Филиппа уехало в машине с Лизой и к полуночи позвонило:
- Передай бабушке, что я заночую у ребят, а то она будет психовать /он был
уверен, что родители психовать не будут/ - А завтра прямо на вызов.
- Но ты же без шапки! - заорал Денис в параллельный телефон, но сын уже
повесил трубку.
- Ничего, наденет её лисью, - сказала Иоанна. Но Денис не сдавался - это
было бы для него в какой-то мере крушением иллюзий. Он поверил лишь через
неделю, когда Лиза переехала в филиппову комнату, заставленную магами,
телеками и видиками всевозможных цен и фирм. В доме произошли отрадные
перемены - Лиза оказалась замечательной хозяйкой и женой. Прежде всего,
стало тихо.
И добилась она этого наипростейшим и безболезнейшим способом - заставила
Филиппа пользоваться наушниками. Почему-то это красивое решение никому в
голову не приходило.
Стало не только тихо, но и чисто, уютно. Взамен бутербродов и консервов
появилась нормальная домашняя еда, не то чтобы кулинарные симфонии, но щи,
котлеты, творожники, разнообразные компоты вместо вечного кофе - быстро,
полезно и вкусно... Иоанна к тому времени уже сбежала в Лужино, свекровь
парализовало после инсульта, и присутствие в доме настоящей женщины было
как нельзя более кстати. Ни Иоанна, ни свекровь никогда не были такими вот
полноценными жёнами, хранительницами очага. Восхищаясь Лизой, Иоанна
перебрала в памяти всех своих родственников и знакомых и пришла к выводу,
что таких вот "хранительниц" пора заносить в красную книгу. К тому же Лиза
ухитрялась одновременно рожать детей, продолжать учёбу, сниматься пусть в
небольших, но вполне пристойных ролях и, вообще, оставаться эталоном
физического и морального совершенства.
Самые пламенные и изысканные комплименты действовали на неё как гудение
бормашины в зубном кабинете. Похоже, Лиза действительно испытывала
отвращение ко всему роду мужскому за исключением их с Денисом отпрыска.
Филипп был довольно смазливым мальчиком, женщинам он нравился своей
"загадочностью", как призналась Иоанне как-то одна из его подружек. По
мнению Иоанны эта "загадочность" была просто плохим воспитанием свекрови,
распущенностью и непредсказуемостью поведения. Ибо Филипп делал, что его
левая нога хочет, и мог во время урока, собрания, юбилейной речи вдруг
молча встать и выйти вон. Объяснение у него было однотипное: "Надоело".
- Ты мне тоже надоел! - орала Иоанна, - Что же мне теперь, бросить тебя и
сбежать?
В конечном счёте она так и поступит.
Так же непредсказуемо и неожиданно Филипп уходил из жизни своих подружек,
чтобы потом ни с того ни с сего опять появиться или исчезнуть навсегда. Но
не хамством же своим он завоевал такое совершенное создание как Лиза! Лиза
- вот кто была для Иоанны настоящей загадкой. Она, мать, уже ненавидела
Филиппа за те мучения, которые он доставлял Лизе, а та не просто терпела -
многие бабы терпят, но со скалкой, со скандалами или молча, со слезами,
или расчётливо делая вид, что ничего не знают - Лиза всё знала. Она
терпела, прощая.
Техника шла вперёд. Приёмники и маги Филипп, как правило, ремонтировал
дома, телевизоры прямо на квартирах, а уж о фирменных зарубежных системах
и говорить нечего - кто ж отдаст оную в телеателье или куда-то еще. А
квартира отдельная, благоустроенная, муж, естественно, на работе или в
загранке, а принимает молодого симпатичного мастера Филиппа хозяйка в
халатике, дама, как правило, импортная, по всяким там Сингапурам езженая.
И халатик, и духи, и косметика у неё "самые-самые", в домашнем баре -
виски, в холодильнике - икорка. Службой дама не особенно обременена -
через год-два опять за кордон, а там с адюльтерами строго, у мужа может
карьера полететь. Лучше уж здесь, в родном доме, где и стены помогают... И
нравственность у дам тоже импортная, нагляделись всяких порно... Приедет
мастер ведь не на пятнадцать минут, а на час-два, а то и больше, как тут
не угостить, не поболтать о том, о сём...
Эпоха видиков вообще стала стихийным бедствием. Понавезли всякого
сомнительного ширпотреба, для нас - экзотика, у каждой хозяйки найдётся
что-нибудь эдакое, а это уже на несколько часов. Иногда, до утра, иногда
на бровях. И момент социального неравенства отсутствует: мастер - сынок
этих самых "черноследников"...
Что было хуже всего - Филипп понемногу начал спиваться. А Лиза терпела,
страдала и... оправдывала. Для неё объяснить - означало оправдать.
- Это от пустоты, - говорила Лиза, - И пьёт он от пустоты, и женщины
эти... И они с ним от пустоты... Плохо им, всем плохо, как вы не
понимаете...
- Вот-вот! - бушевала Иоанна, - Все преступления в мире, милая, от
пустоты... Пожалела мышка кошек. А тебя кто пожалеет?
- Вы, - сказала тогда Лиза и неожиданно ткнулась лицом в её плечо. Иоанна
чувствовала на шее её частое тёплое дыхание, свежий младенческий запах
высветленных для очередной съёмки волос /Лиза употребляла только детское
мыло/ и вдруг осознала, что кажется любит её, любит больше своего обормота
Фильки с его загадочностью, хамством и всеобъясняющей пустотой.
И сейчас, когда Иоанна видит невестку на лестничной площадке, несчастную и
зарёванную, ей действительно жаль только её в этой истории, а не
пропавшего без вести Градова-Окунькова Среднего, хоть бы он совсем
провалился, сукин кот!
Именно этого боится Лиза. Панический страх перед всякими несчастными
случаями и стихийными бедствиями, пожалуй, единственный лизин недостаток.
Повсюду ей мерещились автокатастрофы, пожары, убийцы-маньяки, внезапные
остановки сердца и роковые стечения обстоятельств. Она белела при виде
телеграммы, от визга тормозов за окном и удара грома. Болезненное
воображение сразу подсовывало ей десятки вариантов возможных несчастий и
тут уж с Лизой ничего нельзя было поделать - она металась, плакала, всё у
неё валилось из рук, пока не поступала информация, что на этот раз, слава
Богу, пронесло. Все попытки внушить Лизе, что состояние её ненормальное и
надо лечить нервы, разбивались о неопровержимый её довод: "Но разве так не
бывает?"
- Да, бывает, но очень редко, обычно люди об этом не думают...
- Редко! - рыдала Лиза, - А в "Скорую" не дозвонишься... И возразить ей
было нечего. Роковая мистическая пропасть, куда свалиться можно в любой
момент, действительно существовала, но большинство человечества
благоразумно предпочитало её не замечать. Предохранительный клапан,
почему-то отсутствующий у Лизы. Но зато Лиза, измотанная перспективами
глобальных катаклизмов, не реагировала на обычные человеческие источники
страданий вроде супружеских измен, неприятностей по работе, денежных
затруднений и очередей за дефицитом.
Потому и прозвали Лизу в актёрских кругах "Царь-Рыбой". Поглядели б они
сейчас на эту Рыбу!
Иоанна знала, что сейчас с Лизой разговаривать бесполезно, и, поцеловав её
в мокрую щёку, стала искать свои тапки. Тапки тоже были лизиным
нововведением ещё до появления Тёмки. Тёмка орал в гостиной как резаный, в
кухне что-то горело, Лиза рыдала в телефон. И в довершение картинки
периодически испускала истошные вопли свекровьина кошка Марта, требуя кота.
Иоанна нашла тапки, выключила на кухне сгоревшие сырники, огрела кошку
веником и пошла к внуку. Тёмка валялся на спине в манеже - упал и не мог
подняться, ревел, дрыгая ногами, вокруг в таком же положении валялись
заводные машины, звери и луноходы. Иоанна взяла его на руки - он был сухой
и кормленый, ещё тёплая чашка с остатками каши стояла на столе. Тёмка
ревел от унижения и одиночества, на руках он сразу замолчал. Иоанна
усадила его на колени и, покачивая, принялась разглядывать. Подрос. А
похож стал, пожалуй, на Дениса.
Лиза опять кому-то звонила. Зря она - всё в порядке с нашим бесценным
Филиппом, хотя бы по теории вероятности. Впрочем, у Лизы на этот счёт
наверняка есть в запасе прецеденты... Она коллекционировала эти несчастья
как значки.
Тёмка тоже внимательно разглядывал "бабу". Интересно, что он о ней думает?
Иоанна улыбнулась - он тоже. Эта ответная детская улыбка... Тёплое
поползло по ноге - Тёмка пустил лужу. Иоанна сменила ему ползунки и пошла
в ванную. Ей стало чуть легче.
- Жанна!
Это свекровь. Придётся зайти. Мадам Градова-Окунькова полулежала на
подушках в своей до предела заставленной вещами комнате, напоминающей
запасник какого-то фантастического музея всех времён и народов. Чего тут
только не было! И павловский книжный шкаф красного дерева рядом с собратом
из карелки, и письменный стол покойного Градова-Старшего со шведской
шторкой, и пушкинский бюро-секретер с бронзой, и белый, будто из кружев,
французский столик с таким же кружевным стульчиком...
Современную мебель свекровь, к счастью, не любила, но зато отыгралась на
мелочах - фонариках, вазах, безделушках и масках, развешанных по стенам
между довольно приличными "голландцами" и русскими "академиками", в своё
время купленными по дешёвке в Ленинграде и на Арбате.
Когда Филипп подрос, бабушка великодушно отдала ему свою вторую комнату,
но с вещами расставаться не пожелала и втиснула в девятнадцать метров и
счастливое своё закордонное прошлое с Градовым-Старшим, и беготню по
комиссионкам во время коротких визитов домой /купленная тамошняя фанера в
обмен на тутошний антиквариат, пока у нас ещё не разобрались, что к чему/.
И даже закордонные свои привычки, начиная с апельсинового сока с тостами
по утрам и кончая игрой в бридж, к которому она от скуки пристрастилась
вместе с другими посольскими дамами где-то в забугорье. Даже двух своих
партнёрш удалось ей сохранить с тех далёких времён, и теперь они, все уже
бабушки и вдовушки, собирались на бридж по четвергам и воскресеньям в
свекровьиной комнате, жалея о четвёртой партнёрше, туземке-аптекарше
русского происхождения по имени Наташа, научившей их этой интеллектуальной
игре.
Нынешней четвёртой их партнёрше приходилось терпеть обидные реплики вроде:
"Наташа бы тебя за такой ход...", от которых она иногда плакала и бросала
игру. Но всякий раз дамы мирились, потому что в Москве бриджистки на
дороге не валяются.
Свекровь полулежала на подушках в накидке из какого-то длинноворсового
меха, при косметике и причёске - это означало, что сегодня она ждёт
гостей. Наверное, в том же наряде она выходила когда-то на веранду
посольского особняка, где её уже ждали приятельницы, и садилась за белый
кружевной столик, и курила длинные сигареты, кутаясь в обезьянью накидку,
защищавшую от ветра со стороны Средиземного моря. И на своей сдаче думала:
"Остановись, мгновенье!.."
Теперь ветер дул с шумной московской улицы, приносил запах бензина и
тушёной капусты из ближайшей столовой, но дверь балкона приходилось
держать открытой, потому что дамы нещадно курили - всё те же длинные
тонкие сигареты, купленные в "Берёзке". И пили кофе, а то и джин с тоником
из той же "Берёзки".
Свекровь прекрасно выглядела, и если бы не неподвижно вытянутые ноги,
прикрытые шотландским пледом, да въевшийся запах мочи, который не могли
заглушить никакие духи, её можно было принять за активистку районной
группы "Здоровье". Это было заслугой всё той же Лизы. И вообще, если бы не
Лиза, антикварно-карточный домик свекровьиного бытия рухнул бы, когда
подвернулся необычайно выгодный размен старой квартиры. Но любимый внучек
Филипп наотрез отказался взять к себе бабушку. А с Дениса взятки гладки:
дома он почти не бывал - съёмки, фестивали, дома творчества, а матери
нужен постоянный уход. Иоанна же к тому времени постоянно жила в Лужине, к
тому же она была "чужая", так что совесть её была чиста. И она не без
тайного злорадства наблюдала, как Денис с Филиппом, два чистопородных
отпрыска генеалогического древа Градовых-Окуньковых виртуозно
отфутболивали свекровь друг другу, а потом, выдохшись, вспомнили о
пансионате для престарелых.
Но эту спасительную идею им развить не удалось. Лиза, молча гладившая в
углу бельё, вышла из комнаты со стопкой рубашек и вскоре вернувшись,
объявила:
- Я позвонила, что мы от обмена отказываемся. Давайте чай пить.
Подвиг Лизы никто не оценил, меньше всех сама свекровь. Иоанна слышала,
как разъярённый Филипп кричал жене:
- Кому нужна твоя жертва? Знаешь, что она думает? Что ты из-за её рухляди
не хочешь переезжать. Чтоб тебе антиквариат этот хренов достался. Пусть,
говорит, не надеется меня обдурить - правнукам завещаю после достижения
совершеннолетия... Пусть, мол, меняется - так ей и передай...
- Это она от гордости, - сказала Лиза, - И от обиды. Она вас любит и не
верит, что вы могли бы её бросить.
Последний козырь Филиппа не сработал - Лиза на бабку не обиделась, и
выгодный обмен не состоялся.
- Как же, уедет она! - ворчала Градова-Старшая. И действительно оформила
завещание неведомо на кого, пригласив нотариуса. Но Лиза как ни в чём не
бывало продолжала подавать ей судно, обмывать и делать массаж.
Похоже, обижаться Лиза вообще не умела. "Она же старая", "Она же больная",
"Она чудит..." - вот и всё. Поставить диагноз и пожалеть.
Лиза была для Иоанны доказательством того, что есть категория людей,
которые беспрекословно и радостно идут на Зов, часто не зная, чей он. И
таких Господь обязательно спасёт, даже если они "не воцерковлены", -
просто они от рождения "правильные". Не безгрешны, конечно, а здоровы в
главном - в шкале ценностей. И что Евангельское "Я - дверь",
свидетельствующее, что только судом и решением Иисуса Христа можно туда
войти, означает, что овцы, которые пришли на Зов к Двери, не ведая Имени
Пастыря своего, могут быть впущены в Царствие Пастырем с большей
вероятностью, чем знающие, чей это Зов, слышащие Его, но остающиеся
пастись где-нибудь в злачном месте. Или вообще бегущие в обратную
сторону...
- Что он у вас без конца орёт? Не можете ребёнка успокоить, две бабы в
доме, - проворчала свекровь.
Иоанна жила то в Лужине, то в Доме творчества, но во всех домашних
происшествиях оказывалась в ее глазах изначально виновной.
- И что там у вас на кухне горит?
- Уже сгорело.
- Филипп звонил?
- Нет. Лиза на стенке сидит, он её доконает, дубина. Воспитали вот,
гордитесь.
- Да от такой жизни кто угодно сбежит! Она его, вишь ты, от рук отучает,
Тёмку, вот и орёт... А кошке кота надо, я уже договорилась. Ты-то
сбежала!..
- Вам только кота не хватает, - Иоанна шагнула к двери.
- Жанна!
Свекровь плакала, размазывая по щекам чёрные от туши слезы.
- Жанна, надо что-то делать. Я так боюсь за Филиппа - он спивается. Вот на
днях, ночью... Я проснулась, он здесь. И пьёт. Ночью, прямо из горлышка.
Тайком от неё... Жанна, вы с Денисом должны его устроить в больницу. Я так
боюсь... А вдруг малыш родится больной - сейчас про это такие ужасы
передают...
- Да, да, я всё сделаю...
Поскорей скрыться в ванной. Она стоит под душем в каком-то оцепенении,
закрыв глаза и не чувствуя ни времени, ни бьющей по плечам слишком горячей
воды. Она отвыкла от проблем, у неё просто нет сил...
- Мама, вы скоро? Мы садимся обедать, - послышался за дверью веселый
голосок Лизы. Это означало, что вернулся Филипп.
Когда Иоанна вышла из ванной, квартира будто по мановению волшебной
палочки преобразилась. Вокруг всё сияло уютом и чистотой, из кухни пахло
чем-то вкусным, Тёмка спал, рядом в кресле спала кошка. Сам "волшебник"
сидел за столом, хмуро размешивая в борще сметану. Вид у него был помятый.
- Привет, ма.
- Ты что, недоделанный, свой номер телефона забыл?
- Он за городом был, - грудью встала на защиту Лиза, - Там телефона нет.
Вечером свет погас, на даче часто свет гаснет, сами знаете... Не приезжать
же по новой. Пришлось систему чинить с утра, провозился, а телефона нет.
Он сам перенервничал, устал...
Иоанна принялась за борщ, борщ был превосходный. Она вспомнила, что весь
день ничего не ела.
В дверь позвонили - пришли бриджистки. Лиза приветливо щебетала в
прихожей, помогая гостьям раздеться.
- Береги её...
- С ней же невозможно, - взорвался Филипп, - Ну скажи, разве это
нормально? Эти дети, старухи - они сожрут её. Лучшие годы, надо сниматься,
играть, а она... Горшки, пелёнки... Говорил - избавься от второго, не
время - вылупила глаза: - Он же человек!.. А если их двадцать будет, таких
человеков?.. А она - не человек? И бабка ещё сто лет проскрипит - что же
теперь, свою жизнь кошке под хвост? В пансионате врачи, уход... Подумаешь,
бриджа там нет... Будет в "дурака" - какая разница?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг