ряясь в тёплом ещё, жидко-сиреневом воздухе.
Я долго стоял у окна, ни о чём не думая, ни на что не надеясь -
просто прислушивался к деловитому звону кузнечиков, к далёким петуши-
ным выкрикам, к еле заметному ветерку - и почему-то не мог оторвать
глаз от стынущей синевы, которую уже кое-где пробуравили острыми свои-
ми лучиками первые, самые нетерпеливые звезды.
Негромкий стук в дверь застал меня врасплох. Я дёрнулся так, что
чуть было язык не прикусил, и сердце вдруг ухнуло куда-то вниз, в нео-
жиданно открывшуюся гулкую пустоту.
Впрочем, всё это длилось не больше секунды. В самом деле, что же
я так? Словно мне три года, а там, с той стороны - ждёт меня Кробастл.
Было у меня в детстве такое страшилище.
Сейчас и не вспомнить, сам ли я его выдумал, или напугал кто-то
из старших, в воспитательных целях. Мол, если не доешь манной каши...
Но очень скоро я уже верил в Кробастла безоговорочно, и как ни убежда-
ла меня мама, как ни подшучивал надо мной отец, я знал - во тьме зата-
ился Кробастл, и он очень хочет забрать меня. Я почти видел его - при-
земистого, необъятно-широкого, в издевательски строгом чёрном костюме.
А из рукавов торчат зелёные, в склизкой чешуе, болотом пахнущие лапы.
На каждом пальце, изогнутый хитрым рыболовным крючком, бурый коготь. А
головы и вовсе нет - лишь какой-то расплывшийся нарост поверх плеч, и
из этого нароста смотрят тухлым взглядом узенькие, едва заметные глаз-
ки.
Он заберёт меня, уведёт к себе, во тьму, а там... Я боялся ду-
мать, что же там, но воображение не больно слушалось мозгов, оно упря-
мо рождало картины. Вернее, лишь кусочки картин, но кусочки складыва-
лись во что-то столь гадкое, что я захлёбывался отчаянным рёвом.
Взрослые чаще всего не понимали, что же со мной случилось. А я сперва
было доверчиво объяснял, кто стоит за дверью, а потом понял, что самое
правильное - молчать. Именно тогда сделал я страшное открытие - есть
на свете такие вещи, от которых мама с папой не защитят. Вещи, с кото-
рыми приходится воевать самому.
А воевать пришлось, потому что Кробастл совсем уж обнаглел. Он
снился едва ли не каждую ночь, он, чуть только темнело, прятался за
сиреневую ткань штор, он глядел на меня ночью с потолка, по которому
проплывали нервные блики машин с улицы. Я понял, - а ведь мне тогда не
было и пяти, - что дальше так продолжаться не может. Или он очень ско-
ро просочится сквозь хлипкую, стоящую между нами дверь и, сдавив ког-
тистыми пальцами мой локоть, уведёт туда, или... Мне ужасно не хоте-
лось делать или, но чем больше я размазывал слёзы по щекам, тем яснее
становилось - другого пути нет.
И когда родители, уверенные, что посмотрев вечерний мультфильм,
их сын видит безмятежные сны, глядели в соседней комнате очередной
скучный сериал про вредных тёток и дядек, я вылез из постели, щёлкнул
кнопочкой ночника. Его свет, хоть и мутновато-тусклый, всё же придал
мне уверенности. Да и Топтыжка, плюшевый медвежонок, ободряюще глядел
из угла жёлтыми пуговками глаз. И я, на цыпочках подобравшись к двери
кладовки, рывком распахнул её.
Оттуда на меня пялился Кробастл.
Войди сейчас встревоженная мама, она бы, конечно, обнаружила
только груду коробок и пыльные банки с огурцами, но у меня-то было
совсем иное зрение, и я видел его - пристально, с нехорошим весельем
щурившегося на меня, и жуткие пальцы медленно сжимались и разжимались,
и из невидимой щели рта исходило гнилое, мёртвое дыхание.
- Уходи, Кробастл! - сумев всё же не заплакать, прошептал я. - Я
тебя больше не боюсь, вот! Даже если ты меня съешь, всё равно не бо-
юсь. Потому что ты - злой, и вообще тебя нет. Потому что, - тут я сде-
лал напряжённую паузу, удивившись, как это Кробастл до сих пор не
схватил меня за горло, и докончил прерывистым, хриплым, точно бы и не
своим голосом, - потому что тебя не должно быть!
И тут он еле заметно кивнул мне, будто соглашаясь, а потом...
Чёрный костюм его вдруг расплылся, стал нечётким - а может, причиной
тому послужили выступившие не к месту слёзы - и грязным облаком утя-
нулся в незаметную какую-то щель. Зелёные чешуйчатые руки высохли и
вмиг оказались безобидной пластмассовой вешалкой. Дольше всех остава-
лись глаза - злость уже испарилась из них, и теперь там светилось
странное, безнадёжное и вместе с тем привычное понимание. Потом и гла-
за растаяли в пыльной полутьме кладовки.
И тогда я наконец понял, что Кробастла в моей жизни больше нет. И
что прогнал его - я сам. Не Илья-Муромец с мечом-кладенцом, не милици-
онер с чёрным пистолетом, а всего лишь я - пятилетний мальчик Лёша,
который до сих пор ещё, стыдно сказать, иногда писается ночью.
И мне сделалось чуть ли не до слёз грустно - зачем же я так дол-
го, так уныло и бесполезно боялся?
Я отогнал не к месту хлынувшие воспоминания. Да и не нравилась
мне эта страница биографии. Хотелось верить, что кроме буйной детской
фантазии, ничего тогда и не было. Потому что иначе... Хорошо ещё роди-
тели не потащили к психиатру. Прибавилось бы тогда на всю жизнь проб-
лем. А может, всё куда серьёзнее? Уже тогда, двадцать лет назад, про-
тянула ко мне пальцы пустота. Безнадёжная, унылая - и в то же время
нечеловечески сильная. Пытаясь урвать ошмётки этой запредельной силы,
и крутится вся эта шваль - Солдаты, Рыцари, Адепты. Совершают ритуалы,
приносят жертвы.
Да, защитил меня тогда, в сопливом детстве, ангелхранитель. Но
вот если взять нынешние сны... Мухи на распухшем языке. Голые, освежё-
ванные стены кельи. Пригнувшая меня к земле чёрная музыка. Неспроста.
Чем-то зацепил я этих, снизу. Вот и суетятся. Ну да Господь не оста-
вит.
Ладно, хватит. Сейчас бы с нежданным гостем разобраться. Кто бы
это мог быть? У Никитича свой ключ, значит, к нему ктото ломится. При-
дётся визитёра опечалить, тем более, что мне неведомо, куда конкретно
ушёл старик расслабляться.
А на пороге стоял не кто иной как настоятель храма, отец Николай.
Ничего себе встреча!
- Здравствуйте, Алексей Юрьевич, - не обращая внимания на мою
растерянность, приветливо произнёс он. - А я, собственно говоря, к
вам.
- Заходите, конечно, заходите, - забормотал я, отступая от двери.
- Я, право, не знаю, чем обязан.
Сейчас, в тёмно-сером подряснике и стоптанных сандалиях, он ка-
зался куда проще, чем утром, на службе. Сразу видно, что и лет ему не-
мало, и проблемы замучили, и язва, наверное, покою не даёт.
Со двора неслышно появился Волчок, встряхнулся и коротко тявкнул.
- Не обращайте внимания, батюшка, се зверь кроткий, - проговорил
я с внутренней усмешкой. Давно ли почти такими же словами успокаивал
меня Никитич?
- Да мы с Волчком прекрасно знакомы, - благодушно пробасил свя-
щенник, нагибаясь к псу и гладя того по свалявшейся тёмной шерсти. - Я
эту живность ещё слепым щенком помню. Любит Федя собак, ну, и они ему
взаимностью отвечают.
Волчок вновь тявкнул - на сей раз подтверждающе. Посмотрел на ме-
ня каким-то оценивающим взглядом и не спеша удалился во двор - нести
сторожевую повинность. Интересно, если к Никитичу и впрямь кто вломит-
ся, много ли будет проку от смиренного двортерьера?
- Видите ли, Алексей Юрьевич, мне надо поговорить с вами, - про-
должил отец Николай, заходя в комнату. - Узнать местоприбывание ваше
мне, как понимаете, труда не составило. Свойство маленьких городков -
новости распространяются молниеносно.
- Садитесь, батюшка, - пододвинул я ему единственный приличный
стул, с изящно выгнутой спинкой. - Знаете, я, кажется, догадываюсь, о
чём вы хотели поговорить.
- Совершенно верно, - кивнул он. - О Мише Званцеве.
- В таком случае вы уже третий.
- Да? - с интересом протянул священник. - И кто же, если не сек-
рет, мои предшественники?
- Не секрет. Фёдор Никитич - вы его, надо полагать, знаете. Ну, и
мальчик ещё один, Мишин приятель.
- Не густо, - усмехнулся отец Николай. - Опасаются люди.
- И чего же они опасаются? - я непроизвольно хмыкнул.
- По-моему, вы и сами догадываетесь, - негромко сказал отец Нико-
лай. - Но лучше перейдём к делу.
- Минутку, - перебил его я. - У меня такое ощущение, что разговор
наш выйдет долгим, так что я, с вашего позволения, чайник поставлю. У
Фёдора Никитича варенье имеется, вишнёвое, сушки ещё в пакете остава-
лись.
- Не возражаю, - кивнул отец Николай. - Хорошое варенье у Феди,
знаю, не раз гостевал... Честно говоря, Алексей Юрьевич, не знаю как
начать. Опыта подобных разговоров у меня нет. Затрудняюсь даже сказать
- к сожалению или наоборот. Но посудите сами. Я - настоятель храма
святых первоверховных апостолов Петра и Павла. Семья Званцевых отно-
сится к моему приходу. Я отвечаю за их духовное окормление. И разуме-
ется, мне никак нельзя оставаться в стороне от случившегося. Конечно,
тут и моя вина есть, что мальчик занимался сомнительными вещами, а я,
его духовник, что называется, ни сном, ни духом. Званцевы, как вы уже,
должно быть, поняли, люди не слишком воцерковленные, но тем не менее.
По великим праздникам исповедовались, причащались. Как все. И у меня
даже в мыслях не было, что за всеми этими мелкими грешками скрывается
что-то особое. Я их и знал-то не особо хорошо.
Вере, конечно, приходской совет помогал. Пособия выписывали раз в
полгода, детские вещи, само собой. Тяжело ей приходилось, муж давно
умер, двое мальчишек на руках, а работа на фабрике, между прочим,
весьма вредная. Не то что до Возмездия, разумеется, но всё-таки здо-
ровье своё она надорвала. Что же до детей, то старший, Миша, мне всег-
да был симпатичен. Чувствовалась в нём какая-то, что ли, чистота. Он,
конечно, на исповеди о многом умалчивал, это для подростков типично,
но только одни это делают с ясными глазами, уверенные, что так и надо,
а Михаил... Знаете, священнику всегда видно, когда человек стыдится
своего умолчания. Так вот, Миша Званцев - стыдился.
- Снимая снимал первичные показания, - заметил я, - мне пришлось
поинтересоваться: не приходило ли ему в голову о своих необычных спо-
собностях рассказать на исповеди. Оказалось - ни о чём таком мальчик и
не помышлял.
- Ну, значит, о чём-то другом умалчивал, - покладисто согласился
отец Николай. - Но заметьте, душа у него болела. А это, как вы знаете,
свойственно хорошему человеку. Да... А теперь вот вскрылась эта исто-
рия. Неприятная, конечно, история, но, думаю, Миша сделает из всего
случившегося правильные выводы. Жаль, что всё так нелепо получилось.
Как вы, Алексей Юрьевич, представляете себе дальнейшие его перспекти-
вы?
- Ну, что вам сказать, - задумчиво протянул я, снимая чайник с
огня. - Будет, разумеется следствие. Мальчик не достиг ещё возраста
полной уголовной ответственности, значит, скорее всего, будет отправ-
лен в спецмонастырь. Видимо, до совершеннолетия. Потом вернётся домой.
Конечно, останутся некоторые ограничения на учёбу, на работу. Но всё
это вполне терпимо.
- Спецмонастырь? - выделяя голосом слово "спец", переспросил отец
Николай. - Я, кажется, что-то такое слыхал, но всё же сейчас как-то не
могу взять в толк. Не могли бы вы объяснить, в чём суть сего заведе-
ния? Похоже, с настоящим монастырём оно имеет весьма мало общего.
- Мне, батюшка, тоже до сех пор не приходилось сталкиваться с ни-
ми, - осторожно начал я, - но судя по всему, это нечто вроде интерната
с довольно строгим режимом. Для малолетних оккультистов, членов ерети-
ческих сект.
- Колония? - понимающе кивнул отец Николай.
- Ну, можно сказать и так. Разумеется, без тех мерзостей, что бы-
ли при плутократах и красных. Окормление воспитанников осуществляют
опытные священнослужители. Вся деятельность спецмонастыря находится
под архиерейским контролем.
- Алексей Юрьевич, - неожиданно прервал меня отец Николай, - вы
не замечаете, что сама ваша лексика сделалась вдруг сугубо официаль-
ной? И знаете, почему?
- Самому интересно, - удивлённо ответил я.
- А потому, видимо, что практически ничего о спецмонастырях вы,
Алексей Юрьевич, не знаете. И, пытаясь убедить меня в доброкачествен-
ности сих заведений, повторяете чужие слова. Предназначенные, кстати,
именно для успокоения масс. А вот мне представляется, что колония
всегда колонией остаётся, как её ни величай. И нравы там практически
не меняются. Духовное окормление - всё это, конечно, замечательно, од-
нако в тамошних условиях его явно недостаточно. Да и к тому же, - он
испытующе взглянул на меня, - известно ли вам, Алексей Юрьевич, что
персонал в этих монастырях состоит отнюдь не из монахов?
- Известно, батюшка, - усмехнулся я. - Всякой работой должны за-
ниматься специалисты, а монашеское делание, как я полагаю, заключается
в другом. Спасать свои души, молиться за весь мир - это одно, а зани-
маться несовершеннолетними преступниками - совершенно другое. Неудиви-
тельно, что высочайшим повелением спецмонастыри отданы в ведение УЗВ.
- И вы полагаете, что пребывание там будет для Миши наилучшим вы-
ходом?
- Полагаю, да. А вы могли бы предложить что-то иное, батюшка?
- В принципе, - задумчиво протянул отец Николай, - приходской со-
вет мог бы взять мальчика на поруки. В конце концов, настоящего ок-
культизма, с призыванием нечистого, с ритуалами - такого, насколько я
понимаю, не было.
- К сожалению, батюшка, настоящий оккультизм начинается именно с
этого. Мишей бы скоро заинтересовались... большие люди. А противосто-
ять их методам нелегко и взрослому, опытному человеку. Так что мы выб-
рали меньшее из двух зол.
- Вот как? - прищурился отец Николай. - Не кажется ли вам, что
когда мы это самое делаем - из двух зол выбираем, то и добра больше не
становится? И уж во всяком случае, когда касаемся дела духовного - а
мы с вами именно о таком деле говорим, нельзя в эту ловушку попасть.
Если это зло - так зачем к нему примеряться? Ну выбрали вы это меньшее
зло, остались с ним. Возникает лишь один вопрос - а с Господом-то вы
остались? С Тем, Кто не терпит никакого зла?
- Ну, это вы, батюшка, перегибаете, - я был поражён примитив-
ностью его логики. - Не выбирать из двух зол - значит, совсем ничего
не делать. Пусть, мол, всё идёт как идёт, а мы постоим в сторонке.
Только вот на Страшном Суде как потом ответим? Отказ от выбора - это
ведь тоже выбор, батюшка. Причём самый лёгкий.
- А всё же я не понимаю, - не сдавался отец Николай, - кому стало
бы хуже, возьми мы Мишу на поруки? Он бы, естественно, покаялся, пе-
рестал бы заниматься этим своим ремеслом, да и наблюдали бы за ним.
Теперь, когда известные события случились, он на виду. Никто бы из
взрослых оккультистов никуда бы его не затянул. Я вам обещаю.
- Вот теперь-то, после "известных событий", - выделил я голосом
обтекаемую батюшкину фразу, - им обязательно заинтересуются. Если, ко-
нечно, его не изолировать. А насчёт "на виду"... Отец Николай, ну за
кого вы нас в Управлении принимаете? Мы же профессионалы, поймите это.
Мы знаем, как можно выйти на человека, минуя любые преграды. А уж в
вашем-то городке - и подавно. Вы могли бы следить за мальчиком кругло-
суточно, всем приходом, - а так или иначе проглядели бы. Не забывайте,
кто помогает нашему противнику.
- Да я и не забываю, - усмехнулся отец Николай. - Только и вы не
забывайте, Кто помогает нам.
- На Бога надейся... - вздохнул я. Ну почему он никак не хочет
понимать очевидного? - Нельзя же всё на Него перекладывать, батюшка.
Это уже не вера в Промысел получается, а элементарный фатализм. И уход
от ответственности, между прочим. Мы, в Управлении, понятное дело, да-
леко не ангелы, своих нестроений у нас хватает, и в избытке, но, по
крайней мере, мы не даём гарантий там, где гарантий не существует.
- В том числе и гарантий, что выдержите меру? - прищурился батюш-
ка.
- То есть? Не понял вас.
- Я говорю насчёт самого вашего метода - насилия. Поймите, Алек-
сей Юрьевич, я же не отвергаю его в принципе, но вот борясь с работой
антихристовой силой меча - выдерживаете ли вы меру? Помните, у апосто-
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг