дорогу. Может быть, будет беспокоиться о вашей участи; вероятно, предпримет
розыски, но не беда. Послезавтра Жозеф пойдет в Шамуни за провизией и вас,
кстати, туда проводит; а пока - вы наш гость, и вам необходимо отдохнуть и
как следует собраться с силами.
- Позвольте мне узнать, милостливый государь, - сказал я, - с кем я
имею честь беседовать и чьим столь радушным гостеприимством пользуюсь?
- Зовут меня Франсуа Роша, доктор философии,- ответил старик.
В свою очередь я назвал себя, и мы крепко пожали друг другу руки.
После второго стакана вина, любезно предложенного мне доктором, меня
стала одолевать сильная дремота, глаза мои начали слипаться, и я сам не
помню, как заснул, между тем как мой деликатный хозяин тихо и незаметно
вышел из комнаты, оставив меня одного.
Спал я, кажется, довольно долго, потому что когда пробудился, то день
клонился уже к вечеру. В комнате, кроме меня, никого не было. Я поднялся с
постели, бодрый и совсем не чувствуя никакой боли, кроме разве усиленного
сосания под ложечкой, так как в этот день с самого утра решительно ничего
не ел.
Комната, в которой я находился, была, по-видимому, кабинетом доктора.
Против одного из окон стоял большой письменный стол, весь заваленный
книгами и рукописями. У одной из стен находился огромный стеклянный шкаф,
также наполненный сверху и донизу рукописными тетрадями. В углу стоял
умывальный столик, на нем таз и кувшин с чистой водой.
Узенькая витая лестница вела наверх, в обсерваторию. Я умылся, оделся
и вышел в соседнюю комнату, в надежде найти моих хозяев; но ни в этой
комнате, ни в кухне никого не оказалось. Я посмотрел в окно, но и
поблизости жилища никого не было. Тогда, возвратившись в кабинет доктора, я
поднялся по винтовой лестнице в обсерваторию, рассчитывая застать его там,
но и там его не оказалось.
Я глянул с вышки на расстилавшуюся передо мною панораму и замер от
удивления и восторга. Трудно вообразить более величественное и живописное
зрелище, представившееся моим глазам! Солнце, близкое уже к закату,
обливало своими золотыми лучами всю эту картину красивым,
розовато-пурпурным светом и придавало ей меланхолически-задумчивый оттенок.
<...>
Насладившись, наконец, созерцанием чудного вида, от которого
невозможно было оторвать глаз, я стал в деталях рассматривать место, на
котором была построена обсерватория. Оказалось, что место для нее было
выбрано так, что она была совершенно скрыта от глаз любопытных и докучливых
туристов, - этим только и можно было объяснить, что об ее существовании
никому и ничего не было известно. Во-первых, она была устроена на одной из
второстепенных вершин Монблана, и притом на такой из них, которые менее
всего по своему внешнему виду служат приманкой для подъема на них туристов;
а во-вторых, самое здание, на котором находилась вышка для наблюдений,
стояло в небольшой ложбинке, образовавшейся на этой вершине, и снизу было
совершенно скрыто от глаз посторонних наблюдателей, к тому же, оно было
выкрашено белою краскою, так что среди окружавших снегов никому не
бросалось в глаза даже и на близком расстоянии. И только самая
обсерватория, т. е. вышка со стеклянной крышей, возвышалась над общим
уровнем верхней площадки горы, но таким образом, что с нее можно было
прекрасно обозревать все окрестности, не говоря уже о безбрежном небе,
между тем как ее можно было заметить снизу только разве в сильную подзорную
трубу, да и то заранее зная о месте ее нахождения. Та сторона, с которой ее
легче всего можно было бы видеть, ограничивалась зияющей пропастью, а
противолежащие горы были совершенно недоступны для подъемов, и таким
образом прикрывали ее.
Осмотрев местоположение обсерватории, я стал рассматривать ее
внутренность.
Внутри она ничем особенным не отличалась от других, известных мне,
обсерваторий: те же инструменты, такие же приборы. Только рядом с главной
астрономической трубой стояла другая труба, очень небольшого диаметра, но
гораздо длиннее первой; внешний конец ее выходил наружу, за стеклянную
крышу обсерватории, а внутренний был закрыт крышкой, завинчивающейся, как у
обыкновенной трубы.
Желая посмотреть в эту трубу, я отвинтил крышку, но только что хотел
подставить к отверстию глаз, как вдруг услыхал подле себя чей-то совершенно
незнакомый голос, явственно проговоривший по-русски:
- Здравствуйте! Ну, как вы себя чувствуете после своего воздушного
прыжка?
Я с изумлением оглянулся кругом, но, кроме меня, в обсерватории
решительно никого не было.
"Что это? Уж не галлюцинация ли?" - невольно подумал я.
- Вы, кажется, изумлены, не видя того, кто с вами говорит? - продолжал
тот же голос.
- Признаюсь - да, и даже очень! - ответил я.
- Немудрено, - продолжал таинственный собеседник, - и вы еще более
изумитесь, если я вам скажу, что с вами разговаривает обитатель совершенно
иного мира: я житель планеты Марс и нахожусь от вас, по меньшей мере, на
расстоянии 70 миллионов верст.
- Вы, конечно, шутить изволите, - возразил я, - тем не менее, я
поставлен в тупик и решительно не могу понять, где вы и с кем я имею честь
беседовать?
- Но я совсем не шучу; уверяю вас, что я нахожусь на Марсе.
Мне было и смешно и досадно, что со мной так фамильярно, ни с того ни
с сего, начинает шутить какой-то совершенно не знакомый мне человек.
- Однако, господин обитатель надзведного мира, - заговорил я, принимая
также шутливый тон и под ним стараясь скрыть свое раздражение, - прежде чем
попасть на Марс, вы, вероятно, первоначально жили долгое время в России,
так как владеете русским языком в совершенстве.
- Ничуть не бывало; но из нас здесь многие знают все ваши земные языки
и наречия. Не трудитесь меня отыскивать,- добавил он, очевидно, видя, что я
заглядываю во все углы обсерватории, теряясь в догадках, где скрывается мой
таинственный собеседник. - Я говорю с вами посредством той трубы, крышку
которой вы только что отвинтили. Это изобретение доктора Роша, вашего
хозяина. Если вы снова закроете трубу, ни вы, ни я не будем иметь
возможности слышать друг друга.
Я невольно обратил внимание на трубу, и каково же было мое изумление,
когда я убедился, что голос говорившего со мною выходил действительно из
этой трубы, наружный конец которой был обращен по тому направлению, где
должна была находиться планета Марс. Труба была настолько узка, - не более
полутора вершков в диаметре, - что уже никоим образом нельзя было
предположить, чтобы разговаривавший со мною мог запрятаться в нее; на крыше
обсерватории его также не могло быть, потому что крыша была стеклянная и
через нее было все видно.
"Что за дьявольщина! - подумал я, чувствуя себя в совершенно дурацком
положении, как мальчишка, с которым вздумала пошутить ловко спрятавшаяся
нянька. - Этот доктор просто волшебник, раз у него в доме приходится
разговаривать с какими-то невидимыми личностями".
Из любопытства я подставил глаз к трубе, но там было непроницаемо
темно, так что решительно ничего нельзя было разобрать.
- О, через эту трубу вы ничего не увидите, ее назначение состоит в
том, чтобы слушать. Да уверяю же вас честным словом, что я говорю сущую
правду, - сказал мой невидимый собеседник, опять-таки, очевидно, следивший
за всеми моими движениями.
- Но вы-то каким образом меня видите? - совершенно растерявшийся и
сконфуженный, вскричал я.
- Я вижу вас в телескоп, но таких телескопов у вас на земле ещё нет, -
ответил называвший себя обитателем Марса.
- Странно! изумительно! невероятно! - пробормотал я. - И однако же,
если только я не нахожусь в бреду после своего падения, сознаюсь
откровенно, что я близок к тому, чтобы поверить, что действительно имею
честь разговаривать если и не с неземным, то, во всяком случае, с невидимым
существом.
- Да что же здесь невероятного? - возразил загадочный голос. - Ведь,
надеюсь, не будете вы отрицать возможности устройства и у вас на Земле
таких астрономических труб, посредством которых можно будет приблизить к
себе и нашу планету на такое расстояние, что сделается возможным видеть не
ней все мелочи, как мы теперь видим на вашей Земле. В этой идее, я полагаю,
нет ничего невозможного; почему же вы не допускаете мысли, что можно
устроить также и такой инструмент, при помощи которого можно слышать все,
что говорят на других планетах? Давно ли для вас казалось невозможным
переговариваться на большом расстоянии, а вот же теперь у вас существуют
телефоны и уже никого не удивляют. Господин Роша, изобретатель этой трубы,
несколько опередил других ваших изобретателей - вот и все. Да вот, кстати,
он и сам идет; вероятно, он вам сообщит подробнее о своем изобретении.
II
Действительно, в это время раздались шаги по винтовой лестнице. Я
обернулся и на пороге увидал входившего Роша.
- Добрый вечер, любезный доктор! Сознайтесь, что это вы сейчас меня
мистифицировали? - сказал я, идя к нему навстречу и все еще будучи далек от
мысли поверить в то, что я тут только что слышал: так все это было
невероятно.
Заметив в моих руках крышку от разговорной трубы, доктор недовольно
нахмурил брови, и только тут на его лице я ясно прочел, что со мною совсем
не шутили.
- О, доктор! Ради бога, извините! - спохватился я, закрывая трубу и
поняв, наконец, что изобретение это было тайною доктора. Я почувствовал
себя в положении человека, уличенного в подслушивании или подглядывании
чужих секретов.
- Мог ли я предполагать, зайдя сюда, - стал я оправдываться, - что
сделаюсь невольным свидетелем и очевидцем вашего великого открытия, которое
вы, по известным вам соображениям, не хотите предавать гласности? Но
клянусь вам, что ваша тайна умрет вместе со мною!
Должно быть заметив на моем лице искреннее страдание от сознания своей
невольной нескромности, доктор тотчас же подавил свою досаду, улыбнулся и
мягко заговорил:
- Успокойтесь, молодой человек! Вы тут ровно ни в чем не повинны. Если
здесь и можно кого-либо обвинять, то уж. разумеется, прежде всего меня
самого. Много лет берег я, как зеницу ока, от всего мира свой секрет, и
вдруг оказался настолько неосмотрительным, что оставил вас, совершенно не
знакомого мне человека, один на один со своим открытием!
От этих слов доктора я сконфузился дотого, что у меня слезы выступили
на глазах.
- Успокойтесь! - повторил он снова, видя мое мучительное смущение. -
Раз вы узнали об этой тайне, значит, так и должно быть. Я на этот счет
немножко фаталист. В мире ничто не совершается без причин и без цели, хотя
в большинстве случаев мы и не замечаем разумности и целесообразности
совершающегося с нами и вокруг нас. И я, старый дурак, очень сожалею, что
невольно поддался врожденному в каждом из нас самомнению, будто мы что-то
значим со своей волею и своим разумом, позабыв про то, что все мы только
слепое орудие чьей-то чужой воли, руководящей всеми нашими поступками и
действиями. Извините же меня, ради бога, за мою старческую строптивость!
И он протянул мне, в знак примирения, руку.
С сердечным порывом схватил я и пожал руку этого удивительного
человека, извинявшегося перед тем, кто ему же причинил неприятность; я не
находил слов, чтобы выразить ему чувство того глубочайшего почтения и
уважения, которым я к нему проникся.
-" Однако соловья баснями не кормят! Ведь вы сегодня целый день еще
ничего не ели. Идемте ужинать! - весело добавил он, взяв меня за плечо и
тихонько поворачивая к выходу.
Мы спустились вниз, в кухню, где Жозеф, такой же старый, как и его
хозяин, давно уже с нетерпением поджидал нас, боясь, чтобы не подгорело
жарившееся жаркое.
За ужином у доктора прошла всякая тень неудовольствия, и он дотого
повеселел и разошелся, что даже рассказал мне свою биографию, а равно и
историю своего великого изобретения.
Господин Роша, швейцарец по происхождению, был когда-то очень богатый
человек, но потом он все свое богатство употребил на устройство
обсерватории, стоившей много денег, так как все материалы для необходимых
построек должны были носить на эту высоту проводники на себе.
По окончании университетского курса Роша, с малых лет чувствовавший
особенное влечение к изучению небесных светил и к наблюдениям над ними,
отправился в Париж. Там он много лет работал в качестве ассистента у одного
знаменитого астронома. Проводя очень много времени в обсерватории над
наблюдениями небесных светил, Роша, как впоследствии Фламмарион, пришел к
заключению, что некоторые из планет населены такими же разумными
существами, как и люди на Земле. В особенности его интересовала планета
Марс, и он скоро убедился, что обитатели этой планеты не только существа
разумные, но что они даже выше нас в умственном отношении, что они подают
нам на землю сигналы, желая вступить в переговоры.
- Я часто замечал, - рассказывал Роша, - какие-то световые, огненные
фигуры на Марсе, которые изменяли свою форму. То я видел огненный кружок,
то крест, то квадрат, иногда круг в квадрате, иногда квадрат в круге и т.
д. Наблюдая постоянно это странное явление, я заметил, что число таких
огненных знаков ограничено, и часто одни и те же фигуры повторяются. Я
попробовал пересчитать все эти разнообразные фигуры, их оказалось 26 -
ровно столько, сколько букв в нашем алфавите. Это навело меня на мысль,
что, возможно, и у обитателей Марса алфавит не богаче нашего. Но если они
хотят вести переговоры с нами на своем языке, то каким же образом они,
столь умные и развитые, - если сумели найти способ подавать нам световые
сигналы, - каким же образом они могут предполагать, что мы должны
непременно знать их язык? Долго я ломал себе над этим голову, как стал
замечать, что всякий раз, лишь только начинают появляться на Марсе световые
фигуры, - а они появлялись всегда в определенное время, - эти фигуры
постоянно начинаются пятью неизменными, изо дня в день повторяющимися, и
оканчиваются четырьмя также неизменными, хотя и неодинаковыми с первыми.
Промежуток же между этими постоянными заполнялся уже разнообразными
перемежающимися фигурами.
Не могу себе объяснить, как это случилось, но только, отчаявшись,
наконец, узнать когда-либо язык обитателей Марса, я попробовал разобрать
шифр, применяясь к французскому языку. Что могло обозначать начальное
слово? Беря за образец отправку обыкновенных телеграфных депеш, это слово,
всего вероятнее, должно было обозначать адрес, куда идет депеша, - пункт
назначения, т. е. в данном случае Terre. Что могло обозначать конечное?
Скорее всего, пункт отправления, т. е. Mars. По световым фигурам выходило,
что букве t соответствовал квадрат; букве е - круг с крестом внутри; букве
r - шар; второму r - опять шар; и, наконец, последней букве е - снова круг
с крестом внутри, как и первому е. Вы не можете себе представить того
волнения, которое меня охватило от этого странного совпадения двух
одинаковых знаков, соответствовавших двум одинаковым буквам. Но, может
быть, это была просто-напросто случайность? Я стал разбирать конечное
слово, долженствовавшее, по моему предположению, обозначать Mars. Букве т
соответствовал крест; букве а - круг; букве r - шар, заметьте - шар, как и
в слове terre; и букве s - круг с точкой внутри. "Для начала недурно", -
подумал я. Но ведь если шифр был разобран верно, то необходимо было
допустить, что обитатели Марса говорят по-французски, а это мне казалось
абсурдом. Однако, допустив, что шифр был разобран действительно верно, я
имел уже, таким образом, расшифрованными целых шесть букв, а с таким
запасом уже нетрудно, конечно, расшифровать и остальной алфавит. И вот, все
еще будучи далек от уверенности, что я нахожусь на истинном пути, и все еще
приписывая эти странные совпадения в буквах и соответствующих им знаках
случайности, я начал расшифрованные буквы вставлять соответственно тем
световым фигурам, которые находились между предполагаемыми мною словами
Terre и Mars, и, после непродолжительных усилий, к своему неописуемому
удивлению, почти ужасу, разобрал следующее:
Вы прочли верно, господин Роша!
Следите далее! Да здравствует разум!
И это было по-французски, и это обращение ни к кому иному, а прямо ко
мне, Франсуа Роша!..
Ах, молодой человек! Проживи я на свете еще тысячу лет, я никогда не
забуду того счастья, того неземного восторга, которые я испытал в те
минуты! Меня душили слезы, я плакал, как малый ребенок, от радости! Мне
казалось, что весь мир для меня переродился, показался мне в каком-то новом
освещении!.. Нет, вы представьте только себе, что не по одним лишь
логическим умозаключениям и догадкам прийти к выводу, а прямо своими
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг