* * *
Из письма Н. Аллилуевой, жены Сталина:
"...все эти правдинские дела будут разбираться в П. Б. в четверг...
Иосиф, пришли мне если можешь рублей 50, мне выдадут деньги только 15/9 в
Промакадемии, а сейчас я сижу без копейки. Если пришлёшь, будет хорошо.
Надя".
* * *
Свидетельница Светлана Аллилуева:
"Это была милейшая старая женщина, чистенькая, опрятная, очень добрая.
Мама доверяла ей весь наш скромный бюджет, она следила за столом взрослых
и детей и вообще вела дом. Я говорю, конечно, о том времени, которое сама
помню, то есть, примерно о 1929-1933 годах, когда у нас в доме был создан,
наконец, мамой некоторый порядок, в пределах тех скромных лимитов, которые
разрешались в те годы партийным работникам. До этих лет мама вообще сама
вела хозяйство, получала какие-то пайки и карточки, и ни о какой прислуге
не могло быть речи. Единственный "охранявший" ездил только с отцом в
машине и к дому никакого отношения не имел, да и не подпускался близко.
Примерно так же жила тогда вся "советская верхушка". К роскоши, к
приобретательству никто не стремился. Стремились дать образование детям,
нанимали хороших гувернанток и немок /"от старого времени"/, а жёны все
работали, старались побольше читать. В моду только входил спорт - играли в
теннис, заводили теннисные и крокетные площадки на дачах. Женщины не
увлекались тряпками и косметикой, - они были и без этого красивы и
привлекательны."
"Да и вообще, в те годы "национальный вопрос" как-то не волновал людей -
больше интересовались общечеловеческими качествами. Брат мой Василий
как-то сказал мне в те дни: "А знаешь, наш отец раньше был грузином"...
Вот и всё, что мы знали тогда о своих национальных корнях. Отец безумно
сердился, когда приезжали товарищи из Грузии и, как это принято - без
этого грузинам невозможно! - привозили с собой щедрые дары: вино,
виноград, фрукты. Всё это присылалось к нам в дом и, под проклятия отца,
отсылалось обратно, причём вина падала на "русскую жену" - маму..."
"...отец относился пуритански к "заграничной роскоши" и не переносил даже
запаха духов, - он считал, что от женщины должно было пахнуть только
свежестью и чистотой..."
"...отец всю жизнь задавал мне с недовольным лицом вопрос: "Это у тебя
заграничное?" - и расцветал, когда я отвечала, что нет, наше
отечественное. Это продолжалось и когда я была уже взрослой... И если, не
приведи Бог, от меня пахло одеколоном, он морщился и ворчал: "Тоже,
надушилась!.."
СЛОВО АХА В ЗАЩИТУ ИОСИФА:
- Танцевать надо "от печки". Что есть наша жизнь, в чём её цель и смысл,
если он вообще есть? Бессмысленное бесцельное плавание по житейскому морю,
пока не потонешь с роковой неизбежностью, или осмысленное трудное
продвижение к некоему обетованному берегу?
В зависимости от ответа на первый вопрос возникает следующий - о Земле
Обетованной. Что она такое для тебя, в чём твой Символ Веры? И как к ней
плыть - барахтаться в одиночку в волнах, или вместе с
единоверцами-попутчиками /полагающими, что берег именно в той стороне/, -
на паруснике, на надёжном корабле /хотя может попасться и "Титаник"/? И т.
д.
Или, в случае отрицательного ответа на первый вопрос - купайся, резвись у
берега в своё удовольствие, катайся вдоль берега на прогулочном катере с
подружками или без, ибо, как ты веришь, другой жизни не будет.
Допустим, жизнь - бесцельное плавание по житейскому морю. Наслаждайся,
пока не пробьёт неизбежный час идти ко дну. Иногда приходится грести
против течения, бороться с ветром и волнами, перегружать свою лодку вещами
и родственниками. Жить, чтобы жить, вернее, чтобы плавать. Купаться.
Пытаться наслаждаться самим процессом, некоторые это ухитряются делать
даже во время чумы. Ну и, само собой, зачастую за счёт других, под
лозунгом "Государство - это я" и "После меня хоть потоп!"
Разновидность ответа: смысл - в происходящем на берегу; продолжение рода,
достижение славы и богатства, научная, творческая, политическая карьера.
Эгоисту - для себя, альтруисту - для человечества, разумному эгоисту: ты
мне, я - тебе.
Так живёт большинство человечества, оставим их. Нам интересны те, кто
верит, что их корабль плывёт к Земле Обетованной. Мечтают достичь Града
Небесного, царства Света, Любви и бессмертия. Где, наконец, вновь
воссоединится раздробленное в результате грехопадения человечество. В
Боге. Мечта о Новом Адаме, Богочеловечестве.
Верующие в коммунизм называют эту Землю Обетованную Светлым Будущим. Они,
в отличие от социалистов, отметают идею "справедливого проживания на
берегу", они плывут в бескрайность. Коммунизм подвижников устанавливает на
корабле распорядок жизни во время плавания, согласно Закону Неба. Капитан
в данном случае - лицо невоеннообязанное, он не давал присяги Всевышнему.
Он может вести корабль, повинуясь внутреннему компасу, двигаться "на Зов".
Пассажиры могут довериться капитану, а могут и перепиться, разрушить
корабль, попрыгать за борт, убить капитана, повернуть корабль вспять или
пересесть на корабль, плывущий неведомо куда к запретным берегам.
Если капитан с командой меняют курс, они за это отвечают перед Небом.
Неправильное поведение любого пассажира на корабле грозит всем. В идеале
должно быть добровольное подчинение всех капитану, но такого практически
не бывает. Случается, что пассажиры или сама команда бунтуют, враждуют,
приходится применять к ним силу, репрессии, когда неизбежно достаётся и
невиновным. Но и охрана может переродиться, стать пиратами, начать грабить
пассажиров. Или повернуть корабль вспять, прочь от заданного курса.
Дело церкви на таком корабле - следить за показаниями компаса, приборов,
за верным курсом, согласованным с капитаном. Дело коммунистов - за
уставным поведением пассажиров и команды. Дело различных церквей единого
многонационального корабля - следить за состоянием душ своей паствы,
по-разному верующей в Землю Обетованную, в личное бессмертие и т.д.
Капитан в многонациональном государстве не должен поднимать над кораблём
знамя какой-либо одной конфессии, даже если какой-либо отдаёт
предпочтение. Символ веры - его личное дело, как и команды, и пассажиров.
Пусть каждый исполняет свои таинства и обряды согласно вере, соблюдая
единый курс, определённый Небом /заповеди/.
Можно сказать, что капитан ведёт корабль на Голос, на Зов, что само Небо
определяет его путь.
СССР был многонациональным кораблём, плывущим прочь от Вампирии согласно
повелению "Выйди от неё, народ Мой". Такой приказ Неба, по-разному
звучащий, есть во многих религиях и соответствует "показаниям приборов".
Царство земное - беспорядочно-случайное скопление кораблей, яхт, лодок и
отдельных пловцов, суетящихся вдоль побережья и не желающих никакого иного
бытия. "Демократия и права человека" дают возможность каждому плыть в
любую сторону, любым стилем или не плыть вовсе. Это его личное дело.
Путь к Богу - сокровенное внутреннее дело каждого, и насильственное
объединение религий в одном государстве - кощунственно и недопустимо. Но
допустимо согласие всех относительно направления курса корабля -
государства. Допустим, прочь от Вампирии, как было с Советским Союзом.
Вампирии, противоречащей Замыслу Неба. Нестяжание, взаимопомощь,
нравственность и другие заповеди, общие для многих религий.
Для одних это - корабль в бессмертие. Для других - в Светлое Будущее. Для
третьих - в Царствие Божье.
На Российском корабле уже давно было неладно. Лишь незначительная часть
пассажиров соблюдала Закон Неба. Большинство же, исповедуя его на словах,
немилосердно эксплуатировало и обирало ближнего, "оставили важнейшее в
Законе - суд, милость и веру", уподобились "гробам раскрашенным", любили
пиршества, "бремена тяжкие и неудобоносимые возлагали на плечи людей, а
сами не хотели и перстом двинуть их". /Мф. 23/
Неравенство, немилосердие, несправедливость в обществе ежесекундно
порождают грех. Лицемеры от веры делают обратившегося "сыном геенны, вдвое
худшим вас", то есть самих этих лицемеров.
"Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что затворяете Царство Божее
человекам; ибо сами не входите и хотящего войти не допускаете."
Эти жёсткие слова Спасителя относятся к несоблюдающим Слово, в том числе и
к пастырям-священнослужителям. На Российском корабле стало ненадёжным
спасаться. "Святая Русь" оставалась таковой лишь фарисейски, на словах.
Интеллигенция искала избавления от мук совести "хождением в народ",
подбивая на бунт.
"Никто не даст нам избавленья"... Здесь три аспекта: а) вера в Бога как в
некую высшую надмирную сущность, влияющую или нет на нашу личную судьбу и
судьбы мира; б) вера в Бога как носителя нашего личного бессмертия и
спасения; в) вера в Бога как в нравственный закон внутри нас, в совесть, в
определенную норму поведения в "лежащем во зле" мире.
Эти три аспекта могут быть спаяны, а, могут и разделиться, то есть
человеческий разум может отвергать божественное происхождение человека, а
душа - принимать вписанный в сердце Закон, следовать ему и напряжённо
искать Бога в обход отвергнутому /по заблуждению, неверному толкованию
искажённым человеческим лукавым разумом/ образу Творца. Лучшая часть
русского общества начала искать истину в обход церкви (разлад духовной
жажды, мук совести и томления о "жизни по-Божьи" с социальной политикой
официальной церкви, помноженные на соблазн материализма).
Неверие, что "Бог даст избавленье" слабым и угнетённым, спасет от
хищников, пожирающих тела и души братьев меньших под ширмой "непротивления
злу" привело к революции. Рабы в трюме взбунтовались против господ верхней
палубы, свергли капитана и команду, захватили корабль. Лилась кровь,
пьяные от вина, крови и захваченных богатств рабы разбивали приборы с
криками, что теперь сами знают, куда плыть. Убили навигаторов и капитана с
семьей, уцелевшие пассажиры первого класса или тоже надели красные повязки
или попрыгали за борт и поплыли к другим кораблям.
Руль переходил из рук в руки. Корабль терпел бедствие, из последних сил
отбиваясь от пиратов и разваливаясь.
В конце концов, руль попал к Иосифу. Ему удалось утихомирить команду,
пассажиров, избавиться от пиратов, кое-как задраить пробоины и... поплыть
в завещанном отцами церкви направлении. Прочь от Вавилона. Всё общее, всё
дано на всех Богом - здесь коммунизм сродни христианству. В саване
карманов нет, всё на земле дано напрокат, временно, ничто не принадлежит
никому. Однажды два монаха решили попробовать поссориться из-за
собственности, как люди там, в миру "Мой кирпич!" - сказал один и потянул
кирпич к себе. - "Конечно твой, брат," - согласился второй. Русская вера -
детская. Объявили всех пусть не братьями, но товарищами, сломали запоры
суверенных кают и поплыли себе...
* * *
И молила по ночам Бога вмешаться, совершить чудо...
Чудо явится к следователю в лице Витьки Карпова, четырнадцатилетнего сына
директора Черкасского совхоза. Он поведает, что в тот злополучный день они
с приятелем Генкой воспользовались тем, что отец уехал с начальством на
рыбалку, и решили тайком прокатиться кружок на отцовской "Победе". Прав
водительских у них, естественно, не было. Чтобы миновать пост ГАИ на
шоссе, ребята решили срезать путь по лесной просёлочной дороге - Витька
знал, что отец однажды пользовался этой дорогой, проложенной трактором.
Вначале всё шло хорошо, потом машина завязла в какой-то рытвине,
забуксовала, зарываясь всё глубже. Погода начала портиться, надвигались
сумерки, а отец, которого Витька боялся до смерти, должен был к ночи
вернуться домой. Ребята были в полном отчаянии, когда судьба сжалилась и
послала им одинокого лыжника с шоферскими правами, спортивным
телосложением и отзывчивой душой. Он приказал ребятам ломать лапник и
толкать сзади, сам сел за руль и, провозившись часа полтора, они, наконец,
вытащили "Победу" из снежно-метельного плена на шоссе. Денис сел за руль,
и они поехали в Черкасское. Узнав, что Денис - режиссёр и зная слабинку
отца к работникам культуры, Витька слёзно упросил Дениса доехать с ними до
дома и, если отец вернулся, погасить огонь его гнева своим авторитетом,
сочинив по дороге какую-либо правдоподобную историю.
Историю они сочинят, у переезда Денис вылезет, чтобы посмотреть, не
свалились ли кое-как привязанные носовым платком к багажнику лыжи, где его
и зафиксирует стрелочница.
Карпова-Старшего дома не окажется. Машину благополучно загонят в гараж,
Денис наденет лыжи, распрощается с ребятами и побежит на станцию
"Черкасская", где сядет в электричку.
Факты все следователем проверены, всё соответствует, так что у Градова
полное алиби, и он не мог тащить раненого Симкина на мессершмиттовском
шарфе по лощине.
Всё это сообщит Яне срочно призвавший её к себе Хан. Он поведает, что
после разговора со следователем Градов разыскал Карпова-младшего в
бассейне, зная, что тот туда ездит через день тренироваться, сказал, что,
выгораживая Витьку, попал в неприятную историю, и попросил его съездить к
следователю и рассказать всё, как было.
Выслушав Витьку, проверив и сопоставив факты, следователь вновь побывает в
Коржах, ещё раз обойдёт Налиных соседей и выяснит, что одна из соседок
действительно видела лыжника, похожего по описанию на Пушко, в начале
третьего того злополучного дня, но почему-то не приехавшего к Нале, а
помчавшегося от её калитки в сторону леса, когда метели ещё не было и
видимость была отличная.
Хан скажет, что, слава Богу, очерк ещё не набран, и что Яне необходимо
сейчас же быть в кабинете у следователя, куда также приглашены Наля и
Пушко.
Жора на беседу не явится, а Налька, уже совсем непохожая на героиню
фронтовичку и передовую доярку в этом старомодном шерстяном платьице с
кружевным воротником и накладными плечами, хотя давно носят "японку", с
запудренными боевыми шрамами и тускло безразличным взглядом, подтвердит,
что да, приехал к ней в тот день Пушко, выпросил бутылку вина с парой
соленых огурцов и тут же умчался догонять своих. Симкин, покойник этот,
был с прошлого дня с перепоя, мечтал поправиться, надеялся разжиться в
Коржах, но магазин у них по выходным закрыт. Тогда-то Пушко и
проговорился, что есть тут у него знакомая доярка, делал как-то фотоочерк,
подружились. Ну покойник и вцепился - сходи, купи пузырь, мы потихоньку
поедем, догонишь, а этому нашему режу скажешь - знакомой дома не было.
Так и вышло. Реж побежал во Власово, велев Ленечке ехать домой, чтобы
успеть в гости. А тому - что "гости", ему сейчас надо, он и ждал на лыжне
Пушко. Раздавили они по стакану, по огурцу и поехали лощиной к станции.
Тут всё и произошло - камень этот, метель... Она, Наля, уже спать
собралась - вставать-то на первую дойку в четыре... Слышит - стучат. Сам
не свой, трясётся, сказать ничего не может. Она его к печке. В кружку
плеснула, конечно, потом чаю... Про Симкина он не сразу сказал - напился,
мол, не туда свернул, метель... Уже потом, как стала его раздевать, видит
- вроде кровь. Растолкала. Тут он и сказал, что Симкин ранен, разбил
голову о камень и, наверное, готов. Меня попросил молчать - бутылку-то,
мол, он, Жорка, принёс... Камень этот Наля знала - летом на нём туристы
фотографируются, зимой - лыжи ломают, а убрать - с места не сдвинешь.
Судьба, значит, такая... Ей-то что, не воскресишь... Так бы, может, и
сошло, если б Клавка не проязычилась, что видела, как Пушко потащил от неё
в кармане бутылку.
- А что у Градова из-за вашего молчания неприятности, его вон из комсомола
исключать собирались - это как?
Следователя позовут из соседней комнаты к телефону.
- Ты его любишь? - попытается Яна спасти в душе остаток веры в
человечество, как-то оправдав героиню-снайпершу.
- Кого, кобеля этого? Эту пьянь? - метнёт Наля в её сторону
злобно-презрительный взгляд. - Третий день гудит, а мне с вашей городской
пьянью нянькайся! У нас своей хватает. Все они кобели и дерьмо, и Симкин
ваш. Царство Небесное. Одной пьянью меньше. Ладно, тебе скажу, раз на то
пошло.
И признается, что посулил ей Жорка полкоровы, если покажет, что никуда от
неё не уходил до утра. Что в деревне померла бабка Мартыниха, и её дед
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг