древней крепостной стеной, за той самой стеной, на которую так внимательно
смотрит через новую плоскую площадь хорошо вам известный дом с квадратными
окнами.
Несмотря на свидания с членами этих совещаний-собраний, а изредка и с
председателем их в порядке текущей работы, окончание каждого полугодия
встречал Федор Александрович с особым настроением мысли и чувства.
Академика никогда не ограничивали в праве составления зависящего от
него списка участников. Конечно, от полугодия к полугодию этот раздел
изменялся.
В нем было три категории: те, кто должен был докладывать, те, кто
должен был выполнять намеченное по важным заданиям и, наконец, третьи. Для
них первое присутствие на полугодичных совещаниях было посвящением в
высшие степени рыцаря энергии, так как побывавший там однажды уходил уже
иным, чем входил.
2.
СТАРЫЙ горный хребет, образуя раздел двух частей света, начинается под
заполярной тундрой и, заняв на карте по меридиану более восемнадцати
градусов или больше двух тысяч четырехсот километров, выходит отрогами в
ковыльные степи и прячет свои последние скалы в горячих песках.
Если сложить все воды, проливавшиеся на Урал или легшие снегом из туч
только за последнюю сотню тысячелетий воедино, - то хватит на все океаны.
Если сложить все усилия ветра, давившего на хребет со дня его рождения и
до нашего дня, и сумму усилий бросить в пространство, это будет куда
больше, чем рычаг, о котором мечтал Архимед, и рухнут любые планеты. Да и
живая жизнь биллионами биллионов корней растворяла в поисках пищи жесткие
камни, делая их плодородными. Все эти силы, называемые эррозией,
превратили ныне в низкие некогда высокие горы. Старый хребет, перед
которым храбрый красавец Кавказ - мальчик, бесконечно богат. Недаром
некоторые из наших ученых в конце девятнадцатого века напоминали студентам:
- Если вас на экзамене спросят, где в мире имеется тот или иной минерал
или металл, и вам память изменит, назовите наши старые горы! Ошибки не
будет!
В тишине прохладного в жаркие августовские дни Старого корпуса
Института Энергии, составляя свой раздел списка, Федор Александрович думал
о старых горах. На несколько расположенных в их складках заводов уже были
посланы вызовы, так как до полугодичного совещания оставалось только два
дня.
Красноставскую же Станцию Особого Назначения представит Степанов.
3.
ВХОДИТ Степанов.
- Посмотрите-ка, Михаил Андреевич, наших участников совещания. Не забыт
ли кто-нибудь мной?
Внимательно читает ответственный список Степанов, останавливается на
каждом имени...
Тихо в большом, старом кабинете. Степан Семенович, технический
служитель, неслышно проходит по комнате, поправляет по дороге телефонный
аппарат (он сдвинут с места и трубка соскользнула с одного рожка). Степан
Семенович выходит - все в порядке у них с Федором Александровичем в
кабинете.
Федор Александрович откинулся на спинку своего жесткого кресла. Он
смотрит на темную, склоненную голову своего ученика. Волосы тщательно
зачесаны назад, но на темени упрямится хохолком непослушная прядь. Густые
брови разделены глубокой, не по возрасту, прямой морщиной. Углы рта
опущены.
Вчера, для предстоящего полугодичного совещания, был доработан доклад о
последних наблюдениях Красноставской Энергетической Станции Особого
Назначения. Учитель и ученик кончали его вместе.
Хотя Федор Александрович и называет по-прежнему загадочные излучения
лунными аномалиями, но в самом конце доклада есть ответственнейшие слова:
"..последние наблюдения могут дать право предполагать искусственную
причину"
- Вы включили:? - и Михаил Андреевич назвал две фамилии новичков,
прерывая мысли старого академика.
- Да, я считаю, пора. Они заслужили это. Новые люди на наших совещаниях
- это наш успех. Да! А теперь нужно начать пересматривать наш учебный план.
Опять. И план экспериментальных работ тоже.
Последующие часы были посвящены оживленному обмену мнениями с
несколькими работниками Института Энергии. Подготовлялся проект решения
Министерства о создании эксплуатационного факультета нового профиля.
4.
ВЕЧЕРЕЛО. Пришел час, когда на улицах холмистого города, открытых на
закат, низкое солнце слепит пешеходов и водителей машин, тянет за ними
длинные тени. Улицы, расположенные по меридиану столицы, уже закрываются
среди домов первыми, еще ясными сумерками. Зной спадает и близится ночная
прохлада, такая желанная в дни этого необычайно жаркого августа.
Технический служитель Института Энергии, по своему негласному праву,
вошел без предупреждения и остановился перед столом академика. Зная
привычки Федора Александровича, он молча стоял и смотрел на старого
ученого.
- Что, Степан Семенович?
- Человек приехал, сейчас с аэродрома. Был у вас дома, ждать не хочет
ни минуты. Говорит - от Алексея Федоровича с Николаем Сергеевичем.
- Где же он?
- Здесь.
Постукивая механической ногой и помогая себе костылем, вошел гонец
Лебяженского "командира полка". Не смущаясь, пристальными взглядами,
осматривающими странного посетителя, он внимательно оглядел кабинет и
людей, чуть задерживаясь на каждом пронизывающим взором ястребиных глаз,
очень светлых на фоне загорелого, усталого лица.
- Мне лично профессора, Федора Александровича!
- Это я, садитесь, пожалуйста, чем могу быть вам полезен?
Но гость не собирался воспользоваться приглашением сесть. Пристально
смотрел на приподнявшегося в кресле Федора Александровича.
- Я у вас дома был. Мне сказали, вы на работе.
Тут посетитель замялся и добавил:
- Мне бы подтверждение, чтобы ошибки не вышло!
"Видно старого солдата", подумал Михаил Андреевич.
- Вот я, - он назвал себя. - Вот это - товарищи... и он перечислил
присутствовавших. - Мы все подтверждаем, что перед вами действительно
Федор Александрович. Его сын и племянник сейчас должны быть в Западной
Сибири, в селе Лебяжьем, У Павла Ивановича Кизерова.
Посол был удовлетворен.
- Вижу, дело верное, - сказал он, сел на стул, расстегнул гимнастерку,
дернул нитку зубами и вытащил из холщового мешочка, хранившегося на груди,
довольно толстый пакет.
- Вам от сына. - Он встал и, не обращая внимания на Степана Семеновича,
хотевшего взять письмо, шагнул сам и вручил его Федору Александровичу.
- Приказано в собственные руки! - добавил он.
Федор Александрович положил пакет в ящик стола:
- Очень благодарен. Прошу вас быть моим гостем. Степан Семенович
отвезет вас ко мне домой.
Но гость не уходил.
- Это срочное! В собственные руки! - повторил он.
Федор Александрович посмотрел на своего гостя с некоторым удивлением,
но ястребиные глаза выражали совершенную решимость:
- Вы тут же прочтите! - продолжал гонец тоном приказания, и обложка
срочного письма была разорвана. Прочтя первую страницу, академик поднял
плечи, бросил взгляд на посланца, кивнул головой и продолжал чтение.
Окончив, он пожал руку Петру Кондратьевичу:
- Очень, очень вам благодарен. Вы поручение отлично выполнили. Сегодня
вечером мы с вами увидимся.
Проходя через актовый зал, Тагилов ответил сопровождавшему его Степану
Семеновичу:
- Все живы, здоровы. Что пишут, не мое дело, не знаю. Сказано: важное,
срочное. Все.
Сидя в автомобиле, Петр Кондратьевич вынул потертый, еще фронтовой
пистолет Павла Кизерова, извлек патрон, досланный в патронник ствола,
защелкнул кассету назад в плоскую ручку и громко, протяжно зевнул. Сейчас
ему очень захотелось спать. Закачало с непривычки в самолете за две с
половиной тысячи километров.
5.
ФЕДОР Александрович спокойно прочел письмо из Лебяжьего. Не торопясь,
он положил в карман пиджака отдельную, маленькую записку от сына. Затем он
сказал, что переносит начатую работу на завтра, попросил остаться с ним
только двоих - Ивана Петровича и Михаила Андреевича - и поручил своему
старому другу прочесть вслух письмо из Сибири, в котором подробно
описывались наблюдения Николая.
- Что же это все значит? - спросил Иван Петрович, окончив чтение. Он
был знаком с последними августовскими наблюдениями Красноставской только в
общих чертах и не понимал волнения, которого теперь не скрывал
руководитель Института Энергии.
Федор Александрович стоял, опираясь руками о стол и подавшись вперед.
Против него, с окаменелым, неподвижным лицом, напряженно скрестив руки на
груди, сидел его ученик. Так они глядели друг другу в глаза, слушая
чтение, и со стороны могло показаться, что сейчас произойдет что-то
решительное, что эти два человека сейчас бросятся друг на друга.
Листы письма задрожали в руках Ивана Петровича. Он кинул их на стол и
схватил себя за бородку:
- Что же это? Да говорите же, наконец!
Жесткие, подрубленные усы старого академика чуть шевелились, точно
Федор Александрович беззвучно говорил. Мысль, как молния, металась между
ним и Степановым, освещая и связывая все, решительно все! События двух
ночей на озере объясняли наблюдения тех же двух ночей на Красноставской!
Озеро в степи пришлось в предполагаемом квадрате прикосновения к Земле
волн, которые до сих пор назывались только лунными аномалиями! Что это за
волны, теперь было известно! Да, сейчас никто не мог отрицать и
сомневаться! Сомнения кончены!
Федор Александрович, овладевая волнением, заговорил:
- Конечно, как и откуда - сейчас не в этом дело! Ведь теперь мы все
понимаем и Красно-ставская проверена. Михаил Андреевич предвидел, да-с!
Все дело в том, что во вторую ночь он выключил защиту! Поэтому получился
законченный опыт и имеются сопоставимые данные. А если бы он защиту не
выключил? Что мы могли бы сказать? Посветило две ночи на озере и только! А
действия - никакого! А как теперь быть с докладом? Как, Михаил Андреевич?
Степанов отвечал взволнованным, прерывающимся голосом:
- Федор Александрович, право же, вы преувеличиваете. Ведь каждый, на
моем месте, провел бы ту же работу:
С юношеской живостью вскочил старый ученый и неожиданным движением
обнял одной рукой молодого. Поднялся внушающий палец и остро уткнулся в
грудь Степанову:
- Вот, изволите видеть! Я могу ему сказать, как он мне первый зачет
сдавал и на чем я его тогда провалил! А он мне теперь замечания делает.
Преувеличиваю? Нет, не преувеличиваю! Уметь решать, уметь управлять,
это значит - предвидеть. Так нас учит наша партия, да-с! И наша наука!
- Вы мне обещали никакой работой не брезговать, - продолжал Федор
Александрович, - а самая трудная работа - это решать! Теперь, Михаил
Андреевич, я вам буду сдавать зачет, вы принимайте, а Иван Петрович
запишет...
И академик стал медленно говорить, точно читая невидимую запись:
- Высказанные предположения полностью подтверждаются наблюдениями на
озере Большие Мочищи, расположенном в восьми километрах к югу от села
Лебяжьего Чистоозерского района Обской области. Наблюдаемые в течение
последних двух с половиной лет Красноставской Энергетической Станцией
Особого Назначения излучения имеют искусственный источник, расположенный,
очевидно, в Восточном Полушарии и использующий Луну, как отражающий экран.
Излучения вызывают гибель птиц и малых животных. На насекомых действия не
отмечено. Облучение человека вызывает тяжелую болезнь, а возможно, и
смерть. С целью препятствия поражению этими излучениями нашей территории,
Красноставская Станция, во время стояния Луны в нашем полушарии, готова к
работе на отражение всеми сериями, находящимися на ее вооружении, что нашу
территорию вполне обеспечивает. Все!
Окончив диктовать, Федор Александрович спросил Степанова:
- Принимаете?
- Да, - серьезно ответил молодой ученый старому академику.
6.
КОГДА они шли по пустынному коридору и спускались по широкой каменной
лестнице в актовый зал, Михаил Андреевич говорил:
- Чрезвычайно осторожное, этакое настороженное поведение вестника из
Лебяжьего показалось мне и напоминанием и предостережением. Действительно,
ведь сюда, в Старый корпус, может беспрепятственно, без проверки, с улицы,
войти каждый, кому только этого захочется!
- Я так привык! - решительно возразил старый ученый - Моя дверь всегда
открыта. Во всех наших других местах, в лабораториях, в Экспериментальном
корпусе и так далее - это совсем другое. Здесь же нет ничего интересного -
ведь я вас отлично понимаю, Михаил Андреевич. Я не храню здесь ни одного
документа. Я за всю свою жизнь никогда не имел повода жалеть о том, что ко
мне свободно приходит каждый, кому я нужен. Я так привык. И в этом вы меня
никогда не переубедите!
У ЦЕНТРА ЭНЕРГИИ
1.
ЧЕЛОВЕК постоянных привычек, Федор Александрович, ни за что не
соглашался покинуть старый дом с мезонином, старый кабинет в Институте
Энергии и многое другое в жизненной обстановке.
Раз навсегда установил он неизменяемый порядок: перед полугодовым
совещанием собирались за час до начала в малой аудитории
Экспериментального Корпуса Института, кратко обменивались последними
замечаниями и соображениями, а затем, с точным расчетом времени, ехали
молча в назначенное место. В пути и до начала совещания разговоры Федором
Александровичем были запрещены:
- Прошу покорно не рассеиваться!
Двадцать пять человек в пяти автомобилях молчали. Старый академик,
прямо сидя на заднем сиденьи, думал о сыне. Не часто бывало, чтобы Алеша
отсутствовал! Но отец улыбался. В привезенном нарочным письме со многими
подробностями о ночах на далеком степном озере была небольшая записка. В
ней Алексей писал о своей женитьбе. Эх, глупый Алеша! Ну, я ему послал
крепкую телеграмму! А Ане мы сделаем сюрприз... Ах, ты, белобрысый
мальчишка:
2.
МАШИНЫ медленно проходили через ворота в башне старинной крепости,
описывали кривую вправо и останавливались.
Двадцать пять человек вошли группой, оставили пальто, шляпы, кепи и
фуражки и поднялись вверх, в зал, по широким, мраморным ступеням, покрытым
красным ковром. До начала оставалось пять или шесть минут и с другой
стороны в зал уже входил Председатель полугодичных совещаний.
Когда пять машин выходили через ворота башни в пустую площадь, над
ними, после четверного перезвона, куранты ударили дважды. Люди в
автомобилях молчали. Они снова переживали все то, что было на совещании,
они думали о своем приобщении к высшей степени знания.
МЫ ГОТОВЫ
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг