Рэннок стал изгоем, но изгоем уважаемым. Он не мог жить в деревне, не
мог привести себе жену. И даже не мог покинуть место своего преступления,
ибо это означало, что разгневанные покровители рода убитого, не найдя
виновника, могли обратить свой гнев на невинных. Вместе с тем никто не
смел поднять руку на невольного убийцу, хотя все знали, где он устроился.
Рэннок построил себе дом на вершине Кумарки, горы, на которой никто
не селился, так как склоны ее были покрыты никчемной ядовито-зеленой
травой, что, как всем известно, означает, что местные духи-хранители
почитают место сие мерзким и нечистым. Тем не менее здесь из земли били
чистые и звонкие ключи, в кустах розичек "Горная роза, разновидность
шиповника с лепестками темно-вишневого или снежно-белого цвета" весной
пели соловьи, а ранним летом ядреная зелень кумарки меркла перед сочной
краснотой земляничных полян. Рэннок стойко переносил свое одиночество -
охотился, резал по дереву, соорудил над пещеркой, из которой били родники,
что-то типа часовни... Тяготился ли он своим изгнанием, тосковал ли по
бродячей шальной юности, сожалел ли о своем шаге, никто не знал. Шли годы,
и вот в одну зимнюю ночь в дверь постучали.
Он знал Грэдду с детства. Пожалуй, она ему даже нравилась, хоть и
приходилась внучатой племянницей дураку-жрецу. Когда он в последний раз
вернулся домой, Грэдда была смешной девчонкой, еще носившей короткую
детскую юбку с бахромой и бусы из ягод рябины. Затем родичи, изредка
приходившие к нему за медвежьими шкурами и горным медом и приносившие в
обмен муку и холстину, обмолвились, что Грэдду сосватали в соседнюю
деревню за состоятельного вдовца и что более богатой свадьбы на их памяти
не было.
И вот теперь на его пороге застыла жалкая, облепленная снегом
фигурка. Он не сразу ее узнал, но любой гость, пропущенный снежными
духами, свят. Грэдда выглядела изможденной до последней крайности и притом
была беременна. Не задавая лишних вопросов, Рэннок внес полумертвую
женщину в дом, выскочил на улицу за снегом и принялся оттирать
обмороженные щеки. Задаваться вопросом, что она тут делает в такую пору,
времени не было. Впрочем, она все рассказала ему сама сразу же, как пришла
в себя.
История оказалась самой обычной. Мужа, который был еще старше
Рэннока, она не любила, хоть и исполняла все, что положено жене. Про
самого Кроэрка они почти не говорили, но Рэннок сразу понял, что ни умом,
ни добротой, ни красотой тот не отличался. Тем не менее Грэдда честно
родила ему дочь. На сына сил у Кроэрка не хватало, но он предпочитал
винить в этом жену. А затем в их деревню пришел такой же вогораж, каким
был когда-то Рэннок. Он был весел, красив и смел. И она полюбила, сильно,
отчаянно и безоглядно. Зима подарила им немного счастья, но потом пошли
весенние дожди, и вогораж ушел за текущей водой, распростившись со своей
мимолетной подругой и даже не обещая вернуться. А она поняла, что
беременна, это было счастьем, она не сомневалась, что родится сын, но...
Муж уже почти год не мог иметь к этому никакого отношения и предпочел
прилюдно признаться в своей слабосильности, но не покрывать измену жены.
Обвиненная при матерях всей деревни, Грэдда не стала каяться и
просить прощения, а высказала все, что накопилось за годы ее невеселого
замужества. Высказала и ушла, сорвав с головы расшитую серебром и
сердоликами повязку и бросив в лицо мужу свадебное ожерелье. В старые
времена за такое ослушницу сбросили бы с обрыва, но это в старые времена.
Сейчас же все просто растерялись и дали ей уйти, тем более мужа ее в
деревне никто не любил; поговаривали, что свою предыдущую жену он свел в
могилу побоями и попреками, потому и должен был искать новую в чужой
деревне, куда еще не докатилась его дурная слава.
Что люди, что гоблины, что эльфы - природа одна. Никто не любит
принимать неприятные решения, а тем паче брать на себя ответственность за
них. Беременная, кое-как одетая женщина уходит в снежную бурю? И пусть ей.
Замерзнет - значит, горные духи сочли ее виновной. Выживет - опять же
судьба. И никто не виноват.
Грэдда каким-то непостижимым образом добралась до родного дома и
упала в объятия матери. Семья готова была ее принять, но Жрец-Старейшина
не мог потерпеть такого непотребства. То ли не хотел отдавать залог,
внесенный незадачливым супругом, то ли увидел повод вернуть столь любезные
ему старинные обычаи. Грэдду решили вернуть в дом мужа, то есть обрекали
на смерть. И она бы смирилась, сил бороться у нее почти не оставалось,
если бы не ребенок, яростно заявлявший о своем праве на жизнь. И тут мать
преступницы вспомнила про Рэннока. Один раз он уже пошел против всех,
защитив приговоренных, может быть, поможет и сейчас?
Рэннок не колебался. Грэдда осталась у него. В его доме увидел свет и
мальчишка, нареченный в честь матери Грэддоком, которому приемный дед дал
свое родовое имя. По весне на Кумарку заявились бывший супруг с
Кадэрроком, но ушли несолоно хлебавши. С тех пор у Рэннока появился смысл
в жизни, а в доме - добрая и ласковая хозяйка.
Год шел за годом. Грэддок рос и радовал мать сходством с ее пропавшим
возлюбленным, а деда - ибо старый вогораж стал для него именно дедом,
строгим и любящим, - сметливостью и храбростью. А затем их нашла Криза,
которой какая-то добрая душа поведала, что мать жива. Отца девочка
ненавидела, а норовом пошла не в него и, даже не в мать, а в ее дядю,
старинного приятеля Рэннока, самого отчаянного из всей деревни.
Когда девчонке сравнялось четырнадцать и папаша приискал ей
подходящего мужа, она просто вылезла в окно, прихватив с собой только
любимого пса и пару хороших боевых ножей, которые ее жирному родителю были
без надобности, и отправилась на поиски матери. Радость, с которой ее
встретили, искупила годы разлуки, и с тех пор в доме не стихал смех.
Правда, отныне приходилось соблюдать осторожность, так как Криза была
слишком хороша собой да к тому же оставалась наследницей большого родового
состояния, которого отец по Ночному Праву не мог лишить единственного
законного ребенка.
Рэннок, несмотря на свои годы все еще обладавший медвежьей силой, был
хорошим защитником, даже если забыть о том, что дом отшельника
неприкосновенен. Да и подрастающий брат обещал превратиться в настоящего
воина. Кризу они из дома одну не выпускали, хотя та стреляла без промаха
из лука, могла найти дорогу в кромешной тьме и ходила по горным тропам,
как серна. Рэннок и. Грэдда часто ночами обсуждали, как сделать так, чтобы
Криза смогла встречаться со своими ровесниками. Восемнадцать для девушки
предел, если в это лето ее не сосватать, она скорее всего так и проживет
всю жизнь отшельницей со стареющей матерью. Мальчику легче. Еще год-два, и
он сможет поискать свое счастье с любой ватагой вогоражей, которым нет
дела до того, кто ты и откуда, лишь бы был силен и смел.
Но все эти ежедневные заботы отступили, когда ушедший на охоту
Грэддок к вечеру не вернулся. Дед утешал Грэдду, говоря, что парень не
один, а с Крохом, что скорее всего они забрели слишком далеко от дома в
поисках дичи и заночевали в лесу. Грэдда, обычно спокойно переносившая
отлучки своих детей, молча плакала. Пришло утро, а об ушедших не было ни
слуху ни духу. Криза собралась идти на поиски, но дед ее остановил,
сказав, что надо ждать еще, ведь они не знают, куда Грэд пошел, да и,
случись что, пес вернулся бы за помощью. Однако к вечеру даже Рэннок
понял, что что-то произошло, и заявил, что с первыми лучами солнца пойдет
на поиски сам.
Они молча сидели за пустым столом, пытаясь отогнать самые невеселые
мысли, когда лай Кроха возвестил о возвращении. Греддок был жив и даже
вполне весел и, пока открывались ворота, успел выложить историю всех своих
злоключений. Неудивительно, что Рамиэрля приняли с распростертыми
объятиями.
Странно, но и у эльфа все его предрассудки смыло, как накатившая на
берег волна смывает написанные на песке дурные слова. Гоблины больше не
казались ему ни отвратительными, ни страшными. Правда, Творец сотворил их
уродливыми, но ведь не лесная же красота спасает мир, а ум, мужество и
благородство.
Рамиэрль понял, что он может быть откровенным со своими хозяевами.
Тщательно подбирая немногие понятные старику слова, он рассказал что мог.
Конечно, о многом пришлось умолчать, в противном случае ему пришлось бы
объясняться неделю. Но эльф сказал достаточно, чтобы старый вогораж
надолго задумался.
- Гость, - Рэннок, как и все гоблины, в решающую минуту был склонен к
патетике, - то, что ты говорить, есть беда для вся земля. Я знать, как
глупый старый жрец хотеть беда. Те, кто пришла вниз, такая же, - Рэннок
покачал седой головой. - Они не понимать, что играть для Смерть. Их надо
держать.
- Ты прав, Антилэ "Антилэ - мудрый, почтенный, обращение к старшему,
уважаемому мужчине (эльф.)", - эльф даже не заметил, что говорит с
гоблином уважительнее, чем с магом Примере, - я прошу тебя объяснить мне
дорогу через ваши горы. Для того чтобы помочь тем, кто сейчас сражается, я
должен найти одно место... - он запнулся, не зная, как объяснить, что он
ищет, но этого было и не нужно.
- Древний место, да, - кивнул гоблин, - такие есть. Есть хороший
место. Есть очень плохой, если ходить туда, - он махнул рукой на
северо-запад. - Там много Зло. Ты ищешь там, где Зло прекратить. Надо
идить вверх. Затем вниз, - Рэннок задумался, затем черные глаза радостно
блеснули. - Я понимать, что мы делать! Криза! - чернокосая девушка,
сидевшая в углу и что-то торопливо плетущая из кожаных ремешков, вскинула
гладко причесанную головку.
- Эгхо, куэрх? "Да, дедушка? (гобл.)"
Старик что-то принялся неторопливо ей объяснять, и с каждым его
словом смуглое скуластое лицо словно бы расцветало. Рамиэрль заметил, что
начинает привыкать к специфической внешности воплощений зла и находит, что
среди них можно жить, не закрывая глаз. К разговору, бурно жестикулируя,
присоединился и парнишка. Что-то тихо и ласково сказала женщина. О нем,
казалось, забыли. И вот тут-то Роману и стало плохо.
- Прости, Антилэ, - он сам удивился, с каким трудом ему дались эти
простые слова, - и попроси простить хозяйку. Я прибавил ей работы.
- Что с ты быть? - резко и требовательно спросил вогораж. - Ты не
походить ты сам! Сказать я!
- Не знаю, - через силу улыбнулся Роман, - что-то сжало вот тут, - он
показал на сердце. - Затем темнота. И какие-то огни перед глазами. А потом
все прошло. Осталась лишь пустота.
- Очень пустота? Да? - участливо переспросил старик и что-то быстро
сказал своим, которые обменялись понимающими грустными взглядами, а
женщина неслышно подошла к эльфу и обняла его за плечи, что-то тихо-тихо
приговаривая по-горски. Странное дело, но Роману от этого стало немного
легче.
- Я думать так, - седой гоблин выговаривал чужие человеческие слова
еще более старательно, чем раньше, - я очень думать так. Ты сейчас терять
близкий или родной. Он умирать и думать о ты. Это плохо, но лучше надо
знать. Такая жизнь. Вам она все равно лучшая, чем нам.
- Лучше? - Рамиэрль с удивлением поднял глаза. - Смерть всегда смерть.
- Да, но вы... У вас есть не знать, как вы звать... То, что есть
всегда, даже если тело умирать или убивать?
- Душа?
- Душа? Да. Душа! У вас есть. Вы потом новая жизнь. Встретить всех
опять. Мы, орки, нет. У нас нет душа. Только одна жизнь. Мы умирать.
Исчезать навсегда. Только память оставаться. Песня. И еще есть эта...
Честь? Да, честь. Ты не плакать. Ты идить и делать, что должный. Криза...
ее зовут Криза, да... Она знать горы так, как я. Она смелый девочка. Она
идить с тобой. Грэддок больной, да. Он лежать до весна и не мочь идить. Я
должный быть с ним и Грэдда. А Криза идить. Весна Грэддок ходит. И я, и он
ходи Ночная Обитель и смотреть и слушать много орки. А потом мы
встречаться и говорить, что видеть и находить. А ты и Криза идить утро.
Времени не хватать. Скоро снег. Зима. Плохо. Высоко. Лошадь оставлять тут.
Им не идти гора. Они не олень. Падать. Боять.
- Спасибо, - Роман вновь заставил себя улыбнуться. - Криза, красивое
имя... Нам надо научиться понимать друг друга.
Что ж, кого бы он ни потерял, это уже случилось, а ему нужно идти
вперед. Это счастье, что судьба ему послала спутницу и что он может не
беспокоиться о Топазе и Перле. Теперь он не сомневается, что перейдет горы
и найдет Проклятого...
Эстель Оскора
Я увидела, как Астен упал лицом вперед, уткнувшись в снег. Что это
конец, я поняла сразу. То, что произошло потом, я не смогу забыть до конца
дней своих, сколько бы их, этих дней, ни было мне отпущено. Время
замедлило свой бег, словно прозрачная быстрая река внезапно превратилась в
поток тяжелой вязкой магмы. Я ясно видела божественно прекрасное лицо
Эанке, на котором появилась торжествующая улыбка, видела ее изящные руки с
длинными, унизанными кольцами пальцами, которые медленно-медленно
вздымались в повелительном жесте, видела развевающиеся дымно-черные волосы
и сверкающие сапфирами серьги... Спутники Эанке медленно появлялись из-за
деревьев, медленно оправляли одежды, медленно поворачивали головы в мою
сторону...
Я, видимо, вышла из своего укрытия, но как я это сделала, не помню.
Эанке увидела меня и засмеялась. Для нее я была уже мертва - досадная и
необъяснимая помеха на пути триумфального возвращения в прекрасные миры,
заселенные бессмертными; миры, согретые божественным присутствием. Но меня
мнение Детей Звезд не заботило. Единственное, что имело значение, это
Астен, погибший от руки подлой твари, по несчастью являвшейся его дочерью.
Поднимавшаяся во мне холодная, тяжелая ненависть, казалось, становилась
осязаемой, превращалась в смертоносное оружие.
Преданный, замерший рядом со мной, внезапно отпрянул - его звериное
нутро первым почуяло происходящее. Я стремительно переставала быть собой -
неуклюжей и беспомощной женщиной, оказавшейся волею судеб в центре
магической круговерти. Эанке Аутондиэль не успела понять, что жертва
превратилась в палача. Затопившая меня ненависть внезапно стала мною, а я
стала ею. Неистовое желание уничтожить, смести с лица земли убийцу Астена
породило чудовищный вихрь, подхвативший эльфов, как осенняя буря
подхватывает облетевшие листья. Самым диким было то, что в лесу стояла
тишина - даже самые тонкие ветви, и те были спокойны, поднятый мною смерч
старательно обходил деревья, кусты, старое птичье гнездо... Ему были нужны
лишь те, кого я ненавидела.
Вихрь бесновался посредине поляны, корежа, уродуя, уничтожая, а я
стояла, тупо глядя, как прекрасные существа превращаются в окровавленные
ошметки. Я смотрела, и в моей окаменевшей душе ничто не дрогнуло. И это
была я, которая не могла заставить себя даже взглянуть на чужую кровь,
хотя бы это была простая царапина, я, в нежном детском возрасте
возроптавшая на Творца за то, что тот позволил утопить котят. Я с
напряженным восторгом следила за пляской Смерти и не пыталась ее
остановить.
Все кончилось само собой. Пятеро мужчин отныне пребывали в иных
мирах, где с них, возможно, уже спрашивали за то, что они свершили. И не
мне было знать, сочли ли их жертвами или же убийцами, но Эанке, хоть и
чудовищно изуродованная, еще жила и прожила почти ору.
Я склонилась над ней, поймав ее взгляд, полный ненависти и удивления,
и ничего не почувствовала. Даже удовлетворения.
Я отвернулась от тех, кого убила, словно это были растоптанные черви.
В этот миг для меня существовало только одно - Астени! Я грохнулась на
снег рядом с ним. Его щека была еще теплой, но он был уже далеко. И ничто
больше не имело значения.
Не помню, сколько я просидела с ним рядом. Останься эта тварь жива,
она получила бы еще одно наглядное подтверждение того, что я - чудовище,
нелюдь, порождение Тьмы и так далее. Я была без плаща, но я пережила эту
ночь, несмотря на такой холод, что даже звезды казались ледяными. Впрочем,
звезды я стала различать только к утру, когда застывшее небо стало зеленым.
Надо было вставать и идти на северо-запад. В Эланд, где я никогда не
была, к человеку, с которым мы когда-то были близки, но о котором я почти
ничего не могла вспомнить...
Преданный, молча пролежавший всю ночь у моих ног, неожиданно подал
голос. Я вздрогнула и взглянула на своего уцелевшего спутника. Рысь уже
разгребла снег и сосредоточенно разбрасывала смерзшуюся буковую листву.
Зверь вновь оказался умнее меня - Астени была нужна могила. К счастью,
шуба из листьев оказалась теплой - до земли мороз не добрался, и мы вдвоем
к полудню вырыли достаточно глубокую яму, в которой и было суждено
упокоиться сыну эльфийских властителей. То, что я сотворила потом, не
свидетельствовало о моем благоразумии, но я не могла иначе - черная дыра
была такой темной и холодной... Велев Преданному оставаться возле тела, я
пошла назад к зарослям бересклета и шиповника, на которые мы вчера
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг