монахов сожгли живьем и их пеплом присыпали раны бывшего пирата, чтобы рубцы
остались на всю жизнь. Ночью соседнее племя напало на мучителей
Андраковского, и пират в заварухе бежал. Во Вселенной нет любви к человеку -
вот что вынес Андраковский из всего этого.
Через месяц в составе наемных рот маршала Тарана Андраковский вернулся к
дикарям и выбросил их в море. Наемники едва успевали справляться со всеми
заказами Звездного Шара. Мыслительная деятельность Андраковского
прекратилась, и жили только руки, которые давили мятежи на Булыжнике,
травили сельву на Алмазной Игле, сражались с ордой Пустого Тифона. В
лазерном бою в предгорьях Бушуя, пятый квадрант Оцеолы, танк Андраковского
был подбит, сам он попал в плен, и его присудили к трем годам каторги сверх
двух пожизненных сроков.
Приговор Андраковский воспринял стоически. Он твердо решил раскаяться и
загладить вину перед самим собой. Его сослали на Двужильный Тягун в
рубидиевые штреки. Через полгода каторги Андраковский озверел заново.
Каторга и была каторгой, а вовсе не монастырем или скитом, где послушники
умеренно умерщвляют плоть. Андраковский бежал, был пойман и месяц простоял в
карцере. Выйдя, он снова бежал, был пойман и бит электробичом. Оправившись,
он бежал в третий раз и снова был бы пойман, но его укрыл странствующий
художник Афелий Пропан.
Несколько недель, пока Афелий вез его на станцию "Метеомиморит",
Андраковский не отходил от картин. Станция "Метеомиморит" принадлежала
Земле. Никогда еще Андраковский не был так близок к дому. Но все его мысли
были поглощены живописью.
Он достал холсты и краски и начал писать. Первая картина - "Что я думаю о
Галактике" - повергла всех в шок. Потрясенный собственным талантом,
Андраковский не отходил от мольберта сутками. Через полгода по Галактике
поползли слухи об удивительном художнике. А сам художник вдруг бросил
живопись, влюбившись в метеоритчика Надежду. Но Надежда была женой
начальника станции, и однажды Андраковский узнал, что станция вообще-то не
рассчитана на пассажиров сверх персонала... Андраковский попросил не гнать
его еще десять дней, и за эти дни он написал портрет Надежды. А после -
разбитый, опустошенный и отчаявшийся - понесся куда глаза глядят и
выбросился робинзоном на безлюдную и ласковую планету.
Целый год Андраковский провел в одиночестве и не писал картин. Он думал:
если уж он сам не нужен никому, то кому нужны его картины? А через год ради
интереса Андраковский на каноэ переплыл море и высадился на атолле, где, к
своему изумлению, встретил такого же робинзона, как и он сам, но только не
художника, а философа. Мы все, сказал философ, люди из разных времен, и если
мы сумеем рассказать о себе своему времени, значит, жили не зря. Ты, похоже,
человек из будущего, до которого сам не доживешь, - значит, пиши картины как
письма на родину. Они дойдут до будущего вместо тебя. И Андраковский
вернулся к мольберту. Еще год провел он наедине с холстами. В его сознании
смутно вырисовывался идеал жизни, до этого неведомый ему: тихая музыка,
переливы звезд и рождение красок. Андраковскому хотелось писать картины, а
две трети времени у него уходило на сон и добывание пищи. Но все же он был
доволен. А на третий год мимо планеты робинзонов пролетали механические орды
роботов-кочевников хана Мехмата. Мехмат спустился посмотреть на картины, и
по его корпусу текла скупая мужская смазка, выдавленная небывалыми
чувствами. Мехмат увез Андраковского в космос. Андраковский подарил Мехмату
картину "Мое мнение о смерти коллапсаров". Мехмат отдал Андраковскому
новенькую станцию, четыре катера и пятьдесят роботов обслуживающего
персонала, а сам, рыдая, скрылся вдали. Андраковский зажил, как царь. К нему
прибился бедняга Бомбар, выброшенный самодуром капитаном за немоту и тупость
- последствия неудачного клонирования в лаборатории Граненого Меридиана на
Семи Крестах.
Андраковского выбрали секретарем галактической ассоциации живописцев, но
сторонники школы маренго и хаки, заслоненные новым талантом, из зависти
начали плести козни. За роковое прошлое Андраковский был исключен из
ассоциации. У него даже хотели отнять подарок Мехмата - станцию, которую он
назвал "Большая Медведица". Андраковский защищался, как мог. В бою погибли
три катера и все роботы; из их останков Андраковский сам собрал Катарсиса.
"Большая Медведица", отвоевавшая независимость, перекочевала на новую орбиту
и вскоре была забыта всеми. Слава Андраковского развеялась без следа. Но
Андраковский продолжал жить и творить. А чтобы не умереть с голоду и не
остаться без энергии, он раз в месяц грабил пролетающие звездолеты. Его душа
пришла в равновесие. Он обрел долгожданный покой и наслаждался звездами.
Правда, сейчас покоя не было. Неоконченное полотно тянуло к себе, но
Андраковский, слушая музыку, стоял и думал, что если в хвостовую спираль
потока, которую он сейчас заканчивал, добавить ультрамарина, а ядро из
багрового сделать алым, искрящимся, то это будет картина о любви. Он назовет
ее "О чем говорят турбулентные потоки".
Мысли Андраковского были прикованы к вечному вопросу не случайно. Ой как
не случайно.
Два часа назад радар сообщил: приближается неизвестный корабль. Судя по
размерам - в самый раз для грабежа. Катарсис включил дальний проектор, и на
экране появился среднего тоннажа катер под названием "Санскрит". Вряд ли
экипаж больше четырех. Андраковский оставил кисти и велел готовиться к
абордажу.
А на "Санскрите" летели всего два человека. Это был свадебный круиз
молодой супружеской пары из Сванетии - гляциолога Л алы и тренера школы юных
альпинистов Аравиля Разарвидзе. Аравиль сидел в рубке в пилотском кресле
перед пультом, а Лала сидела на коленях Аравиля, нежно обнимая его за шею.
Аравиль гладил Лалу по волосам и ласково шептал:
- Ты прекрасней, чем самая высокая вершина в миг рассвета, когда все горы
лежат в синеве, а она одна, алая, как тюльпан, плывет в мерцающем небе! Ты
стройна, как кипарис, что вырос под сенью огромной скалы, защищающей его от
бурь! Твои руки нежны, как шелковые шарфы! Я унесу тебя в горы на
недоступные ледники любви, как снежный барс уносит искры солнца на изогнутой
луком спине!..
И тут раздался стук по корпусу в районе шлюза.
- О небеса! - завопил Аравиль. - О несравненная Лала, прости мне мой
уход, ибо, клянусь Эльбрусом, это какой-нибудь несчастный просит о помощи, и
я помогу, чтобы восславить имя твое! Как ни долог будет мой путь, ты только
жди и поклянись любить вечно!..
Лала прижалась к груди Аравиля. Аравиль застонал, подхватил любимую на
руки, закружил по рубке и осторожно, как бесценный сосуд, опустил обратно в
кресло, а сам бросился открывать.
Электронасосы быстро накачали в камеру воздух, и двери разъехались. В
клубах морозного пара в коридор вошли Андраковский, Бомбар и Катарсис.
Аравиль помог людям снять шлемы.
- Здравствуйте, - сказал Андраковский, пожал руку и деловито пошагал в
рубку. Тактика нападения была отработана уже давно. Бомбар - детина
огромного роста, но маленького ума - топал сзади, нависал над Андраковским.
Катарсис, скрипя с холода и охая, шел третьим, а за пиратами бежал ничего не
понимающий Аравиль Разарвидзе.
- Здравствуйте, - сказал Андраковский, увидев Лалу.
- Звезда очей! Мы потревожили тебя! - закричал из-за спин пришельцев
Аравиль, рванулся к жене и, упав на колени, стал целовать ей руки. Катарсис
несколько раз ткнул пальцем в кнопку общего сбора экипажа.
- Это жена моя, несравненная Лала, чей лик подобен сиянию льдов под
луной, - ревниво сказал Аравиль, поднимаясь с колен. - Сам я - землянин, а
кто вы?
- Есть еще на борту кто-нибудь? - спросил Андраковский, расстегивая
куртку, под которой спрятал бластер.
- Мы думали, что мы вдвоем на миллион парсеков! - закричал Аравиль. - Но
судьба послала нам трех попутчиков! О, если бы!..
Андраковский достал бластер и, виновато улыбаясь, уставил его в живот
Аравиля. Аравиль мгновенно смолк, только глаза его, расширяясь, полезли из
орбит. Бомбар поглядел в лицо Андраковского, обрадовано заулыбался и тоже
достал бластер.
- Простите нас, бога ради, - сказал Андраковский и пожал плечами. - Но
нам очень нужны продукты и энергия. Мы - пираты. Мы голодаем.
- Дорогой, ты меня хочешь убить? - свистящим шепотом спросил Аравиль.
Андраковский никого не хотел убивать. Его самого слишком много убивали, и
он научился уважать любое существо.
- Нет, понимаете... - замялся Андраковский.
- И жену мою, блистательную Лалу, тоже хочешь убить! - утвердительно
прошептал Аравиль, медленно закрыл глаза и сокрушенно покачал головой. Потом
он поднял лицо к потолку, рот его приоткрылся, и вдруг яростный вопль
вырвался наружу.
Аравиль подлетел в воздух, пинком выбив бластер из рук Андраковского,
перевернулся через голову и вторым пинком - в челюсть - отбросил пирата в
угол. Бомбар ухнул от восторга и бластером, как дубиной, хватил Аравиля по
голове, но за миг до удара тот вывернулся из-под приклада и рванул Бомбара
за руку. Бомбар, потеряв бластер, с грохотом распластался на полу. Катарсиса
от неожиданности замкнуло, и Аравиль коротким толчком плеча откинул его на
пульт. Что-то затрещало, и по дисплеям пронеслись желтые зигзаги. Бомбар со
сведенными на переносице зрачками сел, хрустнув позвоночником, и Аравиль
живо приставил к его виску дуло. Андраковский не шевелился. Катарсис, гремя,
свалился с пульта. Лала лежала в обмороке. Глаза Бомбара вернулись на место,
он взглянул на Аравиля, который был искренне убежден, что держит пирата под
контролем, медленно сжал кулак и, занеся руку, засадил Аравилю в лоб.
Аравиль перелетел через Андраковского, ударился в стенку и уснул. Секунду
спустя Бомбар уже стремительно волочил Андраковского и Катарсиса к шлюзу -
прочь от этого дикого горца.
Именно поэтому сейчас Андраковский думал о любви, рисуя турбулентные
потоки. "Санскрит" скрылся во тьме, но челюсть болела. Краски сохли на
палитре. И в это время Катарсис сообщил:
- Вижу новый звездолет. Большой, невооруженный... Грех пропустить,
честное слово. Называется, э-э-э... "Аввакум"!
Глава 3
Самое время смыться
Погасив огни и включив электромагнитную защиту, никем не замеченная и не
обнаруженная "Большая Медведица" подрулила к "Аввакуму". Пираты вышли в
пустоту, Андраковский отмычкой ловко открыл люк, и все перебрались в
шлюзовую камеру. Сам Андраковский был несколько удручен предстоящим
злодейством; Бомбар смотрел на него, как на бога, но что делать - не знал.
Катарсис кряхтел и охал, стучал себя по спине, где невыносимо искрил
контакт, и вполголоса ворчал. С бластерами наперевес пираты выбрались из
шлюза и побежали к рубке. По пути они никого не встретили. "Это знак! -
тоскливо бормотал Катарсис, который верил в приметы. - Западня, как пить
дать, западня! Надоело! Просить милостыню и безопаснее, и прибыльнее,
маэстро!" Андраковский не отвечал ему. В рубке оказался один вахтенный папа
Валентин Николаевич. Катарсис, ругаясь, зарядил бластер сонным пистоном и
бесшумно выстрелил через замочную скважину. Папа Валентин Николаевич уронил
голову на грудь. Пираты проникли в рубку. Бомбар встал на стреме у входа,
Катарсис бросился к пульту, а Андраковский достал из пенала полетный журнал.
Пока Катарсис переводил энергию в инвариантное состояние и выводил отсосный
кабель на кибере, Андраковский установил, что на борту звездолета "Аввакум"
летят восемь человек - пятеро взрослых и дети. Андраковский захлопнул журнал
и кинул его на приборы.
- Надо еще от остальных отвязаться, - сказал он. - А то, сами понимаете,
тревога, шум, погоня... Ты, Катарсис, останься, а мы с Бомбаром помчимся на
камбуз. У них обед сейчас по расписанию.
- Правильно, маэстро! - воскликнул Катарсис. - Я самый старый, а мне
всегда рисковать в одиночку!..
- Ничего! - примиряюще улыбнулся Андраковский. - Только ты не теряйся,
старина. Если кто сунется, то сперва пугни, а потом сонными его. Но не
калечь, Христа ради! А детей вообще отругай и прогони, а то я боюсь, что
такое ущемление свободы, как насильственный сон, вызовет в их неокрепшей
психике непоправимые сдвиги...
- Дети-то сейчас пошли, маэстро... - начал было Катарсис, но Андраковский
и Бомбар уже бежали по коридорам.
На камбузе они нашли только четырех человек - дети играли в войну. "И бог
с ними!.." - облегченно шепнул Андраковский. Пираты перезарядили бластеры и
без промаха усыпили оставшихся.
- А теперь, дружище, перетащим их в кают-компанию, - сказал маэстро
Бомбару, глядя на распростертые тела. - А то им здесь жестко.
Пираты примерились и, охнув, подняли тяжеленного папу Джейка.
Управившись со спящим экипажем, Андраковский и Бомбар прибежали в рубку
за папой Валентином Николаевичем. Катарсис в это время завершал грабеж
"Аввакума", отстреливая контейнер с продуктами.
- Кончаю, маэстро! - сказал Катарсис потному Андраковскому.
Андраковский кивнул, хватаясь за ноги капитана. Спустя три минуты пираты
были замечены детьми. Даниил замычал, ухватил Милору и Артема за одежду и
рванул назад, за угол.
- Пираты?! - восхищенно спросила Милора, и он захлопнул ей рот своей
ладонью. Артем побелел и сел на пол.
Милора вывернулась из-под руки Даниила и выглянула в коридор. Пусто.
- А что делать? - шепотом спросил Артем.
- Будем брать! - сказала Милора, сузив глаза.
- Сперва к родителям, - угрюмо возразил Даниил.
- Зачем?! - изумилась Милора.
Даниил помялся и объяснил:
- Для очистки сов-вести...
И дети на цыпочках помчались в рубку. А там никого.
Даниил поскреб затылок.
- В кают-компанию?.. - предложила Милора. В кают-компании лежали все
пятеро. Мамам под головы Андраковский заботливо сунул подушки с дивана. Папы
Джейк и Борис храпели в креслах. А папа Валентин Николаевич, как капитан и
наиболее волевой человек, сквозь сон почувствовал неладное, сполз с кресла и
спал на полу.
- Та-ак!.. - сказала Милора, оглядывая кают-компанию. - Так и надо. Сами
виноваты. Придется пиратов вязать в единому. Пусть потом завидуют.
Звездолет "Аввакум" был оснащен двумя скоростными катерами малого
тоннажа. Назывались они соответственно "Аввакум-1" и "Аввакум-2". Милора
выбрала второй, он был ближе. Даниил с отцовским ключом направился за
бластерами, а Артема командировал за скафандрами. Милора сквозь шлюз,
кессонный бокс, диафрагму и стыковочный тоннель пробралась в темный катер,
где слабо и тускло тлели лишь огни аварийного освещения, и прошла в пустую
рубку с огромным экраном. Звезды, как скифские костры на бесконечной
полночной равнине, окатили лицо древним светом.
...Это было красивое зрелище: громада "Аввакума", плывущая в невесомости;
распростертые крылья приемников гравитации; вращающиеся пластины радаров;
решетчатые трубы генераторов; багровые жерла сопел; переливы алых и синих
маршевых огней. И рядом, как при ките акула, хищный силуэт "Большой
Медведицы" с раскрытыми створками грузового трюма. Трюм глотает последний
ребристый контейнер с награбленным добром, створки опускаются; полыхнув
бело-лазурным огнем, катер разворачивается, плавно набирает скорость и,
словно монета в мутной воде, тает во мраке, уходя прочь. А через двадцать
минут оживают кормовые отсеки "Аввакума", зажигаются алые предупредительные
огни, штанги разводят броневые плиты, и из дымно освещенного ангара по
стапелям выплывает другой катер. Ангар закрывается, катер, работая носовыми
двигателями, ложится на крыло, делает пробный вираж вокруг звездолета и тоже
уходит в темноту.
Безмолвие.
- Кажется, я нашел их, - неуверенно сказал Артем, управляющий локатором.
На зеленом расчерченном поле дисплея светился желтый крестик.
Даниил, сидевший в пилотском кресле, перегнулся через подлокотник и
внимательно поглядел на крестик.
- Они, - авторитетно сказал Даниил.
- Все равно больше никого поблизости нет, - рассудительно заметил Артем и
покрутил какую-то ручку на пульте. - Я все обшарил.
- Тогда будем брать этих, - сказала Милора.
Даниил уселся прямо, немного подумал, потер в нерешительности переносицу
и положил руки на панель управления.
"Большая Медведица" уходила не спеша. Пираты совсем не ждали погони.
Андраковский в фартуке сидел перед горой консервов и сортировал коробки и
банки.
- Это на вечер, - сказал он, нагружая Бомбара. - Отнеси на камбуз.
Бомбар поспешно бросился к двери.
- А это что? - задумчиво спросил себя маэстро и ногтем колупнул наклейку
на банке. - Ка-пу-ста цветная, ат-лан-тическая... Чего ведь не придумают,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг