ради отвлечения от действительности, но имеющая
распространение и читательский успех, профессора Ганна интересует меньше
всего, чего нельзя сказать о некоторых наших советских фантастах.
В 1983 году Госкомиздат СССР провел коллегию по научно-фантастической
литературе, где были подвергнуты критике произведения абстрактные, идущие
на поводу у той западной фантастики, которая порывает с реальностью, служа
или развлекательности, или откровенной антикоммунистической и антисоветской
пропаганде, вроде "звездных войн", где нагло используются имена из
знаменитого романа Ивана Ефремова "Туманность Андромеды", присвоенные
галактическим негодяям, развязывавшим галактические войны. Влияние
бездумного перепечатывания американской фантастики у нас в СССР безусловно
сказывается на путях и исканиях молодых фантастов. И плохую услугу
оказывают им некоторые семинары, проводимые под эгидой Совета по научной
фантастике и приключениям Союза писателей СССР. В качестве такой плохой
услуги можно указать на рецензию тов. Войскунского на предлагаемый сборник
Лукиных "Ты, и никто другой", где он ссылается на свое знакомство с
авторами на семинаре в Малеевке, и где он всячески поддерживает направление
их творчества. Приходится лишь искренне сожалеть об этом, ибо этот
рецензент по своим литературным воззрениям резко расходится с решениями
коллегии Госкомиздата СССР, где главным в научной фантастике было признано
создание произведений, которые бы увлекали молодых читателей, прививали им
интерес к науке и технике и способствовали бы возрождению интереса молодежи
к техническим втузам, который ослаб за последние годы, нанося урон нам в
деле развития научно-технической революции, поскольку во втузы идут все
менее способные и подготовленные молодые люди.
Как видим, идеологическая борьба происходит не только между нашим
социалистическим лагерем и капиталистическим миром, но и даже внутри нашей
страны, в частности, в области научно-фантастической литературы.
И потому, конечно, любая книга в любимом читателями жанре научной
фантастики не может рассматриваться без учета решений коллегии
Госкомиздата, о которой я упомянул. И мне, как члену редколлегии
Госкомиздата СССР по межиздательской тридцатитомной библиотеке научной
фантастики, искренне жаль, что руководство товарищей войскунских на
семинарах заводит начинающих фантастов в тупик.
Конечно, тов. Тупицын прав, анализируя сборник, допускающий
двусмысленные идеологические толкования и бесспорно не являющийся
самостоятельным в отношении тем и литературных приемов. Тов. Тупицын
справедливо вспоминает некоторые неудачные произведения бесспорно одаренных
бр. Стругацких, скажем, "Хищные вещи века", "Тройку". Я хочу напомнить, что
эти произведения подвергались серьезной партийной критике, однако "Дикие
лебеди", в нашей стране не печатавшиеся (продолжение "Тройки"), помимо воли
авторов были вслед за публикацией в антисоветском журнале "Грани"
предыдущей их повести изданы в антисоветском издательстве "Посев" в
Мюнхене.
Стругацкие долго бились за то (мне пришлось рецензировать их рукопись),
чтобы опубликованная в журнале "Аврора" повесть "Пикник на обочине" была бы
включена в их отдельную книгу, от чего в рассмотренном мной виде я их
предостерегал, однако они опубликовали повесть почти без изменений, и она
вызвала опять-таки серьезную партийную критику, с которой издательство
"Молодая гвардия" полностью согласилось.
Но на этом дело не кончилось. Режиссер Тарковский решил экранизировать
повесть, поставив фильм "Сталкер", крайне своеобразный и многозначительный,
допускающий разные толкования. Он отошел от лобового утверждения
Стругацких, что инопланетяне прилетели, нагадили на Земле и улетели. В
фильме же их "поганые и опасные следы" могут восприниматься как
человеческая деятельность. Стругацкие призывают зрителя думать, думать и
думать. Что же хотел сказать режиссер Тарковский? В чем он оказался по ту
сторону черты, стал невозвращенцем, ставя за рубежом фильмы, один из
которых носит многозначительное название "Ностальгия".
Я остановился на всем этом, чтобы проанализировать ту обстановку,
которая влияет на становление новых писателей-фантастов. Нельзя забыть
критических завываний недавнего времени апологетов так называемой
"философской фантастики" (не обязательно марксистской), где одну из главных
скрипок играл "критик" Нудельман, который вещает теперь перед микрофоном
радиостанции "Свобода", оказавшись агентом ЦРУ.
К сожалению, даже такой орган, как "Литературная газета", не понял сути
идеологической диверсии "нудельманов", которые хором кричали о том, что в
"истинно философской фантастике" нужно отказаться от всяких технических
побрякушек в стиле "устаревшего Жуля Верна" и прославляли произведения, где
в скрытом виде критиковались не только недостатки нашего времени, но и
пути, избранные нашим народом для построения коммунизма.
И совсем уже горько, когда на заседании коллегии Госкомиздата в 1983
году пришлось не только автору этих строк, но и другим ораторам подвергнуть
разгромной критике статью В. Ревича, опубликованную Литгазетой ко времени
заседания коллегии, с обзором научной фантастики последних лет. В. Ревич
радостно восклицал в статье, что вот теперь-то, когда появились
произведения о чертях, домовых и прочей нечистой силе, из фантастики,
наконец, будет изгнана наука и техника, якобы мешавшая ей стать
художественной. "Литгазета" ответила Госкомиздату "круглым столом", где
участвовали только писатели, исповедующие "демоническую литературу",
фантастическую сказку или фантасмагорию с "вольным вымыслом", но отнюдь не
авторы реальных, зовущих читателей к нашим идеалам, произведений.
Мне, старейшему из фантастов, приходится, не складывая идеологического
оружия, постоянно бороться со всеми отклонениями от твердой позиции
партийной литературы, найдя поддержку в лице Госкомиздата СССР, и
воспринимаю обращение Госкомиздата РСФСР как проявление той же партийной
позиции, отраженной в свое время в ряде выступлений журнала "Коммунист",
"Журналист" и др. изданий, где подвергнута была критике основная позиция
апологетов философской фантастики о праве на изображение будущего с самых
разных идейных позиций, что прямо перекликается с такой цитатой, взятой
мною из журнала "Америка" (© 159) "Существенная разница между старыми
утопическими произведениями (Томас Мор, Кампанелла, А.К.) и новым утопизмом
заключается в том, что первые предлагали очень мало... общество как
таковое, играло второстепенную роль и структура его зависела лишь от
мышления самого писателя (К. Маркс, Ф. Энгельс, В. Ленин! А.К.). Новая же
литература о будущем основную роль отводит обществу и дальше больше: она
предполагает множество вариантов (!! А.К.), из которых можно выбрать лучший
из всех возможных будущих миров (конечно же, не марксистский! А.К.)" Если
сравнивать призывы апологетов "философской фантастики", начиная с
Нудельмана, то эта цитата из журнала "Америка" целиком совпадает с их
высказываниями. Действительно, идеологическая борьба происходит не только
между лагерями социализма и капитализма, но даже и внутри нашей страны, где
ее очень удобно маскировать под свободную фантастику, что делал
небезызвестный Абрам Терц (эмигрировавший после отбытия заключения
Синявский).
Вот теперь, после вступления, имеющего, на мой взгляд, принципиальное
значение, я могу рассмотреть не только рукопись Лукиных, но и две рецензии
на нее, отражающие противоположные течения в советской научной фантастике.
Причем течения, которые Госкомиздат РСФСР, так же, как и Госкомиздат СССР,
оценит с идеологических позиций.
Итак, о рукописи Лукиных "Ты, и никто другой".
Я уже сказал, что к научной фантастике рассказы Лукиных отношения не
имеют, они никуда не зовут читателя, не заражают его идеями, не возбуждают
у него тягу к знаниям, не направляют пути молодых людей во втузы.
Обязательно ли это для любой советской книги? Это нельзя утверждать
однозначно. Фантастика нам нужна разная, но непременно наша по своим целям,
а никак не устраивающая журнал "Америка". Можно говорить лишь о том, что
нам в первую очередь нужнее, принимая во внимание бумажный дефицит?
"Танковый прорыв" через "идеологические крепости враждебной стороны" или
отвлечение развлекательностью или аллегориями?
Пожалуй, говоря о рукописи, особенно впечатляющим будет простой
перечень ее героев. Попробуем непредвзято перечислить их:
фотограф-фарцовщик Мосин, беззастенчивый "левак", обогащающийся в служебное
время на служебном оборудовании и таких же материалах, бегущие к нему
спекулянты и мещанки-покупатели, готовые переплачивать за модное "барахло",
беспомощный начальник из руководства НИИ, неведомо чем занимающийся, но
неспособный водворить порядок в подведомственном учреждении, и рядом с ним
(через волшебный забор) - бездумные персонажи из будущего, безграмотные,
легкомысленные, оказывающиеся детьми, играющими в историю, и вместе с ними
и взрослые наши потомки с русской, но испорченной жаргоном речью и женскими
именами у мужчин, безответственно не понимающих опасной игры детей с
предоставленной им энергией и "проколом" во времени.
Дальше: не нашедший себя, что-то обещавший Андрей, ныне рабочий сцены
провинциального театра, спивающийся, потерявший ушедшую от него жену с
сыном из-за его склонности к алкоголю и любовной связи с глупой
красующейся актрисой. Его собутыльники во главе с горьким пьяницей
Васей-Мишей, скрывающимся в рабочее время в театральных закоулках и тщетно
разыскиваемым беспомощным администратором Банзаем, тупым и безвольным.
Товарищи, покрывающие приятеля, пренебрегая своими обязанностями (увы, так
представлен, даже помимо воли авторов, _обобщающе_ наш рабочий класс!)
Наконец, "герой-космонавт" Чарыев, одиночка-супермен, преодолевающий
несусветные препятствия и, не раздумывая, вступающий в бой с чужепланетными
аппаратами, не считаясь с возможными последствиями для родной Земли, на
деле же просто попавший в инопланетный развлекательный аттракцион, сводящий
его подвиги к нулю. Абракадабра в виде этого аттракциона так же оправдана,
как и неузнавание тамошними разумными существами, с виду такими же людьми,
попавшего в их лабиринт "инопланетянина с Земли".
Потом худосочный поэт-карьерист Перстков, только и помышляющий о своей
второй книжке стихов, его приятель, грубиян-актер, у которого ничего не
чувствуется за душой, радующийся тому, что мир перекосился и стал
неузнаваем и безобразен, и друг их художник Сидоров, "авангардист", пишущий
картины в излюбленном журналом "Америка" левацком стиле принципом "я так
вижу!" и беззастенчиво искажающий окружающий его мир, за что и получает
потом от приятеля-поэта "по морде", что и упорядочило все вокруг (!) Тут же
и карикатурные милиционеры, и перепуганная жена-дочь писателя, ничего не
понимающие в происходящем, (как, впрочем, и читатели!).
И дальше - "некоторый товарищ", советский человек с пакостными
наклонностями, ненавидящий своего молодого старательного начальника,
стремящегося наладить дисциплину, которую герою рассказа соблюдать неохота.
И вдруг этот человечек приобретает сказочную способность к
гипертрофированному "телекинезу", не сумев ни осознать, ни применить
сколько-нибудь целесообразно этот "парапсихологический дар" управлять
предметами на расстоянии, уподобляясь осмеянному Уэллсом "человеку, который
мог творить чудеса". Столь же серенькая его сослуживица с ярлыком "яркая".
И в заключении - собрание равнодушных и бездеятельных бюрократов,
членов комиссии, обследующей замороженную стройку, которые встречаются там
с местным "домовым" по кличке "Строительный", заимствованным из модной
"демонической литературы". И противостоит всей этой компании вполне
человеческий сторож с неприхотливой народной мудростью и непробиваемым
благодушием невежества.
Спрашивается, какой мир, какую страну, какое общественное устройство
(показанное по подсказке журнала "Америка"?) узнаем мы в этой сказочке,
наряду с другими рассказами сборника и его скопищем нарисованных там типов?
Легче всего было бы признать, что сам по себе перечень этих героев
говорит об идейной неполноценности возможной книжки, где показаны лишь
ОТРИЦАТЕЛЬНЫЕ ГЕРОИ, которые, если принять их обобщенно, как литературных
героев, не могут отразить ни нашего времени, ни нашей страны.
Но мы были бы близоруки, если бы не учли, что эти литературные типы
нарисованы авторами художественными средствами, а это уже немало!
Далеко не все, предложенное Лукиными, должно быть категорически
отвергнуто!
Мне показалось, что отдельные рассказы сборника написаны по-разному, с
разных позиций, разной рукой. Нельзя даже сравнивать фантасмагорию "Для
крепких нервов" с большим рассказом, почти повестью, "Фотограф и каникулы".
Или такую же фантасмагорию "Не верь глазам своим" и "демоническую сказочку"
"Строительный".
Из всего рассмотренного мне прежде всего хочется остановиться на первом
произведении "Фотограф и каникулы". Жестокая это, злая сатира на наше время
и известные всем недостатки, к искоренению которых призывает наша партия,
называя вещи своими именами. Герой рассказа фотограф Мосин, безнравственный
человек, фарцовщик по определению рецензента Тупицына, нагло использующий
служебное время, оборудование и материалы для выполнения "левых" заказов в
целях обогащения, встречается со спекулянтами, перекупщиками,
мещанками-покупательницами, с людьми нашего времени, которые немногим
лучше его; кто-то из них заказывает левую работу, кто-то покупает
заграничное барахло, кто-то безуспешно пытается заставить Мосина заниматься
своим делом. Авторы забавно, хотя и не слишком оригинально, переправляют
его в иной мир, очевидно, смещенный во времени, где он получает сказочную
возможность обогатиться не просто заграничным, а "иновременным" "барахлом",
удовлетворяющим вкусам его покупателей: колготки, жевательная резинка,
поясок, предел ограниченных мечтаний любителей "не нашего". Вещички эти
оказываются с волшебными свойствами! Сбыт они находят по завышенным ценам,
желанным для героя рассказа.
Совершенно прав рецензент Ю. Тупицын, видя в этом волшебном окне-дыре в
будущее те каналы, которыми пользуются фарцовщики в наше время. Читатель
вправе понять это так.
Оказавшийся переброшенным в будущее фотограф, думая, что он находится
на киносъемочной площадке, попал в детскую игру (в результате которой и
пробита межвременная брешь). Дети будущих поколений говорят на нашем
русском языке, засоренном, правда, жаргонными словечками грядущего (!).
Живут они в неясном мире неопределенных общественных отношений.
Я далек от мысли рекомендовать писателям показывать в таком рассказе
черты осуществленного коммунизма, но отсутствие этого в рассказе должно
быть оправдано. Авторам следовало бы досказать недосказанное, а заодно и
сделать свое повествование более достоверным. Ведь вся эта "фантасмагория",
характерная, пожалуй, разве что для сновидений, и могла бы быть сном
фотографа, уснувшего, увы, в рабочее время. Но такой сон мог бы иметь
далеко идущие последствия, дав Мосину возможность увидеть себя со стороны,
притом самой неприглядной, сравнив себя с увиденными им людьми будущего,
пробудить в нем (неизвестно насколько!), но все-таки пробудить желание
стать другим, жить по-иному.
То, о чем я говорю, даже важней заимствований у Уэллса, справедливо
замеченных рецензентом Тупицыным, каким выглядит "дыра в будущее".
Рассказ Лукиных много выиграл бы от этого небольшого, но значимого
дополнения.
Второй рассказ об опустившемся в пьянстве рабочем сцены Андрее,
увидевшем в театральном закоулке "миражик" (окно в будущее), тоже может
быть сделан во вполне реалистическом виде, если связать это "видение" с
постоянным состоянием опьянения Андрея, послужившим причиной его падения и
жизненных неудач. Общаясь со своими приятелями, непробудными пьяницами,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг