Говорят, Антипод сбивает с пути истинного, предлагая помощь в обмен
на душу. Окажись Враг рода человеческого сейчас возле герцога Арроя, он
бы, без сомнения, заключил сделку на самых выгодных для себя условиях, так
как Рене с готовностью пожертвовал бы и душой, и жизнью, лишь бы найти
выход из безвыходного положения... Великие Братья! Если б можно было
сделать так, чтобы армия Марциала исчезла...
Рене бездумно следил, как извивалась и дрожала в воде залива огромная
рыжая луна. Гверганда спала настороженным, чутким сном, но герцог
отвернулся от темнеющих на фоне облитого луной моря силуэтов зданий.
Первый Паладин Зеленого Храма смотрел в сторону Идаконы, такой близкой и
такой далекой, представляя, как на рейде выстроились корабли, которым,
если война будет безнадежно проиграна, принимать на борт женщин и детей.
Очевидно, он все же задремал, потому что странным образом
почувствовал себя парящим над устьем Агаи. Безумная река несла свои мутные
воды к морю, которое (Рене это чувствовал совершенно отчетливо) принимало
их с отвращением. Герцог словно впервые смотрел на серые зыбучие пески,
тускло мерцающие в свете ущербной луны.
Странное это было место. Словно какой-то сумасшедший великан разгреб
в противоположные стороны прибрежные скалы, но для кораблей это было едва
ли не самое опасное место на всем побережье. Устье реки все время
менялось, огромные массы песка блуждали по заливу, чуть ли не после
каждого шторма "радуя" моряков новыми мелями. Неимоверно широкая, но
мелкая Агая разбивалась на множество рукавов и рукавчиков, перемычки между
которыми изобиловали зыбунами. Река обладала еще и прескверной привычкой,
чуть задует западный ветер, выходить из берегов, заливая плоскую широкую
равнину, и, в довершение всего, ее устье, любовно прозванное местными
рыбаками Обманка, славилось своими туманами, которые, казалось, можно
резать ножом, как лучшую арцийскую сметану.
Единственным надежным клочком суши в этом плывущем, предательском
месте была Волчья Голова - каменный остров посредине реки, на котором
стоял Злой маяк, предупреждающий красными огнями о грозящих
неосмотрительным опасностях. У его подножия лепилось несколько домов, в
которых испокон веку жили смотрители маяка, заодно несшие службу лоцманов.
Никто, кроме них, не знал, да и не мог знать предательницу-Агаю, так как
они чуть ли не дважды в день с шестами в руках проверяли, где появилась
новая отмель, где, наоборот, промоина или яма и какой из рукавов проходим.
Остров и маяк на нем были единственным, что приковывало взгляд в царстве
воды, песка и неба. В погожие дни Обманка превращалась в царство
пронизанной золотом сини, в ненастье удручала беспросветно-серыми
оттенками.
Рене прекрасно знал все арцийское побережье, а эти места тем паче.
Собственно говоря, лучше его здесь ориентировались лишь старожилы. Ко
всему прошлым летом адмирал самолично облазил междуречье Адены и Агаи,
пытаясь на местности просчитать действия арцийцев, но сейчас Обманка
неуловимо изменилась.
Рене не просто видел Злой маяк, искривленные стволы деревьев,
взбаламученную воду, но и ощущал чье-то присутствие, давящее,
отвратительное, опасное. Здесь кто-то был, кто-то древний и недобрый,
отвергаемый и землей и морем... Рене ЗНАЛ, что Он тут... И еще как могло
случиться, что прошло больше кварты? Герцог готов был поклясться, что
нынче полнолуние, а сейчас от луны остался лишь узкий серп...
- Адмирал!
- Да, Ягоб? Прости, задремал...
- Когда ты последний раз ложился?
- Неважно. Ты что-то хотел сказать...
- Они перебрались в летний лагерь. Проклятый, как же здесь сейчас
мелко.
Оба маринера уже лет десять понимали друг друга с полуслова. Вот и
сейчас Ягобу не нужно было объяснять, что если б позволила глубина, лагерь
арцийцев можно было бы разнести из корабельных пушек, но в эту пору у
Гверганды можно брести ору по щиколотку в воде, к берегу не то что большой
корабль, баркас - и тот не подойдет. Вот если б поднялся хороший шторм,
такой, какие раз в десять или пятнадцать лет накатывают в месяце Волка,
когда бесчисленные водяные горы заливают пляжи, с легкостью перекидывая
подвернувшиеся бревна и выворачивая имевшие глупость вырасти слишком
близко от берега деревья, и докатываются до Зимней гряды!
- Чего б я ни дал за хороший шторм, - проворчал Ягоб.
- Погоди, - Рене потряс головой, - тут что-то есть!
- Что тут может быть, - махнул рукой маринер, - шторм как баба,
приходит, когда ей приспичило, а не когда тебе нужно. Разве что попроси
своего попа, авось намолит...
- Слушай, Ягоб, - голос Рене странно зазвенел, - мне сейчас надо
побыть одному...
Капитан "Осеннего Ветра" молча кивнул и исчез. Он знал Арроя и понял,
что Счастливчику в голову пришла какая-то мысль. Скорее всего безумная, а
это значит, что у них появился шанс.
Рене подождал, пока затихли шаги, и негромко окликнул:
- Флорентин, ты мне нужен!
- Разумеется, - отозвался жаб, - что бы ты без меня делал?
- Послушай, - адмирал был не склонен вступать в длительный кокетливый
разговор ни о чем, каковые философский жаб обожал всеми фибрами своей
души, - что ты знаешь об Агае?
- Об Агае? - кажется, Жан-Флорентин соизволил удивиться. - Зачем это
тебе?
- Я не знаю, - отозвался адмирал, - но с ней связано что-то очень
важное. Давай вспоминай!
- Откуда у тебя подобные сведения? - жаб был настроен весьма сварливо.
- Не знаю. Я, кажется, задремал и вдруг оказался там, но отчего-то
видел все сверху, словно у меня появились крылья. И еще луна вдруг
оказалась на ущербе, и свет ее был каким-то мертвенным. Жан, я чувствовал
присутствие какого-то существа и отвращение моря и земли к этому существу.
- Что?! - воскликнул жаб, придя в неподдельное волнение. - Так вот
это где, оказывается...
- Что именно?
- Я слышал, что после битвы, в которой погибли прежние боги Тарры, их
дети и их воины, у новых хозяев этого мира возникли трудности с телами.
Они боялись предать их земле, которая была с ними связана, равно как и
море, и воздух, и даже огонь. Светозарные не хотели рисковать, так как
боги обладают удивительной способностью к самопроизвольной регенерации,
именуемой обычно непосвященными воскресением, - жаб посинел, видимо, ему
было весьма неприятно говорить, - наконец было решено вызвать из ведомых
Светозарным миров некое существо, пожиравшее трупы. Говорили, что по
каким-то причинам новые боги не стали отсылать его обратно, а усыпили.
Возможно, намеревались при необходимости использовать снова. Тем не менее
Тарре это создание отвратительно, и потому в Месте его упокоения идет
вечный спор между водой и землей. Каждая из стихий стремится избавиться от
чудовищного груза, но не может.
- Значит, вот что прячется в устье Агаи...
- Видимо, да, - согласился жаб. - Ландшафт полностью отвечает
заданным условиям. А то, что ты почувствовал это, в этом нет ничего
удивительного. В тебе есть кровь старых богов, значит, это создание даже
сквозь сон чувствует тебя, а ты его.
- Слушай, Жан! - Рене яростно сверкнул глазами. - Если так, то я его
разбужу!
2230 год от В. И. Вечер 4-го дня месяца Медведя.
Таяна. Гелань
Несмотря на события двух последних лет, "Коронованная Рысь"
оставалась уютным местечком, в котором обитатели окрестностей иглеция
Марии Снежной все еще могли промочить горло да почесать языки. Последнее,
впрочем, делали вприглядку. Длинный язык приводил к еще более длинной
дороге, а то и к рыночной площади, на которой каждую кварту примерно
наказывали уличенных в злословии против Его Величества императора
Благодатных земель Михая Первого со чады и домочадцы, Его
Высокопреосвященства кардинала эландского и тарскийского Тиберия,
доблестных тарскийских воинов и всех жителей Гелани, процветающей под
мудрой десницей вышеупомянутого Михая Годоя.
И все равно люди злословили. По Гелани бродили слухи один другого
невразумительней и неожиданней. Говорили, что Тиберий никакой не кардинал,
а самозванец, а Годоя предали анафеме, а во Фронтере идет настоящая война.
Болтали, что Рене Аррой похитил дочку Годоя и держит ее в заложницах, а
потому Михай не нападает на Эланд. Про бледных обитателей Высокого Замка
было абсолютно точно известно, что те продали души Проклятому, а тот за
это научил их добывать золото из грязи, а про Анну-Илану рассказывали, что
та родила ребенка с волчьими зубами и что кормят его кровью других
младенцев.
Когда же из Гелани спехом ушла большая часть тарскийцев, прихвативших
с собой остатки таянской кавалерии и изрядную часть легких пушек, жители
города совершенно обоснованно решили, что те двинулись на помощь Годою,
потому как воевать в самой Таяне было не с кем. Нельзя сказать, чтобы
геланцы вздохнули полной грудью, но чужих ушей стало много меньше, и языки
развязывались, особенно после кружки доброго вина.
Родольф Глео просиживал в "Рыси" целыми вечерами. Дома Глео было
делать нечего, тем паче что когда-то чистый и ухоженный домик Симона за
год с небольшим превратился в неопрятное логово, где вперемешку валялись
залитые вином и жиром книги, битая посуда, скомканные тряпки и просто
всяческий мусор, неизбежно появляющийся там, где хозяева забывают о
венике. Серые валики пыли, перекатывающиеся по комнате от сквозняка,
заставляли поэта кашлять, но не убирать. Дом для него служил лишь местом
ночлега и источником вещей, которые можно продать, а жил Глео в "Рыси",
куда приходил к открытию и откуда его за полночь выпроваживал сердобольный
вышибала. Обычно Родольф просто тихо напивался, глядя все более оловянным
взглядом в закопченный потолок и бормоча себе под нос какие-то вирши, но
порой на поэта находило, и он приставал с малопонятными разговорами и
рассуждениями к ни в чем не повинным людям, если же его пытались вывести,
начинал упираться, как кот, который знает, что его сейчас ткнут носом в
сотворенное им безобразие. Хозяин "Рыси" живо смекнул, что куда проще
сунуть выпивохе под нос стакан с самой паршивой царкой, после чего тот
просто уснет, а назавтра покорно включит пропитое накануне в стоимость
очередной принесенной вещицы. Короче, Глео никому особенно не мешал, и,
когда дверь распахнулась и в "Рысь" ввалилось человек восемь тарскийцев и
спутавшихся с ними таянцев, хозяин и не подумал выставить поэта.
Вновь вошедшие шумно уселись за лучший стол и потребовали вина. По
всему выходило, что они намерены гулять всю ночь - сигнал "тушить огни" на
них явно не распространялся. Харчевник разрывался между желанием не
ударить лицом в грязь перед столь значительными гостями и боязнью, что те,
именно из-за своей значительности, уйдут не заплатив. Рассудив, однако,
что, будучи недовольны, годоевцы запросто могут спалить заведение, а его
самого повесить, бедняга решил рискнуть царкой, а не головой. Гости пили и
становились все шумнее.
- Да здравствует Годой, - заорал один, высокий и плечистый.
- Виват! - грохнули остальные. - Мы еще вздернем этого маринера на
его собственной мачте!
- Вверх ногами, - добавил вертлявый таянец, услужливо подливая своим
приятелям старой царки.
- Не сметь трогать Рене! - внезапно взревел поэт, грохнув кружкой об
стол. Обожженная глина треснула, и дешевое красное вино разлилось по
скатерти.
- Чего? - тарскийцы обалдели от подобной наглости. Увы, они были
слишком пьяны, чтобы уразуметь, что Глео вряд ли соображает, на каком он
свете. - А ну повтори!
- И повторю! - Глео был решителен и отважен. - Вы? Вы, отребье,
вздернете Рене Арроя?! - поэт громко и оскорбительно захохотал, и хохот
этот раздался в полной тишине. Все собравшиеся в "Коронованной Рыси" за
исключением двух жизнерадостных весенних мух замерли, но поэту море было
по колено. - ВЫ? - повторил он еще раз. - Да Рене из вашего поганого Годоя
рыбный суп сделает! Нашли, на кого хвост поднимать!
- Я сейчас заставлю этого пьяницу съесть его собственный язык! -
плечистый тарскиец поднялся со своего места, но Глео с неожиданной
ловкостью вспрыгнул на стол, но этого ему, видимо, показалось
недостаточно, и он, широко шагая и почти не качаясь, прошелся по шести
столам, расшвыривая тарелки и опрокидывая бутылки, и перебрался на высокую
стойку, где возвел очи горе и, завывая, продекламировал:
Ужель великая Таяна
Во власти гнусных чужаков?
Пускай я первой жертвой стану,
Но я восстану на врагов.
Меня убьют, но кровь поэта
Разбудит спящие сердца.
Во имя вольности и света
Мы будем биться до конца...
Прозвучал одинокий выстрел: пришедший с тарскийцами услужливый таянец
разрядил пистоль Родольфу в грудь. Тот пошатнулся, но выпрямился и
неожиданно чистым звенящим голосом выкрикнул:
- Стреляете? Значит, боитесь! Люди! Они боятся! Меня! Вас! Гелани!
Нас больше! Всех им не перестрелять! Рене придет! Бейте их... бейт... -
последнее слово захлебнулось в крови, хлынувшей у Родольфа изо рта на
видавшую виды рубаху. Он пошатнулся и мешком свалился на пол. И тут
высокий нескладный парнишка, разносивший кружки с вином и заказанную
снедь, поднатужившись, поднял тяжелый казан с кипящим жирным супом и с
криком: "Ребята! Бей!" - выплеснул обжигающее варево в лицо убийце.
Тарскийцы схватились за шпаги, но парень отскочил в сторону, а двое
дожидавшихся своей похлебки возчиков с ревом подхватили дубовую скамью и
обрушили на головы годоевцев, а разошедшийся поваренок выскочил на улицу и
завопил: "Люююююди! Сюдаааа!!!"
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
ВОЛЧЬЯ ЗВЕЗДА
О в знойной пустыне холодный родник,
О хлеба последняя корка,
О буйного ястреба яростный крик,
О смерть, стерегущая зорко!
Р.Киплинг
Глава 30
2230 год от В. И. Ночь с 4-го на 5-й день месяца Медведя.
Аденский рубеж
Гиб боялся, но шел. Рене чувствовал напряжение Водяного Коня. Это
странное создание следовало за ним по собственной воле. Уздечка, с помощью
которой Сумеречная удерживала Гиба, Рене была нужна разве что для того,
чтоб вызвать черного скакуна, непонятно почему признавшего в эландском
герцоге хозяина.
Если верить Жану-Флорентину, то некогда существовавшие в достаточном
количестве соплеменники Гиба умели принимать любое обличье, в том числе и
человеческое, со всеми вытекающими из этого последствиями. Философский жаб
полагал, что дар речи был отобран у прародителей Гиба, большинство из
которых сгинуло во время битвы Первых богов Тарры со Светозарными, не в
наказание за какую-либо провинность, а чтоб они не выболтали некую
доверенную им тайну. Так оно было или нет, Рене не знал, но в том, что
Водяной Конь прекрасно понимает, что происходит, был убежден. Именно
поэтому, вызвав Гиба, Аррой заговорил с ним так, как говорил со своими
маринерами, предлагая им отправиться в очередной отчаянный поход. Огромный
черный жеребец слушал, склонив белогривую голову, и в зеленых глазах с
узкими кошачьими зрачками вспыхивали и гасли искры.
Жан-Флорентин, высказав ряд ехидных замечаний в адрес некоторых
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг