руки, лежащие рядом и словно отъединенные от него. Боясь стряхнуть ощу-
щение покоя, он прислушался к звукам, доносившимся из-за стены. А они
становились все интенсивнее. Некоторые из них не поддавались расшифров-
ке, тогда как другие - звон сдвигаемых стаканов, женский смех, хлопанье
дверьми и шарканье ногами в танце - были очень хорошо знакомы Пирошнико-
ву. Кстати, танцы, по-видимому, и начались, поскольку музыка доносилась
все громче.
- Поди скажи им, чтобы не шумели. Разбудят ребенка, - попросила На-
денька, и Пирошников вышел в коридор.
Там горела лампочка, музыка прямо так и ударила в уши, причем доноси-
лась сразу отовсюду. Игралось старое танго "Брызги шампанского". Но все
как-то отодвинулось в сторону, как только Владимир узрел человека в зе-
леной шляпе с обвисшими полями, который уже попадался ему на глаза перед
спуском по черной лестнице. Он уже успел оставить где-то пиджак и теперь
был в майке и брюках. Однако дело было совсем не в этом! Человек в шляпе
стоял, извините, вниз головою на потолке! Да, на высоком потолке коридо-
ра, неподалеку от лампочки, которая торчала перед ним, подобно экзоти-
ческому цветку, приводя, по всей видимости, его в немалое недоумение. Он
стоял, успевая при этом покачиваться в ритме танго, с видом печальным и
задумчивым. Пирошников по инерции сделал несколько шагов вперед, и чело-
век в майке заметил его, а заметив, обрадовался. Однако что-то тут же
омрачило его мысли. Он шагнул по направлению к Владимиру и погрозил ему
пальцем, задравши голову. Молодой человек, тоже задравши голову смотрел
на эквилибриста, медленно наливаясь злобой. Человек, заметив это, испу-
гался и отступил назад, но задел плечом лампочку, которая как ни в чем
не бывало начала раскачиваться. Вдобавок она обожгла человеку голое пле-
чо, отчего он подпрыгнул, если можно так выразиться по отношению к пред-
мету, находящемуся на потолке. Затем он выругался, осторожно поймал лам-
почку за патрон и успокоил ее.
- Слезай! - крикнул Пирошников с яростью. - Слышишь?
- Чур! Чур! - каркнул посетитель, отмахиваясь от Владимира, как от
черта.
- Ах ты скотина! - заявил Владимир и, подпрыгнув, уцепился потолочни-
ку за подмышки, повисая на них. Человек задергался, стараясь сбросить
Пирошникова, и схватил его за руки, но от потолка не оторвался ни на
сантиметр. Владимир подтянулся на руках, и глаза его оказались на уровне
перевернутых глаз пьяницы, абсолютно бессмысленных, какими и полагается
быть перевернутым глазам.
- Чего пристал? - прохрипел человек.
Он вдруг повалился на бок и упал (на потолок, разумеется), а пальцы
Пирошникова, скользнув по его коже, упустили зацепку, от чего наш герой
тоже грохнулся, но на пол. Не помня себя, он подбежал к двери на лестни-
це, распахнул ее и стал выгонять посетителя в шляпе, как муху, размахи-
вая руками и крича: "Кыш! Кыш!" Гость неохотно поднялся, последовал к
двери, перелез через притолоку и скрылся в темноте. Пирошников захлопнул
дверь и вытер пот со лба.
Возбужденный и решительный, он рванул дверь мастерской, где его гла-
зам открылась следующая картина. В центре комнаты, рядом с газетой-са-
мобранкой, на которой стояли пустые уже бутылки, располагался граммофон,
поблескивающий крутящейся и шипящей пластинкой. Рядом с ним танцевали
дядюшка с бабкой Нюрой, - танцевали, взявшись за руки, как танцуют кад-
риль, причем бабка Нюра поминутно хихикала в кулачок. Приятели Кирилла
сидели, обнявшись, на одной раскладушке, а сам Кирилл лежал на другой,
закинув ногу за ногу и закрыв глаза. Георгия Романовича в комнате не бы-
ло.
Пирошников шагнул к граммофону и наступил ногой на пластинку, отчего
та крякнула и сломалась.
- Хватит! - сказал он в ответ на недоуменный дядюшкин взгляд.
Дядя Миша горестно вздохнул и поплелся к выходу, а старушка, пробор-
мотав свое обычное "господи!", засуетилась, приводя граммофон в порядок
и закрывая его.
- Брось, старик! - раздельно произнес Кирилл, приподнимая голову, ко-
торую, впрочем, тут же уронил обратно на подушку. В мастерской воцари-
лась тишина.
Пирошников вышел и направился к кухню. Там приводил себя в порядок
дядюшка, который, вывернув шею, сунул лицо под кран, одновременно умыва-
ясь и поглощая ртом воду. Пирошников повернул обратно и зачем-то приотк-
рыл дверь в комнату Ларисы Павловны. На этот раз пол имел форму вогнутой
поверхности, попросту говоря, ямы, в нижней точке которой, у столика с
горящей свечей, сидели в креслах Георгий Романович и соседка. Лариса
Павловна обернулась и, вынув изо рта сигарету, сказала презрительно:
- Закройте дверь, молодой человек! Вы с ума сошли!
Пирошников криво усмехнулся и последовал далее, где был встречен баб-
кой Нюрой, которая все еще находилась в прекрасном расположении духа.
Она поманила Владимира к себе и, не говоря ни слова, выдвинула верхний
ящик комода. Внутренние его стенки оказались оклеенными серебряной бума-
гой, но интерес был не в этом. Ящик показался Пирошникову слишком уж
глубоким, и, подойдя ближе, он заглянул в него, надеясь увидеть дно. Дна
он не обнаружил, но зато в конце этой длинной, покрытой серебром прямоу-
гольной трубы ему открылся миниатюрный мирок, напоминавший репродукцию
какой-то картины Брейгеля-старшего, однако с движущимися фигурками. Фи-
гурки эти в полном молчании предавались веселью: они наливали друг другу
вино, чокались, кивали головами, улыбались, падали под столы, снова улы-
бались, пошатывались, засыпали, улыбались опять и опять наливали себе
вино. Это напоминало вечное движение.
- Старинная вещь. От прабабки досталась, - значительно произнесла
старушка и задвинула ящик. - А ты, батюшка, иди-ка спать. Притомился не-
бось.
Пирошников, и вправду утомленный, вернулся в Наденькину комнату, где
при свете ночника нашел одеяло, расстеленное на полу рядом со шкафом, а
на одеяле подушку. Наденька уже спала на самом краешке дивана, лежа в
халатике поверх одеяла Толика. Владимир скинул ботинки и повалился на
приготовленную постель.
Глава 18 История Наденьки
Несколько минут Пирошников неподвижно лежал на спине, вонзив взгляд в
потолок и заново переживая только что происшедшие события. Господи, как
это все надоело! Как хочется простой и счастливой жизни! Ведь кто-то, по
всей вероятности, живет полно, занимает свое - и только свое - место, у
него есть дом, близкие люди, работа; этот кто-то выполняет свое прекрас-
ное предназначение - да! да! - а не валяется где-то в чужих домах, на
чужом полу. Пирошников сел и обхватил руками колени. Тоска, тоска!
Он повернул голову к Наденьке и тихо позвал:
- Наденька, ты спишь?
- Нет, - ответила она, не открывая глаз.
- Плохо мне... - сказал Владимир.
- Думаешь, тебе одному? - сказала Наденька и открыла глаза. - А это
не так. Вот посмотри: рядом спит мой сын, а ему даже не снится, что я
его мама. Тебе это понятно?
Молодой человек в растерянности взглянул на нее, ибо слишком неожи-
данным было признание. То есть, конечно, после слов Ларисы Павловны мож-
но было бы что-то предположить, но, во-первых, слова эти могли быть лжи-
выми, а во-вторых, - при чем здесь Толик? Да и по возрасту вряд ли могла
Наденька быть его матерью.
А она между тем поднялась с дивана и, отошедши к окну, закурила, вы-
пуская дым в приоткрытую форточку. Пирошников молча ждал продолжения,
которое, как он чувствовал, должно было последовать. Наденька выкинула
сигарету, не докурив, и подошла к молодому человеку.
- Я тебе расскажу, раз уж заикнулась... Можно? Теперь все равно. Надо
кому-то рассказать, понимаешь?
Она уселась на одеяле рядом с Владимиром, поджав колени к груди, и
начала свой рассказ ровным и, казалось, совершенно спокойным и
бесстрастным голосом.
А история ее, особенно в первой части, была непритязательна, печальна
и обыкновенна. Лет семь назад, когда Наденьке было пятнадцать лет, она
полюбила. В ту пору она только начала девятый класс, а полюбила, как во-
дится в пятнадцать лет, впервые в жизни.
Она влюбилась в молодого человека, который был старше ее лет на шесть
и работал рентгенотехником в районной поликлинике. Там, собственно, они
и познакомились, когда Наденька со своим классом проходила сеанс флюо-
рографии. Надобно сказать, что Наденька воспитывалась в семье чрезвычай-
но строго, поскольку ее родители были учителями в той самой школе, где
она училась. Отец был директором школы и преподавал историю в старших
классах, а мать Наденьки учила детей литературе и русскому языку. Таким
образом, Наденька с детства была воспитана на примерах романтической
любви из литературы девятнадцатого века, что само по себе, конечно,
прекрасно. Однако вопросы, сопутствующие, если можно так выразиться, ро-
мантической любви, в семье не обсуждались, они находились под запретом,
а вне дома Наденька никаких сведений не почерпнула. Так уж случилось...
То есть она знала, конечно, каким путем продолжается человеческий род,
но только так, в общих чертах. Родная сестра Наденьки Вера, будучи на
девять лет старше ее, тоже не внесла в этот вопрос ясности, поскольку
находилась на позициях матери. Тем более Вера как раз в то злополучное
время вышла замуж и уехала на Крайний Север. Так Наденька осталась сов-
сем одна, а делиться сердечными тайнами с подругами она не имела привыч-
ки.
Наденька полюбила, и золотая пора осени пронеслась для нее как на
крыльях, поскольку рентгенотехник соответствовал ее представлениям о ро-
мантическом возлюбленном. Было в нем нечто от Андрея Болконского, с той
лишь разницей, что Болконский был князь, а рентгенотехник Николай родил-
ся в семье участкового уполномоченного. Другое отличие Коли от князя
Андрея заключалось в том, что первый был неопытен, не в меру горяч и,
как бы это выразиться, трусоват, что ли...
В результате уже к Новому году Наденька почувствовала некоторые пере-
мены в поведении своего организма, а через какое-то время ее возлюблен-
ный, узнав о случившемся, исчез, как говорится, в неизвестном направле-
нии.
Наденька набралась смелости и рассказала обо всем матери. Можно себе
представить, что тут было! Тем более что срок беременности не оставлял
никакой другой возможности, кроме естественного разрешения. Даже если бы
это было не так, Наденька и ее мать вряд ли решились бы на крайнюю меру.
Так или иначе, возникла мысль о поисках исчезнувшего возлюбленного, что-
бы, так сказать, подшить его к делу. Однако надо отдать Наденьке должное
- она проявила непреклонную твердость и отказалась сообщить какие-либо
сведения об отце ребенка. К этому времени, выплакав положенные слезы,
она изгнала Колю из своего сердца и осталась одна со своим будущим ре-
бенком, который пока не подавал о себе вестей.
Слава Богу, что так случилось! Известны ведь и другие, более пе-
чальные исходы подобных случаев, связанные с трагедиями, ядами, вскрыти-
ем вен и прочим, и прочим. Наденька оказалась сильнее, но все это, ес-
тественно, наложило отпечаток на ее характер.
О случившемся сообщили отцу, и он, к счастью, воспринял это как удар
судьбы, но не более. То есть все обвинения он адресовал судьбе, хотя и
Наденьке тоже досталось - посему отец не стал выгонять ее из дому, но,
приняв удар, стал искать компромиссный выход. И выход нашелся.
Не могло быть и речи о том, чтобы Наденька оставалась в школе, руко-
водимой отцом, и к своему выпускному вечеру имела наряду с аттестатом
зрелости еще и десятимесячного младенца. Общественное мнение не осталось
бы к этому равнодушным. Поэтому к весне Наденька забрала документы из
школы и отправилась к сестре Вере на Крайний Север. Вера тоже участвова-
ла в разработке плана. На Севере Наденька благополучно родила мальчика,
будучи совершенно незнакомой местным жителям, у коих появление ребенка
не вызвало нездорового интереса. Пробыв там до следующей весны и ухит-
рившись сдать экзамены за десятый класс в вечерней школе, Наденька вер-
нулась к родителям.
Итак, репутация Наденьки не была потревожена, аттестат зрелости был
на руках, маленький Толик тоже имелся в наличии, и родители Наденьки,
свыкшиеся за прошедшее время с обстоятельствами, решили облегчить дочери
дальнейшую жизнь. К моменту приезда Наденьки в Ленинград трехкомнатная
квартира родителей была уже разменена на двухкомнатную и комнату. Толика
родители взяли к себе, благо новые соседи еще не успели разобраться в
деталях его появления на свет, а Наденька начала самостоятельную жизнь в
коммунальной квартире с соседом-скульптором и семьей Ларисы Павловны.
Она поступила в медицинское училище, окончила его и стала медсестрой.
Все прекрасно, не правда ли?
Но был один грех. Забирая мальчика к себе, родители Наденьки постано-
вили, что освободят ее навсегда, чтобы мальчик не был препятствием, нап-
ример, к браку, если возникнет такая необходимость. Наденька согласи-
лась, тем более что имела возможность чуть не ежедневно видеться с сы-
ном, а с другой стороны, спокойно учиться и вести нормальную студенчес-
кую жизнь. Потребовалось сделать над собою лишь легкое усилие и приду-
мать для малыша какую-то достаточно правдоподобную версию. Таким обра-
зом, с грудного возраста мальчика и возникла легенда о родителях, прожи-
вающих на Северном полюсе; а Наденька, навещавшая сына, превратилась для
него и других в тетю Надю. Надо сказать, что легенда создалась случайно,
но постепенно обрастала деталями, а в конце концов стала совсем уж близ-
ка к реальности, о чем ниже.
Поначалу, когда малыш мало что понимал и не умел разговаривать, такая
ситуация не казалась Наденьке странной, тем более что родители приводили
бесчисленные доводы в пользу разумности подобного выхода. Не будем забы-
вать, что Наденьке-то было семнадцать лет! Но вот мальчик и заговорил, и
вопросы начал задавать, касающиеся его родителей, и тут первое сомнение
закралось Наденьке в душу. Оно постепенно крепло и в последнее время пе-
реросло в сильнейшее беспокойство, когда Наденька узнала, что старшая
сестра и ее муж выразили желание усыновить Толика со всеми вытекающими
отсюда правами и обязанностями. Формальная сторона дела должна была ре-
шиться вскоре по приезде Веры в Ленинград. Причина?.. Вера не могла
иметь собственного ребенка.
Родители Наденьки весьма обрадовались такому решению и, естественно,
стали постепенно готовить мальчика к новому повороту в его судьбе, соот-
ветствующим образом видоизменяя легенду. Толик стал получать настоящие
посылки с Крайнего Севера, появившиеся взмен фиктивных, изготовлявшихся
ранее Наденькой; родители попросили ее приходить к Толику пореже, спра-
ведливо полагая, что раз мальчика возьмет к себе старшая дочь, то и при-
учать его нужно к ней. Наденьке они советовали как можно скорее выйти
замуж и родить другого ребенка, будто новый ребенок, как новый наряд,
может помочь забыть о старом. Короче говоря, Наденька начала понимать,
что теряет сына.
Когда появился Георгий Романович, родители восприняли это как необык-
новенную удачу, хотя Наденька с самого начала не питала особых иллюзий.
Она стала терпеливо с ним жить, но мысли о Толике тревожили ее все
больше. Наконец наступил день, когда Наденька не выдержала и рассказала
все мужу. Георгий Романович, естественно, нахмурился, ибо узнавать от
женщины, с которой живешь уже год, такие новости, сами понимаете, не
совсем приятно. Тактично обходя вопрос об истории появления ребенка, Ге-
оргий Романович тем не менее выразил твердое убеждение, что последнему в
их семье места нет. Или я, или он - так по сути звучало заявление мужа.
Наденька, к удивлению Старицкого, рассудила в пользу сына, и Георгий Ро-
манович принужден был покинуть квартиру через окно соседки. Видимо, по
пути он и успел выболтать тайну Ларисе Павловне, с которой Наденька и до
той поры находилась в натянутых отношениях.
Вот так обстояло дело с Толиком. Почему же Наденька решила оконча-
тельно забрать его к себе лишь вчера и так внезапно? Несомненно, решение
это назревало давно. Наденька измучилась душевно, истерзала себя и воз-
ненавидела за допущенную некогда ошибку. Отчаянье толкнуло Наденьку на
последний шаг, когда она, явившись к родителям, объявила, что у нее но-
вый муж, который хочет жить с ее ребенком. Только этот довод подейство-
вал.
Все вышеизложенное, исключая свой маневр по захвату Толика, Наденька
и рассказала Владимиру.
Закончив рассказ, она не стала спрашивать у Владимира совета, как не
стала и жаловаться на трудности, а умиротворив душу исповедью, сказала с
улыбкой, как бы приглашая Пирошникова посмеяться над собственным неразу-
мием:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг