права сильного/. Утверждение нравственной чистоты, осуждение эгоизма,
эгоцентризма, зазнайства, идолопоклонства...
То есть власть фактически призывала интеллигенцию вершить дело Божье на
земле, называя это построением Светлого Будущего, коммунизма.
Борьба с вампирами, внутренними и внешними, строительство "крепости",
ликвидация голода, неграмотности, богопротивных сфер бизнеса,
обслуживавших некогда похоть правящих классов, общечеловеческий грех...
Здоровье народа, физическое и моральное, спорт. Формирование новой
идеологии на основе Замысла. А тем временем уже с первых шагов новой
власти появились первые советские оборотни.
Итак, советская интеллигенция являлась по замыслу Иосифа
интеллектуально-творческой элитной частью населения, призванной охранять
народ от "враждебной идеологии" окружающей Вампирии, чьи "свободы", по
убеждению Иосифа, защищали несметные богатства и права Вавилонской
апокалиптической блудницы.
"Выйди от неё, народ Мой".
Дар слова - величайший у Неба. "Я сказал: вы - боги и сыны Вышнего все
вы"... "Твори, выдумывай, пробуй!". Твори новый мир - людей,
обстоятельства, события, великое и малое, леса и города, хижины и
дворцы... Новые миры сходят с твоего пера и волшебным образом живут своей,
уже неподвластной тебе жизнью. Живут среди людей, влияя на их судьбы,
преобразуя сознание целых поколений, поддерживая, укрепляя идущих, освещая
им путь к Истине...
Вот что такое слово - "полководец человечьей силы". "Марш, чтоб время
сзади ядрами рвалось," - как написал Владимир Владимирович,..
В этой жизни умирать не ново.
Сделать жизнь - значительно трудней.
Творить людей, часто более реальных, чем мы, живые. Во всяком случае,
бессмертных. Давно уже нет Александра Сергеевича, его эпохи,
современников, два столетия прошло, а Германн до сих пор в каждом из нас
жаждет узнать три карты. И в отчаянии и надежде ждёт его юная Лиза...
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный и лукавый...
И Бога глас ко мне воззвал:
"Восстань, пророк, и виждь, в внемли,
Исполнись волею Моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей".
Это тоже бессмертно. Иосиф сделал противостояние Мамоне не личным подвигом
каждого, а образом жизни страны. "Сделать жизнь значительно трудней"...
Они, к сожалению, перерождались или стрелялись...
Александр Сергеевич как никто понимал, особенно к концу жизни, эту
страшную смертельную схватку Света с тьмой, добра со злом, являющуюся
главным содержанием истории. И высокую миссию обладающего даром слова,
из-под пера которого выходят порой не только "звуки сладкие", нет, -
стрелы огненные, пушечные ядра, ракеты иных миров, способные нести людям
жизнь или смерть, творящие своё губительное или благое действо в течение
многих веков после выстрела.
"Горе тем, от кого приходят соблазны"... И если исторический процесс - это
многократно повторяемый цикл "посев-жатва", то позвольте вопрос к
обладающим даром слова: "Что же вы сеете, господа?" Вопросик этот воистину
становится обвинительным или оправдательным актом вселенского значения,
ибо человеческая душа ценнее Творцу всей материи мира. А ты удерживаешь от
пропасти или толкаешь в неё тысячи современников и потомков.
И чем талантливее произведение, тем страшнее заблудиться в главном: на
кого ты работаешь?
БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА:
1937г. Участие в работе Чрезвычайного 17 Всероссийского съезда Советов.
Доклад на пленуме ЦК "О недостатках партийной работы и мерах ликвидации
троцкистов и других двурушников". "Письмо "Об учебнике истории ВКПб".
Обсуждение плана беспосадочного перелёта Москва - Северный полюс -
Соединённые Штаты Америки. Участие в совещании с работниками текстильной
промышленности. Выдвигается по всей стране первым кандидатом в депутаты
Верховного Совета СССР. Участие в совещании руководящих работников и
стахановцев металлургической промышленности.
* * *
Лишь спустя много лет Иоанна узнает, что означало таинственное ДИГИД,
которое она нацарапала, усыплённая цыганистой дамой.
Это был Ганин код, никому не известный пароль, своеобразная игра с самим
собой. Так он себя ободрял, успокаивал, обличал в зависимости от ситуации,
иронизировал.
ДИГИД - таинственное слово, читающееся туда-сюда одинаково, могло означать
бесконечно много.
Дарёнов Игнатий Готов Идти Дальше.
Дамы и Господин Игнатий Дарёнов.
Дурно Играете, Господин Игнатий Дарёнов!
Долги и Горести Игнатия Дарёнова.
Дарёнов Игнатий - Гроза Известных Дураков.
Дарёнов Игнатий - Гордец и Дубина.
Ну и так далее.
Обычно перед сном, или когда было особенно трудно, он играл с этим словом,
составляя для себя очередной рецепт бытия.
Знал о нём он и только он - одна из немногих истин, в которых он был
уверен. В незримой стене, охраняющей внутреннее "Я" от прочего мира, не
подвластной, казалось, никаким внешним стихиям и грабежу, где-то
образовалась брешь! Бедный Ганя всё ещё пытался произвести расследование.
Он выхватил у неё листок, в который уже косил осоловелые глаза Радик, и
сунул в карман.
- Стойте, куда вы меня тащите?
- Будем танцевать. Может, оставят в покое...
Танцы происходили в полутёмном холле необъятной тагеевской квартиры.
Обстановка была богемной - свечи, пушистый ковер под ногами.
- Сапоги ведено снимать, - предупредили их. Дамы и впрямь были в чулках.
Уже ничему не удивляющаяся Иоанна послушно стянула сапоги под нетерпеливым
взглядом Дарёнова, руки не слушались. Перспектива оказаться в его объятиях
повергла её в смятение. Если это "то самое", да ещё возведённое в энную
степень, тогда надо срочно бежать. С некоторых пор она, в отличие от
большинства человечества, ненавидела это рабское состояние зависимости от
другого, болезненную жажду сближения, всё более интимных прикосновений, от
которых земля уходила из-под ног. Это сулящее невесть что предвкушение
неизведанного напитка, а в результате традиционное пресыщение или ещё
большая жажда. Выражаясь циничным карточным языком - или недобор, или
перебор, но чтоб "очко" - никогда. Собственно говоря, - пришла к выводу
Иоанна, - такова трагедия всех наших вожделений, всех мечтаний, начиная с
тарелки пельменей и кончая самыми высокими устремлениями вдохновения и
ума. Или ты ещё голоден, или уже объелся; едва достигнув цели, уже
скучаешь и ищешь глазами другую цель. Мысль же, что удовольствие и смысл -
в самом процессе хотения, вызывала у Яны тоску.
Во всём этом угадывался некий дьявольский обман, особенно в любовных
делах, когда в момент, казалось бы, наивысшего единения, экстаза, вдруг
низвергаешься в пропасть беспросветного одиночества. Изощрённый секс,
своего рода эротическое гурманство, как и всякое гурманство, хоть и якобы
продлевало "процесс", но если с великим трудом достал билет на Баха, вряд
ли тебя удовлетворит кордебалет, пусть самого что ни на есть экстракласса.
И добропорядочная семейная идиллия, дети, родовая необходимость, венчающие
акт любви, вызывали у неё едва ли не больший протест, чем кордебалет
вместо Баха. Собственно говоря, она ничего не имела против добропорядочной
семьи или изощрённого секса, но эти два возможных венца любви /впрочем,
иногда прекрасно уживающиеся/, не имели к любви никакого отношения.
Результат ни в коей мере не соответствовал чаяниям, он просто был
принципиально иным. Допустим, ловишь синюю птицу, а в руках оказывается
курица, пусть жареная и вкусная. Или аист с ребёнком.
Пройдут годы и, отбиваясь от комаров на балконе лужинской дачи, Иоанна
услышит с нижней террасы кое-какие мысли, помогающие разгадать тайну любви.
Но это потом. А пока Яна, утопая в синтетической траве ковра, с ужасом
шагнула в нетерпеливо протянутые руки Дарёнова. Так, наверное, она бы шла
в объятия питона.
А он, похоже, думал только о своём ДИГИДе.
Первое прикосновение, начало мучительной обманной игры, начало не знающей
утоления жажды, сладкого рабства и болезни. Ухабистой дороги в никуда...
Однако вышло совсем не так.
Не было ни искры, ни флюидов, ни молний, предвестников надвигающегося
пожара.
Не было ни огня, ни льда, ни начала, ни конца. Когда Иоанна положила
ладони на плечи Дарёнову, в первую секунду ощутив обострённо изломанную
колючесть свитера, когда его руки сомкнулись на её спине где-то на уровне
лопаток, когда он притянул её к себе, и щека её ткнулась в тёплый вырез на
шее свитера, с этого момента время остановилось.
В остановившемся времени их "Я" растворились друг в друге мгновенно и
полно, как два случайно соприкоснувшихся шарика ртути.
Новое их состояние не определялось словом "МЫ", это было "Я", их общее
"Я", единое и нераздельное, непостижимым образом не просто соединившее два
прежних "Я", но преобразовавшее их в нечто третье, качественно иное,
исцелённое от одиночества и вечной жажды своего другого "Я", как бы
воссозданное заново из осколков, в прежней полноте какого-то неземного
первозданного бытия.
Новое "Я" было до краёв наполнено счастьем. Казалось, одно неосторожное
движение, и счастье польётся через край на нейлоновую траву под ногами, по
которой призрачными силуэтами двигались танцующие.
Оба молчали, потому что все слова, включая и таинственное ДИГИД ничего не
значили в этом новом бытии, растворившем без остатка сами прежние их жизни
в блаженной полноте вечно пребывающего счастья.
Сколько это длилось? Минуту? Пять? Час? Голубовато-серебряная Регина, как
девятый вал, гневно обрушилась на них, снова рассекла пополам и смыла Ганю
- именно смыла, как показалось Иоанне, будто после кораблекрушения
очнувшейся на поросшем нейлоновой травой берегу.
Магнитофон продолжал мурлыкать, но танцующих не было - все опять убежали
слушать Высоцкого, у которого открылось второе дыхание. Он пел за стеной
про Нинку с Ордынки, рядом, с Яной колыхался "тепленький" Радик с её
сапогами в одной руке и альбомом Дега в другой.
В машине он признается, что альбом ему уступила по себестоимости Регина
при условии, что через четверть часа Синегина исчезнет из тагеевской
квартиры.
Награду Радик заработал честно. Яна понимала, что всякое чудо должно
когда-либо кончиться, и безропотно дала себя увести по-английски. Она
гнала машину по ночной Москве в направлении дома Радика, храпящего рядом в
обнимку с альбомом, размышляла, как вручить неподъёмный груз свирепой его
супруге /лучше всего, наверное, прислонить к стене у двери квартиры,
нажать кнопку звонка и шмыгнуть назад в лифт/, а чудо продолжало жить в
ней. Не Ганя во плоти, как полчаса назад, но и не голодная память о нём.
Верный залог чуда - волшебное слово, его код, заменяющий лампу Алладина.
Поворот пространства и времени - и чудо опять состоится, оно принадлежит
ей, как эта лампа, как Синяя Птица, которая летает себе где-то в
подземелье, но стоит лишь подумать "Ганя", и слышна небесная музыка её
полёта, и голубое сияние пробивается в тишину сквозь заляпанные
октябрьской грязью стёкла.
Так будет и вечером в машине, и утром следующего дня, и потом в Болшеве,
куда она назавтра уедет писать очередную серию. У себя в номере за
письменным столом или прогуливаясь взад-вперёд по асфальтовым дорожкам в
бурых заплатах мёртвых листьев, в спутанных хвойных, как медвежья шерсть,
клочьях, - все это вместе зябко шевелилось, вздрагивало от ветра и
срывающихся с деревьев капель, - или в столовой среди жующих ртов,
словесных бурь в тарелках супа, сражений ножей и вилок - кому кусок пирога
побольше, кому с какой начинкой, а кому и с терновым венцом из шоколада -
в этом храме творчества, где полагалось творить на полную стоимость
путёвки, Иоанна вдруг в самые неожиданные минуты слышала пенье Синей Птицы
и вновь оказывалась в поднебесье на нейлоновой траве тагеевской квартиры.
И останавливалось время, и сценарные джинны, жаждущие материализации,
согласно договорным срокам и производственному плану, все дела земные уже
не могли прорваться к её душе сквозь магический круг по имени Ганя.
Но дела всё-таки делались, персонажи материализовывались, и в последующие
месяцы, вернувшись из Болшева, Яна будет часто встречать в мосфильмовских
коридорах Регину, оказавшуюся художницей по костюмам, причём по отзывам,
весьма талантливой. Во всяком случае, собственные Регинины туалеты были
сногсшибательными, ни разу не видела её Яна в одном и том же наряде. На
Мосфильм Регина устроилась со скрипом "и не без помощи твоего
благоверного", как она не без подтекста сообщила Иоанне. Это была месть за
альбом Дега. Выпад достиг цели - Яна почувствовала знакомый укол ревности,
но почему-то в отношении Гани привычное это чувство полностью молчало.
Просто встреча с Региной приманила Чудо-Птицу, такое же действие произвела
бы, наверное, Ганина учительница, его зубной врач, мольберт, авторучка -
всё, имеющее к нему какое-то отношение. Регина говорила о том, о сём,
ожидая, когда Иоанна сама спросит о Гане, а та слышала где-то над пеналами
мосфильмовских коридоров шелест дивных крыльев и отсутствующе улыбалась.
Наконец, сдавшись, Регина всё же переводила разговор на Ганю. Слушала Яна
охотно, задавала вопросы, но ничего крамольного в этих вопросах Регина не
обнаруживала, что как раз и казалось ей самым что ни на есть
подозрительным. И сбитая с толку Регина удалялась в мосфильмовский буфет
пить кофе в полной уверенности, что Синегина ведет какую-то чересчур
тонкую игру.
Они часто встречались, они искали встречи друг с другом. Яна - чтобы
послушать о Гане, Регина - выяснить, что же всё-таки произошло с тех пор,
как она уступила по себестоимости альбом Дега. Регина рассказывала, как
Дарёнову завидуют, как его затирают и третируют, о ценах на его картины,
которые потом за бугром продают втридорога, о друзьях-нахлебниках и
бабах-прилипалах, о каких-то Маше и Даше, ленинградских шлюхах, которые
никак не могут его поделить и устраивают между собой публичные разборки -
Яна слушала, улыбалась и видела дивные голубые отблески на скучных стенах.
А потом что-то произошло. Регина надулась. Пришёл конец их странной
дружбе, совместным визитам в буфет и изнурительно-волнующим разговорам
вокруг да около. Регина заняла глухую оборону, шипела при её приближении и
показывала зубы. А ведь Регина недавно была в Ленинграде...
И вот однажды, когда в буфет завезли чешское пиво, Яне удалось захватить
Регину врасплох за второй бутылкой и, вместе распив третью, кое-что
выяснить. Из реплик Регины-то язвительно-ироничных, то на грани площадной
ругани, то трогательно-обиженных, как у обманутой девочки, стало очевидно,
что на какой-то из новых своих картин Дарёнов изобразил её, Яну. Что
выставка проходит в заводском клубе, что вокруг, как всегда, ажиотаж,
иностранцы, что назревает скандал, что за картину с мадам Синегиной дают
круглую сумму, но Дарёнов её пока не продаёт, и надо отдать должное,
картина ему удалась. Но вот вранья она, Регина, не терпит, ведь ей ни от
кого ничего не надо, только не надо вранья - неужели вам не противно
самим, товарищи, и так вокруг одна ложь, так хотя бы между собой...
Глаза её, готовые вот-вот брызнуть слезами, смотрели с мольбой и страхом и
не желали знать никакой правды. Она жаждала, чтоб Яна её разуверила, пусть
солгав. А Яна молчала. Правды она сама не знала. Любое утверждение
относительно Гани казалось ложью или кощунством, а говорить что-то надо
было. Ситуацию спас внезапно появившийся в буфете Денис, как всегда
стремительный, отрешённый от всего, кроме дела, и весь в делах. "Ледокол",
как его называли на студии. Он беспрепятственно прошёл, разрезав плечом
очередь, к буфетчице, и пока та металась под стойкой и за стойкой, -
бифштекс, салат, кофе, - серо-стальные глаза его проплыли над толпой, на
секунду задержались на жене и, как подозревала Яна, любовнице, выясняющих
отношения, и тут же переключился на более интересный объект.
- Юра, ты меня слышишь? На сегодня всё отменяется, предупреди людей. Буду
через пять минут.
И направился с подносом на ближайшее свободное место.
Но обстановка уже разрядилась. Глаза у Регины высохли, она проводила
долгим взглядом спину Дениса и чуть заметно улыбнулась якобы чему-то
своему, но улыбка была адресована Яне. Выпад, выигранное очко. Яна
воспользовалась передышкой и бежала с поля боя.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг