- Со мной можно, - улыбнулась Яна, протягивая пустую чашку, - я тоже не
сектантка. Какое изумительное варенье!
- С вишнёвым листом. Вы... да, вы православная. Крестили в детстве -
старорежимная бабуля или тётя, скорее, суеверная, чем верующая, но и то
слава Богу. С тех пор в храме вы, скорее всего, ни разу не были. Может, не
хотите неприятностей, если в партии, или считаете, что это место для
тёмных фанатичных старух, а вера должна быть в душе...
Яна улыбалась и согласно кивала. Ей было Интересно, куда Варя клонит. - И
душа ваша знает, что Бог есть. Вы Его вспоминаете, когда что-то случается,
кричите: "Помоги!"... А потом даже забываете поблагодарить. И опять не
верите в Его к вам любовь, а Евангелие у вас если и есть, то пылится на
полке. Так ведь? Абсолютная идея. Высший разум, бесстрастный компьютер,
который глотает наши жизни, как этот... на картине... Ну, который пожирает
своих детей. Тут мне один говорит: "Проглатывает Бог нас с нашим жизненным
опытом и совершенствуется". Из академии наук больной. А зачем, говорю,
вашему богу совершенствоваться, если он - абсолютная идея? Если к нему не
прибавить, не убавить? Молчит. Лучше б Евангелие прочёл... Вот вы тоже не
читали. В лучшем случае пролистали разок, и в сторону. А его надо каждый
день читать. Вы не обижайтесь, вокруг все такие, не вы одна. Мы все
смертельно больны, но никто об этом не желает слышать. Вы уж простите...
- Да нет, всё правильно.
- Опять накинулась, а это нельзя. Батюшка говорит, это от гордости. Ты,
говорит, Варвара, самого Господа хочешь обойти. У каждого к Нему своя
дорога, не гони лошадей... Записанные в Книгу Жизни обязательно придут,
услышат, не гони... Вот не слушаюсь, дура я...
Она достала из кармана старухино письмо, разгладила на столе и вдруг
расплакалась.
- Варенька, да вы что, из-за какой-то поганой старухи, - начала было Яна,
но Маша-Машенька-Мария неожиданно принялась убеждать, что старуха эта чуть
ли не святая, что в войну она вытащила из боя сотни раненых, у неё самой
несколько тяжёлых ранений, живого места нет, и двоих сирот воспитала,
которые в ней души не чают, приходили почти каждый день, "Мамочка да
мамочка". И от квартиры она отказалась в чью-то пользу...
Мария. Мария Петровна?.. С именами зашкалило. Яне становилось всё
интереснее.
- Что ж эта святая стукачка вас-то решила погубить?
Глаза у Вари мгновенно высохли. Она сказала, что всё, ей некогда, к
сожалению, и вообще дальнейший разговор не имеет смысла, потому что дальше
Яна всё равно не поймёт, потому что дальше этот самый невидимый барьер,
когда глаза не видят, а уши не слышат. Потому что дальше надо особое
восприятие мира, а Яна, если даже и верит в Бога, то силы тьмы для нее
так, пустой звук.
- Может, вы и правы, но я очень хочу понять. Я попытаюсь, объясните...
- Ну хорошо. Вы знаете, что такое духовная брань? Брань - это "война", Вся
наша жизнь - непрерывная духовная война. За души. С Богом ты или с
дьяволом. Не знаю, верил ли Достоевский в дьявола, он тоже пишет, что
сердца - поле битвы. А у нас здесь, в больнице - последняя черта,
передовая, понимаете? Жизнь или смерть. Здесь все силы ада восстают,
только б не пустить душу к Богу. Тут великая осторожность нужна.
Бесконечно пожалеть и помочь. С любовью, смирением... Это я виновата -
поспешила со священником. А силы у меня слабые, и молитва слабая... Вот
тьма и взяла верх, и погибло всё...
Опять слезы.
- Бросьте, Варенька, хотите, я сама с ней поговорю? Я тоже знаю, как с
ними надо, журналисткой работала. Спасибо, мол, за сигнал, примем меры...
Удивлённый взгляд.
- Так ведь умерла она. Сегодня ночью. Я думала, вы знаете...
Яна опять села.
- О, Господи! Значит, вы хотели ей позвать перед смертью священника...
- Игорь Львович сказал: ждите, скоро конец. И сама она знала. Она
попросила сказать ей правду.
- Постойте, значит, она перед смертью пишет на вас жалобу и умирает без
покаяния? Бред какой-то. Жалобу, что вы хотели ей помочь спасти Душу? Ну
пусть она в это не верит - жаловаться-то на что? Ну пусть придет священник
на всякий случай, а вдруг что-то там есть? Ну пусть один шанс из миллиона
- хуже-то не будет! Дальше-то всё, шлюсс. Так она эту свою яму с червями
защищает, пишет жалобу. На смертном одре! Это уже никакой не атеизм, это
антивера какая-то... Безумие!
- Ну вот вы и поняли, что такое духовная брань. Это когда вопят: "Нет
вечной жизни, нет Бога, нет Царства Небесного, есть только вечная смерть,
гроб и черви, и ради того, чтоб они нас сожрали вместе с душой нашей, мы
отвергаем и Царствие, и бессмертие, и замысел Бога о человеке, и пишем
жалобы. Ведь не просто не верим, а отвергаем!"
- Ну и хрен с ней, земля ей пухом!
- Эх вы, а говорили "пойму"... "Бред, мол, безумие",.. Что же вы её не
жалеете, если она в их власти, если не в себе она? Не в себе, а с ними!
Ведь если вы верите в Свет, надо признать и тьму, ведь не может Бог
творить все эти ужасы. Думать, что Бог виноват в зле - хула на Бога! Они
есть, и мы добровольно пляшем под их дудку. Нам вместе надо быть, добрыми,
жалеть друг друга. А мы даже мёртвых пинаем...
- Ладно, Варенька, письмо-то никуда не попало, всё хорошо...
- Чего хорошего, если оно ей теперь в осуждение? Я её спровоцировала,
ввела в грех богоборчества... Моя вина, Господи... Эй, Хохлова, что у тебя
в палате под койками творится, а? Задницу отъела, лень нагнуться. Что
"вытирала" - ты нагнись, нос-то сунь!
Последние слова относились к заглянувшей в подсобку нянечке. Яне пришлось
себе признаться, что образ Вари с постоянно меняющимся имиджем то
восторженно-романтической немолодой девы, то смиренной богомолки, то
по-бабьи жалостливой сиделки, то грубовато-деловой медички становился всё
более расплывчатым и всё менее соответствующим её и без того смутному
представлению о верующих. И всё более интригующим.
- Но, Варя... Если она, как вы сказали, такая уж хорошая, а Господь
милостив - разве Он не простит?
- Многое нам, конечно, неведомо, предстоит ещё Суд. Но зачем нам дана
жизнь, если не для выбора между Богом и дьяволом? Если ты добровольно не
хочешь служить в армии Света, или, ещё хуже, служишь тьме и так, во тьме,
твое время кончилось - как может Господь насильно забрать тебя в Свет? Это
было бы против твоей воли, разве не так? А нам дарована свобода. Бог не
может отнять у нас свободу.
- Вот что, давай сожжём это проклятое письмо, - предложила Яна, - Вместе с
конвертом. Нет его и никогда не было, а? Это рукописи не горят. А жалобам
- туда и дорога.
Мысль эта неожиданно Варе понравилась. Чиркнув спичкой, она перекрестилась.
- Господи, сотри мой грех и невольный грех чада Твоей новопреставленной
перед Тобой. Моя вина. Господи, вычеркни эти слова из Книги Твоей. Ты ведь
всё можешь. Господи. Измени время, чтоб ничего не было, никакого письма...
И ты проси! - приказала она Яне, - Креститься-то хоть умеешь?
Яна перекрестилась. На блюде с кроваво-красными остатками варенья,
корчась, погибало скомканное письмо покойницы. По ставшему вдруг
иконописным Вариному лицу метались отблески пламени, и Яна вдруг явственно
ощутила, что сейчас, в этой полутёмной подсобке, среди бельевых тюков и
больничных "уток", действительно происходит нечто
таинственно-непостижимое, связавшее вдруг её, Варю и чокнутую эту
большевичку, брезгливая неприязнь к которой сменилась забытой
щемяще-блаженной болью. Болью где-то на самом дне души, где хранилась лишь
память о Гане, о детстве, первом крике Филиппа, да ещё двух-трёх
прекрасных мгновениях, когда останавливалось время...
Уж не колдунья ли она, эта Варя? "Маша-Машенька-Мария"... Всё в Яне
замерло, задрожало от детски-явственного предвкушения чуда. Близкого, "при
дверях".
- Я вас задержала, наверное? Хотите, домой отвезу?
- Спасибо, Яна, я на дачу.
- И мне на дачу. У вас где? Жаль, совсем в другую сторону. Тогда до
вокзала, ладно? Так хорошо, что мы познакомились...
Варя сдалась.
- Ладно, тогда подождите в коридоре, я из холодильника черешню возьму,
ребятам купила. У меня их как-никак трое.
- Ото! Сколько же вам?
- Тридцать четыре, - ответила она без всякого кокетства, - Халат давайте.
В углублении, делящим коридор на два крыла, так что получался небольшой
холл, стоял цветной телевизор, столик со стопкой газет и журналов. Двое
больных в пижамах играли в шахматы.
Чудо висело на стене между традиционными репродукциями Васнецовской
"Алёнушки" и Левитановской "Золотой Осени". Небольшой этюд, почему-то
сразу приковавший взгляд Яны, хотя лишь подойдя вплотную, она разглядела в
правом углу знакомое Ганино "ДИ".
Сердце кувыркнулось. "Ди-и, Ди-и", - серебряно зазвенел в ушах колокольчик
чуда. Картина Гани?! Даже не картина - фрагмент. Мёртвое бледно-восковое
лицо в таком же бледном ореоле подушки и чья-то коснувшаяся лица рука -
удивительно передано её движение - рука едва коснулась, она протянута
откуда-то из светлой глубины картины, она будто выткана из этой
разгорающейся светлости, и вместе с тем это обычная рука, видны жилки,
вены, но оттого места, между сомкнутым глазом и сомкнутым ртом, где пальцы
коснулись лица, начинается жизнь, движение жизни. Едва уловимая
наливающаяся розовость щеки, жизнь бежит от кончиков пальцев к уголку
мёртвого глаза, ресницы вот-вот дрогнут, мёртвого рта - уголок ещё
неживой, но уже и не мёртвый, а дальше - мёртвая белизна другой щеки, лба,
подушки, переходящая в густеющую тьму вечной смерти.
Эта неуловимая грань, таинственный порог - вечная ганина тема. Только
прежде из ганиных картин уходила жизнь. Здесь - уходила смерть.
- Вот, повесила, иконы-то не разрешают, - услыхала Яна за спиной тихий
Варин голос, - Пошли, я готова. "Воскрешение дочери Иаира", евангельский
сюжет. Вроде как картина, не икона, а мы её освятили. И больным помогает
удивительно. Некоторые даже тайком на неё крестятся и прикладываются.
- Варенька, откуда это у вас? - спросила Яна, чувствуя, что ей лучше не
оборачиваться. Всякие обычные объяснения вроде "Я знаю Дарёнова" или
"Дарёнов - мой друг" были в отношении Гани совершенно невозможны, -
Дарёнов... он... Это что, у вас "оттуда"?..
Варя, как ни странно, тоже ответила, что всё расскажет в машине, потому
что есть шанс успеть на электричку, а потом - большой перерыв, следующая
лишь через сорок минут.
В машине Варя сообщила, что Дарёнов уже почти полгода как вернулся /Яна
подумала, что Регина, конечно, знала, но она, Яна, почти не бывает теперь
ни на Мосфильме, ни в Домах этих, ни на вечеринках/, что он учится в
Духовной Академии в Загорске, но живопись не бросил, сейчас пишет серию на
Евангельские сюжеты. Квартиры у него своей пока нет, часть картин хранится
у них в доме /Дарёнов с её мужем познакомились заграницей и теперь
дружат/. "Воскрешение" Ганя разрешил повесить в больнице, и ничего, сошло.
Но чтоб она, Яна, о Дарёновских картинах никому ни гу-гу /Сама знаешь,
религиозная тематика, за ним и так наверняка следят/. И вообще Дарёнов
никому специально не сообщил о своём приезде, ведёт крайне замкнутую жизнь
/Варя сказала "почти в затворе"/ что для готовящегося стать священником
вполне естественно.
Ганя, с которым она простилась навсегда - здесь... В это невозможно было
поверить. Не тот Ганя на дне души, некий символ, обозначение того
невозможного состояния, которое зовётся счастьем, который был всегда с
ней, а Ганя материализовавшийся, до которого можно дотронуться, услышать
голос, изменившийся, постаревший, как и она, но от этого не переставший
быть Ганей. Священник ли, пастух, космонавт, нищий, живой или мёртвый - он
всё равно Ганя, он есть и будет. Пока она есть - он с ней, и это главное.
И если им лучше не видеться, значит, оно действительно лучше. Так
благоразумно думала Яна, а Варе она просто сказала, что если Дарёнов
захочет её увидеть, пусть даст знать через неё, Варю.
Они подъехали к вокзалу, до электрички оставалось десять минут, а Варя всё
медлила выходить. Потом сказала, что у Дарёнова, возможно, будут каникулы,
они с мужем пригласили его пожить и поработать у них на даче и, если он
скажет "добро" на встречу сЯной, Варя даст ей знать заказным на
Ильичёвскую почту до востребования.
- Если Бог даст, ничего не случится...
- Вы уж. Варя, осторожней на своей "линии фронта". Небось, не раз
вызывали, предупреждали?
- На войне, как на войне.
- Еще хорошо, что письмо ко мне попало.
- Так оно для тебя и писалось, - неожиданно сказала Варя, - Неужели не
поняла до сих пор?..
ПРЕДДВЕРИЕ
"Выиграть войну с Германией значит осуществить великое историческое дело.
Но выиграть войну ещё не значит обеспечить народам прочный мир и надёжную
безопасность в будущем. Задача состоит не только в том, чтобы выиграть
войну, но и в том, чтобы сделать невозможным возникновение новой агрессии
и новой войны, если не навсегда, то по крайней мере в течение длительного
периода времени". И. Сталин
БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА.
1945г. Приказы в связи с освобождением войсками 1-го Белорусского фронта
столицы Польши - Варшавы; войсками 1-го Украинского фронта - городов
Пшедбуж, Радомско, Ченстохов. Участие в работе Крымской конференции США,
Великобритании и СССР. Подписание в Кремле "Договора о дружбе, взаимной
помощи и послевоенном сотрудничестве между СССР и Кольской республикой".
Приказы в связи с прорывом обороны немцев войсками 1-го Белорусского
фронта, ворвавшимися в Берлин с востока, в связи с прорывом обороны немцев
на реке Нейсе войсками 1-го Украинского фронта, ворвавшимися в Берлин с
Юга, и в связи с овладением войсками 4-го Украинского фронта городом Опава
/Чехословакия/. Приказ в связи с полным окружением Берлина войсками 1-го
Белорусского и 1-го Украинского фронта, соединившимися северо-западнее
Потсдама, и в связи с овладением войсками 3-го Белорусского фронта городом
и крепостью Пиллау. Присутствие на первомайском параде. Приказ в связи с
овладением городом Берлин, в связи с завершением ликвидации группы
немецких войск под Берлином и в связи с овладением городами Росток,
Варнемюнде, Рибнитц, Марлов, Лааге, Тетерев, Миров. Приказ в связи с
освобождением Праги. Приказ по войскам Красной Армии и Военно-Морскому
флоту в связи с победоносным завершением Великой Отечественной войны.
Выступление по радио с обращением к советскому народу. Речь на приёме в
Кремле. Осмотр в Кремле новых образцов послевоенной продукции, выпущенных
Горьковским автозаводом. Участие в работе 12 сессии верховного Совета СССР
1 созыва. Присутствие на Параде Победы в Москве. Выступление с речью на
приеме в Кремле. Присвоение высшего воинского звания - Генералиссимус
Советского Союза. Приём в Кремле участников юбилейной сессии Академии Наук
СССР. Участие в Берлинской конференции трёх держав. Обращение к Советскому
народу в связи с успешным окончанием войны с Японией. Приказ по войскам в
связи с завершением войны с Японией.
"- Однажды Берия предупредил Сталина, что дача заминирована. "Ну что ж
пойдём искать мину", - сказал Сталин. Взял с собой солдата с миноискателем
и вдвоём направились вокруг дачи. Ничего не обнаружили.
- Сталин был по природе человек не робкого десятка и очень любил людей
талантливых и храбрых. Таких, как, скажем Рокоссовский, - говорит Молотов.
- Первые годы охраны, по-моему, не было. Тогда все ходили пешком. И
Сталин. А вот когда начались новые покушения в 1928 году.. На границе были
пойманы с бомбами. Эсеровского типа люди. Они, террористы, смелые...
А тогда достаточно было убить Сталина, ещё двух-трёх, и всё могло рухнуть.
Помню, метель, снег валит, мы идём со Сталиным вдоль Манежа. Это ещё
охраны не было. Сталин в шубе, валенках, ушанке. Никто его не узнаёт.
Вдруг какой-то нищий к нам прицепился: "Подайте, господа хорошие!" Сталин
полез в карман, достал десятку, дал ему и пошли дальше. А нищий нам вслед:
"У, буржуи проклятые!" Сталин потом смеялся: "Вот и пойми наш народ! Мало
даёшь - плохо, много - тоже плохо!" /Молотов - Чуеву/
"У Сталина была удивительно сильная память. Я не встречал людей, которые
бы так много помнили, как он. Сталин знал не только всех командующих
фронтами и армиями, а их было свыше ста, но и некоторых командиров
корпусов и дивизий, а также руководящих работников Наркомата обороны, не
говоря уже о руководящем составе центрального и областного партийного и
государственного аппарата. В течение всей войны И. В. Сталин постоянно
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг