Павлик посмотрел на гостя с интересом и произнес в ответ какую-то
длинную тираду, в которой присутствовало слово "Паоло".
Полиглот расцвел и задал Павлику еще вопрос. Ребенок снисходительно
кивнул и принялся что-то доверительно рассказывать. Он был в голубых
ползунках и держался за деревянные перила, стоя в кроватке, как на три-
буне.
Они поговорили минут пять на глазах ошеломленных родителей. Потом
Парфенов осторожно потянул гостя за рукав и спросил шепотом:
- Что с ним?
- Да он у вас прекрасно говорит! Великолепное произношение! - воск-
ликнул полиглот. - Правда, по-итальянски, - добавил он.
- Откуда у него эта гадость?! Совершенно здоровый ребенок! Он у нас
даже ангиной не болел, - сказала Парфенова-мама.
- Может быть, у вас в роду были итальянцы?
- Клянусь, не было! - прижимая руки к груди умоляюще глядя на мужа,
сказала Парфенова-мама.
- Может статься, и так, - мрачно отрезал Парфенов. - За всеми не ус-
ледишь.
Так начались в семье Парфеновых трудности сосуществования. Отдавать
мальчика в детский сад было стыдновато, и Парфеновы с большими труднос-
тями наняли приходящего переводчика-студента. Дошкольный период жизни
Павлика прошел в неустанных попытках родителей выучить итальянский. Они
затвердили несколько популярных фраз, но дальше этого дело не пошло.
Ребенка удалось научить только одному русскому слову. Это было слово
"дай!". Он овладел им в совершенстве.
- Может быть, поехать с ним в Неаполь? - спрашивал себя Парфенов,
слыша, как Павлик напевает неаполитанские песни. И тут же отвергал эту
возможность по многим причинам.
Между тем Павлик приближался к школьному возрасту. Он попросил через
переводчика купить ему слаломные лыжи и требовал гор. Он также дал по-
нять, что готов отзываться только на имя Паоло.
- Настоящий итальянец! - шептала Парфенова-мама со смешанным чувством
ужаса и уважения.
В первый класс Павлика повел студент-переводчик. Парфенов дал ему вы-
пить для храбрости коньяку. Студент вернулся из школы очень возбужден-
ный, молча допил коньяк с Парфеновым и взял расчет.
- Вы не представляете, что там творится! - сказал он на прощанье.
В конце первого полугодия Парфенов рискнул впервые зайти в школу. Он
шел, сгорая от стыда, хотя никакой его вины в итальянском произношении
сына не было.
- Очень хорошо, что вы наконец пришли, - сказала учительница. - Пав-
лик немного разболтан, на уроках много разговаривает. Надо провести с
ним беседу.
- Разговаривает... Беседу... - растерянно повторил Парфенов. - Но на
каком же языке?! - Ах, вот вы о чем!.. - улыбнулась учительница.
И она объяснила, что Павлик - отнюдь не исключение. Весь класс гово-
рит на иностранных языках, причем на разных.
- Ваш Павлик среди благополучных. Послушали бы вы Юру Солдаткина! У
него родной язык суахили, причем местный диалект, иногда очень трудно
понять!.. А итальянский - это для нас почти подарок.
Тут в класс, где они разговаривали, вбежала растрепанная малышка, и
учительница крикнула ей:
- Голубева, цурюк!
Девочка что-то пролепетала по-немецки и упорхнула.
Парфенов был подавлен.
- Ничего, ничего... - успокаивала его учительница. - К десятому мно-
гие из них овладевают и русским...
Больше Парфеновы в школу не ходили. Они только читали на полях днев-
ника сына записи учителей, сделанные, специально для родителей, по-русс-
ки и почему-то печатными буквами: "У Павлика грязные ногти", "Павлику
нужно купить набор акварельных красок" и так далее.
Парфенова-мама послушно выполняла указания, благо они не требовали
знания языка.
Годы шли в устойчивом обоюдном непонимании. К Паоло заходили прияте-
ли, которые оживленно болтали на разных языках, и тогда квартира Парфе-
новых напоминала коротковолновую шкалу радиоприемника. К шестому классу
Павлик изъяснялся на шести языках, к десятому - на десяти. Родителей он
по-прежнему не понимал.
В десятом к Павлику стала ходить девушка-одноклассница. Ее звали
Джейн, родным ее языком был английский. Парфеновы догадались, что в
семье девочку звали Женей. Павлик и Джейн уединялись в комнате при све-
чах и что-то шептали друг другу по французски. Это был язык их общения.
Впрочем, Джейн знала немного по-русски и ей случалось быть переводчицей
между Павликом и Парфеновыми.
А потом Джейн поселилась у Павлика. Парфеновы тщетно пытались выяс-
нить, расписались они или нет, но слово "ЗАГС" вызвало у Джейн лишь
изумленное поднятие бровей. Впрочем, бровей у нее уже не было, а имелись
две тоненькие полосочки на тех же местах, исполненили нет, н
Парфеновы уже не пытались преодолевать языковой барьер, стараясь
только переносить сосуществование в духе разрядки. Они объяснялись с мо-
лодыми на интернациональном языке жестов.
Когда Джейн сменила джинсы на скромное платье. а Павлик впервые в
жизни принес в дом килограмм апельсинов. Парфеновы поняли, что у них
скоро будет внук.
- Вот увидишь, негритенка родит! - сказал Парфенов жене.
- Но почему же негритенка! - испугалась она.
- От них всего можно ожидать!
Но родился мальчик, очень похожий на Парфенова-деда. Через некоторое
время Парфеновым удалось установить, что внука назвали Мишелем. Джейн
снова вошла в форму, натянула джинсы и бегала с коляской в молочную кух-
ню, поскольку своего молока не имела. Еще она часами тарахтела по теле-
фону с подружкой-шведкой, у которой была шестимесячная Брунгильда. Обыч-
но после таких разговоров она занималась экспериментами над Мишелем -
ставила ему пластинки Вивальди или обтирала снегом. Однажды, после оче-
редного воспаления легких у ребенка, Парфеновы услышали, как Павлик
впервые обругал Джейн по-русски, хотя и с сильным акцентом.
И вот в один прекрасный день Мишель сказал первое слово. Это было
слово "интеллект". Несколько дней Парфеновы-старшие гадали, на каком
языке начал говорить внук. А потом Мишель сказал сразу два слова. И эти
слова не оставили никакого сомнения. Мишель сказал: "Дай каши!"
Парфеновы-старшие и Парфеновы-младшие стояли в этот момент у кроватки
по обеим сторонам языкового барьера. Пока Павлик и Джейн недоуменно пе-
реглядывались, обмениваясь тревожными французскими междометиями, Парфе-
нов-дед вырвал внука из кроватки, прижал его к груди и торжествующе зак-
ричал:
- Наш, подлец, никому не отдам! Каши хочет, слыхали?!
- Дайкаши маймацу, - четко сказал Мишель.
- Джапан... - растерянно проговорила Джейн.
- Я-по-нец... - перевела она по слогам для родителей.
- Так вам и надо! - взревел дед, швыряя японского Мишеля обратно в
кроватку, отчего тот заревел самыми настоящими слезами, какие бывают и у
японских, и у русских, и у итальянских детей.
...И вот, рассказав эту историю, я думаю: Господи, когда же мы нау-
чимся понимать друг друга?! Когда же мы своих детей научимся понимать?!
Когда они научатся понимать нас?!
1975
Гейша
Питонов закрыл глаза и сидел так с минуту, отдыхая. А когда раскрыл
их, то увидел новую посетительницу. Она была в длинных белых одеждах.
"Фу ты, черт! Накрасилась-то как!" - неприязненно подумал Питонов.
- Специальность? - строго спросил он.
- Гейша, - сказала женщина.
Питонов прикоснулся пальцами к векам и почувствовал, какие они горя-
чие. Он опустил руки, перед глазами поплыли фиолетовые <руги. В фиолето-
вых кругах, как в цветном телевизоре, сидела женщина и смотрела на Пито-
нова.
- Как вы сказали? - осторожно спросил он, мигая, чтобы круги исчезли.
- Гейша.
- А что вы... э-э... умеете делать?
- Я гейша, - в третий раз повторила женщина. Она, видимо, считала от-
вет исчерпывающим.
- Хорошо, - сказал Питонов. - Хорошо...
Он посмотрел в окно. Там все было на месте. Питонов потянулся к звон-
ку, чтобы вызвать секретаршу, но ему стало стыдно. Он сделал вид, что
передвигает пепельницу.
- Курите... - зачем-то сказал он и с ужасом почувствовал, что красне-
ет. Это было так непривычно, что Питонов на мгновение растерялся.
Женщина закурила, помогая Питонову справиться с волнением. Он снял
телефонную трубку и решительно подул в нее.
- Шестой участок? Вызовите Долгушина...
Питонов взял карандаш и принялся чертить восьмерки на календаре. Спо-
койствие вернулось к нему.
- Долгушин? Слушай, Долгушин, тебе люди нужны? Тут у меня... граждан-
ка... Нет, не станочница. И не подсобница... Кто! Кто! Гейша! - выдохнул
Питонов и подмигнул гейше. - Ты мне, Долгушин, прекрати выражаться! Я
тебя спрашиваю: тебе гейши нужны? Нет, так нет, и нечего языком трепать!
Питонов повесил трубку и виновато взглянул на гейшу.
- Конец рабочего дня. Все нервные какие-то... Знаете что? Зайдите
завтра, что-нибудь придумаем.
Когда гейша ушла, Питонов подошел к окну и внимательно посмотрел на
свое отражение в стекле. "Старею", - подумал он, трогая виски.
Он выключил свет и пошел домой.
На Садовой что-то строили. Питонов шел под дощатым козырьком вдоль
забора, на ходу читая приклеенные к забору объявления.
"ТРЕБУЮТСЯ ГЕЙШИ", - прочитал он и остановился. Гейши требовались
УНР-48. Объявление было напечатано на машинке. Был указан телефон. Пито-
нов на всякий случай записал его в книжку и по-
"ПРЕДПРИЯТИЮ СРОЧНО ТРЕБУЮТСЯ ГЕЙШИ". Этот плакат, выполненный крас-
кой на фанерном листе, Питонов заметил на трамвайной остановке. Он улыб-
нулся ему, как доброму знакомому. И уже в трамвае, развернув "Вечерку",
прочитал, что "тресту ,,Североникель" требуются дипломированные гейши с
окладом 120 руб.".
"Дурак Долгушин", - подумал Питонов, пряча газету в карман.
Дома Питонов долго ходил по комнате, насвистывая "Марсельезу". Потом
он пошел к соседу за словарем иностранных слов. Объяснение слова показа-
лось ему обидным, и он посмотрел год издания словаря. Словарь был издан
десять лет назад.
- Ну, это мы еще посмотрим! Это мы еще поглядим! - весело сказал Пи-
тонов словарю и отнес его обратно.
На следующее утро Питонов пришел на работу в выходном костюме. Он
распорядился, чтобы у проходной повесили объявление о гейшах, а в каби-
нет поставили цветы.
Но гейша не пришла.
Еще через день Питонов дал объявление в "Вечерку". Гейши не было.
Через неделю он снова позвонил Долгушину.
- Ну что? Так и работаешь без гейши? - спросил Питонов. - Эх, Долгу-
шин, Долгушин! Отстаешь от времени. От времени, говорю, отстаешь. Вот
что, Долгушин, кто у вас там есть пошустрей? Коноплянни-кова Мария? Го-
товь приказ. Временно назначим ее исполняющей обязанности гейши. Я под-
пишу... Почему сдельно? Удивляюсь я тебе, Долгушин. Ты что, газет не чи-
таешь? Поставим ее на оклад. Все у меня.
Осенью, просматривая записную книжку. Питонов наткнулся на телефон
УНР-48. Под ним было написано "ГЕЙША" и подчеркнуто двойной чертой.
Что-то шевельнулось в душе Питонова. Он посмотрел на голубую стену каби-
нета, на фоне которой когда-то впервые увидел гейшу, и позвонил в УНР.
Ему сказали, что новая гейша с работой справляется хорошо.
"Какую гейшу прохлопали! - подумал Питонов и вычеркнул номер из книж-
ки. - Надо переводить Коноплянникову Марию на постоянную должность...
Надо переводить".
И он устало закрыл глаза.
1972
Балерина
В обеденный перерыв Савельев выскочил из проходной выпить пива. Он
занял очередь, но тут мимо прошла балерина, задев его крахмальной пач-
кой. Никто не обратил на нее особого внимания, только продавщица в своей
будке неодобрительно сказала:
- Задницу даже не прикрыла! Срамота одна!
Но Савельев этого не слышал, потому что уже отделился от очереди и
поплыл за балериной, как воздушный шарик на ниточке. Он забыл о пиве и о
том, что обеденный перерыв кончается.
Она шла по тротуару, как часики на рубиновых камнях: тик-так,
тик-так. Дело было в июле, и за ней оставались следы. Следы были не-
большие, глубоко отпечатанные в горячем асфальте. Это были следы ее пу-
антов.
Они выглядели как отпечатки маленьких копыт какого-то симпатичного
животного.
Савельев попробовал было тоже идти за ней на пуантах, ступая след в
след, но чуть не сломал палец на ноге. Тогда он отбросил эту мысль, тем
более что мужчина в комбинезоне, шагающий на пуантах, вызывает вполне
естественное недоверие.
В глубоком детстве родители учили Савельева игре на домре, но он стал
слесарем.
Он шел за ней на расстоянии десяти метров и смотрел на ножки. И вот
что странно: в голове у Савельева не рождалось ни одной неприличной мыс-
ли. Он испытывал восторг, и только. Это свидетельствует о нем положи-
тельно.
Они вышли на набережную. Балерина вспрыгнула на парапет и пошла по
нему, слегка балансируя рукой с отставленным мизинчиком. Савельев на хо-
ду попробовал, как это делается - отставить мизинчик. У него ничего не
получилось, потому что мизинец был заскорузлым, навеки приученным к дер-
жанию слесарного инструмента. На парапет Савельев вспрыгивать не стал.
Так они дошли до Марсова поля. И тут Савельев заметил, что с Кировс-
кого моста спускается марширующая колонна людей в черных фраках. Впереди
шел старик с надменным лицом. У него в руке была палочка, а люди в ко-
лонне имели при себе музыкальные инструменты, на которых играли.
Они играли что-то знакомое даже Савельеву.
Балерина замерла на парапете, стоя на одной ножке. Другую она держала
на весу перед собой, как бы подавая ее для поцелуя. Савельев приблизился
к висящей в воздухе ножке и, встав на цыпочки, поцеловал ее в пятку. Ба-
лерина скосила глаза и шепотом сказала:
- Мерси!
И легонько, концом носочка, щелкнула Савельева по носу. Оркестр про-
должал свое движение, огибая памятник Суворову. Позади оркестра пожилой
человек катил перед собою огромный барабан, успевая изредка ударять по
нему палкой с мягким набалдашником. Общая картина была чрезвычайно кра-
сивой.
Савельев постарался придать своему телу возвышенное положение. Бале-
рина взмахнула руками и тоже сменила позу. При этом она успела сказать
Савельеву:
- Слушай музыку.
У Савельева было такое чувство, что он перерождается. Он где-то чи-
тал, что такое бывает с людьми.
Но он не успел ничего сказать балерине, потому что она уже крутилась
на парапете, как волчок, непрерывно отбрасывая ногу в сторону. Это была
нога, которую поцеловал Савельев.
- Да постой же ты!-ошеломленно сказал он, чувствуя, что восхищение и
восторг заполняют его до кончиков волос.
Однако в этот момент из-за памятника Суворову кошачьей походкой вышел
мужчина в черном, до пят, плаще. Оркестр уже обогнул памятник и остано-
вился на широкой аллее Марсова поля, ведущей к Вечному огню. Там они
продолжали играть, теперь уже что-то тревожное, отчего Савельев насторо-
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг