к земле, не даёт взлететь. Что нельзя одновременно служить двум господам -
Богу и богатству, имуществу, славе земной, что чем больше в твоей жизни
будет суетного и плотского, тем меньше духовного.
"Отдай плоть, прими дух..."
Ибо на земле идёт вселенская война, Света со тьмой, где неизбежна победа
Света, но война идет за души людские и поле битвы - сердца людей. Всякая
плоть на этой войне погибнет, рассыплется в прах, а каждая душа
бессмертна. Но только души, наполненные Светом, делами Неба, смогут с этим
Светом воссоединиться. Ибо "что общего у Света со тьмою?" и "ничто
нечистое в Царствие не войдёт". Вот он, Ганя, страшится небытия, но куда
страшней вечное бытие воинов тьмы. Когда навсегда исчезло всё земное,
привычное, исчезла плоть твоя, и пустую оболочку, монаду твоей бессмертной
души заполняет вечная тьма, ничто. Ибо света нет в тебе, ты сам избрал
тьму дарованной тебе свободой выбора, ты сам подписал себе приговор,
отказавшись от Неба, - вечную тьму навеки.
В этом и состоит Страшный суд. Измена замыслу Божию о тебе. Образу Божию в
тебе. Суд не в том, что ты не стал, допустим. Серафимом Саровским, а в
том, что ты не стал Игнатием Дарёновым, как тебя замыслил Господь со всеми
своими дарами, то есть "даром данными" - временем, здоровьем, талантами,
разумом, материальными условиями жизни. "Хлебом насущным". Как ты
использовал это, кому служил?
И всё, что не соответствует замыслу Неба об Игнатии, должно отсечься.
сгореть. Много ли останется от Игнатия нынешнего, или он весь сольётся с
тьмою?
Поэтому Крест - спасение наше. Он, конечно, бремя и иго, но иго благое и
бремя - лёгкое. А путь крестный - тот самый узкий, тернистый,
единственный, ведущий в Царство Света.
Ведь даже тонущий, чтобы удержаться на воде, принимает форму креста и даже
птица крестом парит в небе...
Но если Ганя сомневается, пусть лучше ещё подумает, ибо что лучше - отдать
сердце Господу и служить Свету, приготовляясь постепенно к таинству
крещения, проверить себя, или легкомысленно записаться в воинство, а потом
дезертировать? Или даже перейти на сторону врага, князя тьмы, что нередко
случается. А в чисто выметенный дом вселяется семь бесов и война предстоит
кровавая, прежде всего с самим собой.
С тем самым ветхим Игнатием, заполненным тьмою.
Ганя ответит словами, которые легли ему на сердце:
"Верую, Господи, помоги моему неверию..."
Отец Пётр кивнет радостно.
- Видишь, ты уже и молишься, значит, хоть немного, а веришь... И хорошо,
что смиренно - сила Божия в немощи совершается...
Ганя признается в своей ненависти к миру без Бога и к себе самому. Что
приезд сюда - его последний шанс, и начнёт рассказывать про ампулу. А отец
Пётр вдруг улыбнётся совершенно некстати.
- Вам это кажется смешным? - вспыхнет Ганя.
- Экий ты горячий! Разве ж я смеюсь? Смеются, случается, бесы, а мы
радуемся. За тебя я, Игнатий, радуюсь... Ну что ж ты, продолжай. Вот
Крест, вот Евангелие. Всю свою жизнь рассказывай, с тех пор как глаза
открыл... Где споткнулся, кого обидел... Всё, что ты хотел бы из своей
жизни вычеркнуть, рассказывай. Хорошее не надо, оно и так с тобой, а вот
от дурного надо избавиться. Ничего не утаивай, всё, как перед смертью,
говори. Это твоя первая в жизни исповедь... Сам Господь тебя слушает,
Игнатий. Как сына, что пропадал и вернулся...
Долгая исповедь обессилит Ганю вконец и, покорно отдавшись в руки отца
Петра, он будет машинально исполнять, что требуется, едва слушая его
пояснения: какой глубинный смысл в этом отречении от сатаны, в брошенном в
воду восковом шарике с закатанной прядью волос, в хождении со свечой по
храму, в помазании и в троекратном погружении с головой в выложенную из
гранита чашу, пережившую не один десяток поколений прихожан этой древней
церквушки.
Всё покажется мучительно непонятным, затянутым и каким-то чернокнижным
действом. Накатывала дурнота и хотелось лишь, чтобы всё поскорее кончилось.
- Терпи, чадо, это брань духовная, - шептал отец Пётр, видя его состояние,
- Это враг, он в тебе мается, тошно ему. Терпи...
Монашка принесла видимо специально купленное новое белье, великоватое.
Деньги отец Пётр взять наотрез отказался: "Считай, подарок крестнику". И
когда Ганя, наконец, переодевшись и впервые в жизни причастившись, с ещё
непросохшими волосами, зверски голодный, так что пришлось затормозить у
первого попавшегося кафе, сидел за столиком в ожидании омлета с горошком
среди рабочих с соседней фабрики и продавщиц из магазина игрушек напротив
/был как раз обеденный перерыв/ - в одинаковых детских платьицах куда выше
колен, рассчитанных на успех у детей старшего возраста, Ганя снова и снова
вслушивался в себя, гадая, что же изменилось?
А перемена была - он это чувствовал каждой клеткой. Что дивное и вместе с
тем жутковатое чувство свободы, разверзшейся внутри бездны - прямое
следствие происшедшей с ним главной перемены.
Насквозь пропахшие какой-то химической дрянью парни, яростно спорящие, кто
кому остался должен после вчерашнего кутежа, девчонки с остро торчащими,
как у кузнечиков, коленками в зелёных колготках, пожилая мадам с мелко
дрожащей левреткой в сумке, отвёртывающейся брезгливо от хозяйской руки с
ломтиком бледно-розовой ветчины, будто плыли мимо в ином, уже не
относящемся к нему потоке бытия. Нет, он не умер, он ощущал смешанный
запах - ветчины, химической дряни и духов девчонок-кузнечиков, видел за
окном грязный снег, так похожий на питерский, крыло своей машины, на
которой через сорок минут должен прибыть на деловую встречу с американцем
по фамилии Крафт, но все это уже не довлело над ним. Бездна разверзлась не
снаружи, а внутри. В нём самом.
Он перешёл шлагбаум и оказался по ту сторону таинственной черты. Он сошёл
с поезда на неведомом полустанке, и теперь поезд, набирая скорость, катил
мимо вместе с жующим залом и жующим Игнатием, всё настоящее, прошлое,
будущее. А он будто по привычке играл Игнатия, жующего, закуривающего,
произносящего какие-то слова, осознавая, что так было всегда. Их всегда
было двое. Игнатий и играющий Игнатия.
Банальность. Мир-театр, и люди в нём - актёры.
Сцена, меняющиеся декорации. Вместо костюма - данная при рождении плоть,
тоже меняющаяся. Первый выход на сцену. Игнатий - ребёнок, подросток, муж,
любовник, модный опальный художник, диссидент, преуспевающий парижанин -
роли, роли... А он, подлинный - что видел он в разверзшейся внутри бездне?
Несколько сценок из детства, обвитых серпантином таинственного слова
"ДИГИД", свои картины, окровавленными заплатами латающие израненную
оболочку души и печально-светлый лик Иоанны - половину их расколовшейся в
Предистории когда-то единой сути. И ещё - адская ампула, гайка в колесе,
глебова брошюрка... Вот и весь он, Игнатий Подлинный. И всё это уместится,
пожалуй, на одном холсте.
Пустота и бездна... Последний акт. Гамлет умирает, падает занавес. Убирают
декорации, уходят зрители, гаснет свет. Спектакль окончен. Ну а подлинная
жизнь, за пределами театра, - есть ли она?
Встанет ли Гамлет, чтобы раскланяться, снять костюм и идти домой?
Игнатий будто умер и теперь лежал на полу, мучительно ожидая, когда же,
наконец, зажгут свет. Но света не было, только, как чёрный траурный
занавес, беспредельно разверзалась в душе бездна.
Встанет ли он, актёр, игравший Игнатия Дарёнова? Париж, семидесятые годы
двадцатого века, жалкий пленник летящего в никуда потока бытия,
непостижимым образом вдруг вместивший в себя и этот жующий зал, и Париж, и
весь поезд вместе с безглазым машинистом? Изменился центр мироздания.
Игнатий будто просматривал в глубинах своего "Я", ставшего вдруг
бездонным, фильм с собственным участием. И этот новый, таинственно
бездонный, вечно пребывающий Игнатий вмещал и того внешнего Игнатия,
ковырявшего вилкой остывающий омлет.
И ещё интереснее - так было всегда. Два Игнатия. Жалкий пассажир поезда, -
внешний Игнатий, и Игнатий внутренний, так же свободный от происходящего в
поезде, как свободен от происходящего на экране зритель в зале. И спасение
- не в изменении сценария, не в направлении рельсов и уж, конечно, не в
смене вагона или занавесок в купе, а в том, чтобы понять, что как мир
владеет тобой, так и ты владеешь миром. И способен вместить и объять всю
вселенную, и путешествовать духом в пространстве и во времени, и изменять
её - не только спуском курка или нажатием ядерной кнопки, но и словом,
музыкой, кистью, пламенной молитвой.
Понять, что ты - "по образу и подобию", что ты - чудо, сын Неба. И главное
- не дать лежащему во зле миру одолеть тебя. С помощью Того, в Кого Ганя
так жаждал поверить.
"Сие сказал Я вам, чтобы вы имели во Мне мир. В мире будете иметь скорбь,
но мужайтесь: Я победил мир". /И. 16, 33/
"Ибо всякий, рождённый от Бога, побеждает мир". /И. 5, 4/
"Я сказал: вы - боги, и сыны Всевышнего все вы. Но вы умрёте, как человеки
и падёте, как всякий из князей". /Пс. 81, 6-7/
Встанет ли Гамлет? Или актёр в последнем акте должен умереть со своим
героем? И эти "кузнечики" с зелеными острыми коленками, и мадам с
левреткой, скорее всего, так и считают, и ничего, прекрасный аппетит.
Родился, сменил худо-бедно несколько масок и ролей и неизбежно кровавый
финал. Труп навсегда уносят со сцены, действие продолжается.
Зрители довольны, не думая о том, что "зрителей" в этом театре нет.
Почему они, боги, живут как роботы или животные? Почему не желают выйти
указанным путём из камеры смертников или хотя бы написать прошение о
помиловании? Почему верят лишь в смерть, хоть и живут, будто её нет?
Никогда прежде Ганя не испытывал такого леденящего отчуждения от мира,
оставшегося по другую сторону шлагбаума. Прежний Игнатий умер и остался
там, с ними. И нельзя вернуться назад в спектакль.
Надо подняться, но Гамлет продолжает лежать. В нём нет жизни. Нет Света.
Нет жизни...
Действие кончилось, декорации исчезли, свет погас. Таков неизбежный финал
каждого актёра. Тысячи ролей с неизбежным кровавым финалом. Есть ли жизнь
после спектакля - подлинная, реальная? Зажжётся ли свет, когда окончится
спектакль? Гане было сорок, его роль ещё продолжалась - мучительное это
раздвоение. Игнатий, играющий в обычную жизнь, вяло, бездарно, потерявший
всякий интерес к происходящему на сцене, и Игнатий, перешедший шлагбаум.
Убитый и реальный, жарко молящий во тьме о Свете.
Пройдёт несколько дней. Чудо не происходило, всё оставалось, как прежде.
Игнатий поймёт, что такое ад. Это вечное пребывание во тьме после
спектакля. В мучительной и безнадёжной жажде Света.
Ганя будет исправно читать утром и вечером подчёркнутые отцом Петром
молитвы из подаренного им же молитвослова, но непонятные слова будут
безответно исчезать в бездонной тьме пустого мёртвого зала.
Он снова начнёт подумывать об ампуле.
ПРЕДДВЕРИЕ
КРАТКАЯ БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА:
1941 г. Создание Государственного Комитета Обороны под председательством
И. Сталина. Выступление по радио с обращением к гражданам Советского
Союза. Назначен Народным Комиссаром Обороны СССР. Приказ по
противовоздушной обороне Москвы. Участие в работе конференции
представителей СССР, Великобритании и США в Москве. Постановление
Госкомитета Обороны по обороне Москвы. Доклад о 24 годовщине Великой
Октябрьской социалистической революции. Речь на параде Красной Армии в
Москве.
"Враг захватил большую часть Украины, Белоруссию, Молдавию, Литву, Латвию,
Эстонию, ряд других областей, забрался в Донбасс, навис чёрной тучей над
Ленинградом, угрожает нашей славной столице - Москве. Немецко-фашистские
захватчики грабят нашу страну, разрушают созданные трудом рабочих,
крестьян и интеллигенции города и села. Гитлеровские орды убивают и
насилуют мирных жителей нашей страны, не щадя женщин, детей, стариков.
Наши братья в захваченных немцами областях нашей страны стонут под игом
немецких угнетателей.
Наша первая цель состоит в том, чтобы освободить наши территории и наши
народы от немецко-фашистского ига. У нас нет и не может быть таких целей
войны, как навязывание своей воли и своего режима славянским и другим
порабощённым народам Европы, ждущим от нас помощи. Наша цель состоит в
том, чтобы помочь этим народам в их освободительной борьбе против
гитлеровской тирании и потом предоставить им вполне свободно устроиться на
своей земле так, как они хотят.
Немцы рассчитывали... на непрочность советского строя, непрочность
советского тыла, полагая, что после первого же серьёзного удара и первых
неудач Красной Армии откроются конфликты между рабочими и крестьянами,
начнётся драчка между народами СССР, пойдут восстания и страна рассыплется
на составные части, что должно облегчить продвижение немецких захватчиков
вплоть до Урала. Но немцы и здесь жестоко просчитались. Неудачи Красной
Армии не только не ослабили, а наоборот, ещё больше укрепили как союз
рабочих и крестьян, так и дружбу народов СССР. /Аплодисменты/. Более того,
- они превратили семью народов СССР в единый, нерушимый лагерь,
самоотверженно поддерживающий свою Красную Армию, свой Красный Флот.
Никогда ещё советский тыл не был так прочен, как теперь. /Бурные
аплодисменты/. Если советский строй так легко выдержал испытание и ещё
больше укрепил свой тыл, то это значит, что советский строй является
теперь наиболее прочным строем. /Бурные аплодисменты/". Доклад И. Сталина
на торж. заседании в честь 24 годовщины Великой Окт. Соц. революции, 6
ноября 1941г.
"- Растерялся - нельзя сказать, переживал - да, но не показывал наружу.
Свои трудности у Сталина были, безусловно. Что не переживал - нелепо. Но
его изображают не таким, каким он был, - как кающегося грешника его
изображают! Но это абсурд, конечно. Все эти дни и ночи он, как всегда,
работал, некогда ему было теряться или дар речи терять. Знаменитый
полярный лётчик Герой Советского Союза М. В. Водопьянов поведал мне, что
22 июня 1941 года узнав о начале войны, он прилетел на гидросамолёте с
Севера в Москву, приводнился в Химках и сразу же поехал в Кремль. Его
принял Сталин. Водопьянов предложил осуществить налёт наших
бомбардировщиков на фашистскую Германию.
- Как вы это себе представляете? - спросил Сталин и подошёл к карте.
Водопьянов провёл линию от Москвы до Берлина.
- А не лучше ли отсюда? - сказал Сталин и показал на острова на Балтийском
море. Это было в первый день войны...
Поехали в Наркомат обороны Сталин, Берия, Маленков и я. Оттуда я и Берия
поехали к Сталину на дачу. Это было на второй или на третий день...
Сталин был в очень сложном состоянии. Он не ругался, но не по себе было.
- Как держался?
- Как держался? Как Сталину полагается держаться. Твердо". /Молотов -
Чуеву/
Свидетельствует генерал армии С.М. Штеменко:
"...одно могу сказать, что Сталин хорошо знал военное дело, не только
военную стратегию, но и тактику... Военное дело знал не вообще, а хорошо,
досконально, знал оперативное искусство, руководил войной на высшем
уровне. Сошлюсь на некоторые примеры. Когда немцы подошли к Москве, в
октябре 1941 года сложилось очень тяжёлое положение. Многие
правительственные учреждения, Генеральный штаб были эвакуированы. Немец
стоял под Москвой и рвался к Москве. Особенно тяжелое положение было в
направлении Волоколамского шоссе - Западный фронт. В этот период у Сталина
находилось пять полнокомплектных армий, вооружённых новой техникой. Под
Москвой тогда операциями командовал Жуков и, несмотря на его неоднократные
просьбы и мольбы, Сталин не дал ему ни одного батальона и сказал, чтобы он
любой ценой продержался. Тогда мы считали, что Сталин допускает ошибку. В
декабре месяце, когда немецкие войска были обескровлены, Сталин ввёл эти
войска в действие. Немец от Москвы был отброшен.
Тогда мы только поняли, насколько Сталин велик не только в стратегии но и
в тактике".
"Командный пункт Жукова в период угрожающего положения находился ближе к
линии обороны. Жуков обратился к Сталину с просьбой о разрешении перевода
своего командного пункта подальше от линии обороны, к Белорусскому
вокзалу. Сталин ответил, что если Жуков перейдёт к Белорусскому вокзалу,
то он займёт его место"...
"- Вам передавал привет Грабин Василий Гаврилович, конструктор пушек. Он
мне подарил журнал с его книгой "Оружие победы" и написал: "Вот как
ковалось оружие победы в эпоху И. В. Сталина". Я у него спросил: "Как
по-вашему, Сталин умный был человек?" - "Умный" - не то слово. Умных много
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг