не в обиде. Каждый делает свое дело в этом мире, Прокоп Иванович..."
"Ну, а как вы сейчас поживаете? - осторожно спросил я. - Не тянет
взяться за старое?"
"Нет-нет, что вы!", воскликнул он. "Наоборот, я очень благодарен и вам,
и вашим подчиненным... особенно этому... нет, забыл, как его зовут... Но
не суть важно...
Просто мне хочется отблагодарить вас за то, что я стал совсем другим
человеком, не на словах, а на деле... Может быть, я могу быть вам чем-то
полезен, Прокоп Иванович?"
Я уже хотел было сказать ему, что ни в чем не нуждаюсь и что лично у
меня всё есть, как вдруг меня озарила одна идея. Как раз в то время
Когниция находилась на пике своего становления, и недалек был тот момент,
когда о ней узнают Щит и Меч. Так не лучше ли, не дожидаясь, пока это
произойдет вопреки нашим стараниям, предвосхитить события, преследуя при
этом две достаточно значимых цели: примо, внедрить своего человека в стан
хотя бы одного из противников; сегундо, поставлять через этого человека
хорошо продуманную дезинформацию о Когниции?..
Да, сказал я, вы действительно нужны мне, Кин Артемьевич, и не только
мне...
Долго уговаривать Изгаршева не пришлось, и у меня даже сложилось
впечатление, что он заинтересован в том, чтобы я завербовал его, еще
больше, чем я. Кое-какая информация о Мече у меня к тому времени уже
имелась благодаря Драговскому. Теодор "засветился" передо мной еще тогда,
когда предложил, в обмен на обещание не предавать это огласке,
инсталировать в Пенитенциарии некое "чудесное изобретение", плод
разработки пожелавших остаться неизвестными инженеров и ученых. Я навел
тогда осторожные справки среди своих ученых коллег и выяснил, что никто из
них и слыхом не слыхивал об артефакте, позволяющем переносить сознание
человека в прошлое. Боюсь, что в ходе таких расспросов я даже несколько
уронил свою репутацию в ученом мире, ведь никто из истинных подданных
Науки не любит оперировать недостоверной информацией, а мне приходилось
ссылаться на слухи и на мнимые сообщения ненаучной прессы... Значит,
сделал вывод я, речь идет о тайной разработке, принадлежащей некоей
секретной организации. После этого оставалось лишь установить наблюдение
за Теодором, чтобы выявить других членов союза, в котором он состоит...
Используя этот след, я и вывел Изгаршева на людей Меча, которые не
преминули завлечь его в ряды своих "сторонников" как умного и вполне
пригодного для разнообразного использования человека. К тому же,
противникам хардеров могли пригодиться и кое-какие теоретические
разработки Кина... Но на такой результат, как выявление Изгаршевым еще
одной тайной организации, они явно не рассчитывали, и теперь его рейтинг в
Мече должен был взлететь к заоблачным высотам.
Мне же следовало хорошенько обдумать, как наиболее эффективно
использовать и развивать этот успех. Предстоящая игра обещала быть весьма
заманчивой, хотя и рискованной.
Но ведь нам, исследователям, не привыкать ставить рискованные
эксперименты...
Я покосился на часы. До совещания еще оставалось двадцать три минуты. И
ни туда, и ни сюда... Браться за какое-нибудь долговременное занятие уже
не имеет смысла, значит, придется потратить это время на какие-нибудь
пустяки. Например, понаблюдать за работой своих подчиненных при помощи
видеокамер...
Я запустил квадратор и скользнул взглядом по рядам одинаковых экранов.
В основном там ничего особо выдающегося не происходило. Одни заключенные
сидели, тупо уставясь отсутствующим взглядом куда-то в пространство,
другие, наоборот, безостановочно метались по ячейке, как тигры в клетке.
Кто-то спал. Кто-то плакал. Кого-то перевоспитывали эдукаторы. Кого-то
били или гнали на прогулку надзиратели...
Обычный день обычной тюрьмы. Вечная трагедия наказанных преступлений и
преступных наказаний... Меня всегда удивляло, почему некоторые люди так
стремятся стать надзирателями. Не уборщиками, не охранниками и даже не
эдукаторами, а именно надзирателями. По этой части свободных вакансий у
нас никогда не бывает, достаточно лишь дать объявление в Сети - и сразу
набирается целая куча желающих...
Что привлекает людей в этой, в общем-то, гнусной профессии, не так
далеко отстоящей от деятельности палача? Сознательное стремление быть
полезным обществу? Очень сомнительно. Высокий заработок? Но платят
надзирателю не так-то много, в обществе есть гораздо более
высокооплачиваемый труд - например, строители или шахтеры... Может быть,
имеет место неосознанное желание властвовать над другими людьми, унижать
их, обращаться даже с самыми образованными из них, как с недочеловеками?
Вот это весьма вероятно... И таким, как тот же Комьяк, бесполезно
запрещать бить осужденных. Его можно лишить за это премии, можно
штрафовать хоть на пол-оклада - он все равно не сумеет превозмочь свое
садистское чувство наслаждения от удара резиновой дубинкой по голове
человека, запертого в силовом поле ячейки...
В сущности, если вдуматься, то весь наш мир - один большой
Пенитенциарий. В нем есть те, кто обречен мучиться и страдать за свои
грехи, а есть те, кто стремится усугубить эти страдания ближних своих. А с
недавнего времени есть и те, кто желает предоставить виновным шанс
исправиться и начать все сначала. И еще те, кто пытается во что бы то ни
стало помешать этим людям перевоспитать человечество... И есть мы - те,
кто по своему долгу беспристрастного и объективного исследователя призван
лишь наблюдать за людьми, копошащимися в ячейках на наших экранах, чтобы
как можно лучше изучить и первых, и вторых, и третьих, и всех прочих...
Звуковое сопровождение на всех экранах квадратора было приглушено до
невнятного бормотания, и я включил режим выборочного прослушивания. При
этом ячейки стали включаться поочередно, всего на несколько секунд, и
обрывки смеха, плача, диалогов и монологов тут же наполнили мой кабинет.
Заложив руки за спину, я отвернулся от экранов и подошел к фальш-окну,
на котором сегодня комп-дизайнер решил установить заставку в виде
блестящих от дождя крыш Монмартра; вековых лип, с которых ветер срывает
последнюю листву, и прохожих, шествующих по тротуарам под хрупким укрытием
зонтиков. Комп словно знает, что мне нравится осенняя дождливая погода.
Такой осени теперь почти не бывает: там, где климат регулируется людьми,
почему-то принято поддерживать так называемое "золотое бабье лето" вплоть
до "белых мух"...
Вдруг из-за спины до моего слуха донесся чей-то незнакомый голос,
упомянувший Изгаршева. Я насторожился. Незнакомцу ответил другой голос,
который явно принадлежал Теодору Драговскому, и это еще больше
заинтересовало меня.
- ... его звали Кин Артемьевич Изгаршев, кандидат социоматематических
наук... - говорил незнакомец.
Пауза, в ходе которой звук перескакивал на другие мониторы, потом
вернулся голос Драговского:
- ... Значит, Кин тогда и вправду не стал убивать?..
Я подскочил к стене, сплошь состоящей из экранов, и пошел вдоль нее,
разыскивая нужное изображение. Наконец, остановился.
Это была камера, установленная мною втайне ото всех - даже от
Драговского - в помещении, где находилась Установка. Сейчас в ее кресле
был виден человек, но, судя по его позе и оружию в руке, едва ли это был
кто-то из реэдукируемых. Во всяком случае, лицо его было мне абсолютно
незнакомо.
А Теодор сидел скромненько на стульчике у противоположной стены, и
аппараты связи лежали у его ног. Хоть он и не был связан, но выглядел
именно как пленник.
Что же, черт возьми, там происходит и кто этот тип, которому известен
Кин Изгаршев?!..
Я ткнул клавишу селектора, и когда на экранчике нарисовалось лицо
эдукатора Топсона, дежурившего по Пенитенциарию, без обиняков спросил его:
- Почему в Пенитенциарии находятся посторонние? Как вы умудрились
пропустить в служебные помещения какого-то типа, да еще и с оружием?!..
Топсон побледнел, но не испугался.
- Это не посторонний, Прокоп Иванович, - сказал он. - Это представитель
Щита хардер Лигум... А оружие... я же не имею права разоружать хардера!..
Хардер? У меня под носом хардер допрашивает моего эдукатора, а я об
этом и ведать не ведаю?!..
У меня даже дыхание перехватило от столь вопиющего факта.
- Но почему... какого черта вы мне об этом сразу не доложили, Топсон? -
взревел я. Хорошо, что мы общались по видеоселектору, иначе я бы,
наверное, разорвал этого остолопа на мелкие кусочки.
Дежурный кротко поморгал белесыми ресницами.
- Потому что так распорядился хардер Лигум, - невинным тоном сообщил он.
Тяжело дыша, я перевел дух.
- Всё с вами ясно, Топсон, - сказал наконец я. - Раз вы предпочитаете
подчиняться хардеру, а не мне, то с завтрашнего дня вы свободны...
Надеюсь, вас охотно возьмет к себе на службу хардерский Щит!..
И выключил селектор.
Потом перевел изображение, транслируемое из комнаты Установки, на экран
настольного комп-нота и уселся поудобнее...
В общем-то, ситуация как нельзя лучше олицетворяла раскладку сил на
мировом театре скрытых военных действий. Щит и Меч вели спор о том, каким
должно стать будущее человечество, и спор этот с каждым мгновением грозил
вылиться в открытое противостояние, а Когниция в моем лице наблюдала за
развитием конфликта, выжидая удобный момент, когда следует вмешаться и
одним махом уничтожить сразу двух противников...
На мой взгляд, Драговский выглядел явно слабее своего противника в
диспуте о плюсах и минусах регров. Тем не менее, и доводы его оппонента
меня не убедили.
Глупцы, они были слишком категоричными в своих суждениях, не
подозревая, что для истины никогда не бывает последней инстанции и что она
обычно находится где-то между двумя противоположными суждениями!..
В самом деле, ну нельзя же с пеной у рта спорить, например, плохо это
или хорошо, что наша Земля вращается вокруг Солнца!.. Это все равно что
воевать, как гротескные герои Свифта, из-за того, с какого конца следует
разбивать вареное яйцо!.. Кстати, насколько мне не изменяет память, в тех
же "Путешествиях Гулливера" изложен и весьма недурный рецепт преодоления
подобных разногласий:
"Все да разбивают яйца с того конца, с какого удобнее"!
Поэтому, вместо того, чтобы разбиваться в лепешку, убеждая друг друга в
преимуществах или недостатках чего бы то ни было, не лучше ли задуматься
над тем, как довести явно отрицательные стороны до минимума, а
положительные - до максимума?.. Иначе можно черт знает до чего докатиться
и приписать открытие пороха и изобретение колеса дьяволу, а гильотину
оценивать как самое действенное средство от насморка!..
Тем не менее, я беспристрастно следил за развитием диспута до тех пор,
пока оба спорщика не поднялись с насиженных мест на ноги.
Тогда, выдвинув нижний ящик стола, я взял оттуда покрытый пылью "фиат",
доставшийся мне в наследство от бывшего хозяина этого кабинета. Мой
предшественник скончался от инфаркта в день своего полувекового юбилея. Я
не знаю, зачем ему был нужен этот старенький револьвер - может быть,
профессор в душе опасался содержавшихся в ячейках Пенитенциария - но
теперь он мог мне пригодиться...
Конечно, оптимальным вариантом развития конфликта между хардером и
Драговским для меня было бы их взаимное истребление. Этакая аннигиляция
двух частиц с противоположными знаками... Но надеяться на это было бы
смешно.
Победителем окажется один из них, и, скорее всего, им будет этот Лигум.
Все-таки он лучше подготовлен, чем мой Теодор, да и в его распоряжении -
оружие, а за Драговским - лишь слепая сила эмоций... "безумство храбрых",
как сказал один российский писатель в начале двадцатого века...
Проверив наличие пуль в магазине "фиата", я взвел курок, снял револьвер
с предохранителя и положил его в боковой карман пиджака, который надел на
себя, не застегивая...
Так, с рукой в кармане, подобно персонажу шпионского боевика, я
проследовал по коридорам и переходам туда, где располагалась Установка.
Надвинутой на глаза шляпы и поднятого воротника мне только не хватало в
тот момент!..
К счастью, в отростке коридора, где была расположена Установка, никого
не было. Держа наготове идентификационную карточку, я уставился на
крохотный экранчик наручного комп-браслета, на который переключил
трансляцию перед тем, как покинуть кабинет.
Больше всего я опасался увидеть, что всё уже кончено, и Драговский
лежит на полу в луже крови, а хардер крушит из своего диковинного оружия
Установку. Но противостояние лишь достигло своей высшей точки.
- Нет, - говорил эдукатор, словно сомнамбула двигаясь прямо на ствол
нацеленного в него пистолета. - Я не сяду!.. Стреляйте в безоружного, если
сумеете это сделать! Убейте меня! Но уничтожить Установку я вам не дам!..
Самое странное заключалось в том, что хардер почему-то не стрелял в
Теодора. Болван, неужели он усомнился в целесообразности ведения
непримиримой борьбы за всеобщее благо?..
А потом Драговский внезапным прыжком вдруг сбил Лигума с ног, и когда
они покатились по полу, а на экранчике всё сразу смешалось, я вставил
карточку в прорезь идентификатора и достал из кармана револьвер...
Когда я ворвался внутрь, ситуация переменилась коренным образом.
Лигум почему-то опять оказался в кресле Установки, и по его лицу текла
кровь из рассеченной брови, но он и не думал вытирать ее. А в двух метрах
от него, сжимая обеими руками то оружие, которое раньше было у хардера,
спиной ко мне стоял Драговский, и по его напряженно застывшей спине я
понял, что еще миг - и он выстрелит.
Времени на раздумья у меня не было. Нельзя допустить, чтобы Драговский
одержал верх в этом поединке. Потому что тогда он, если судить по его
высказываниям в диалоге с Лигумом, умчится в прошлое, где отыщет и убьет
Изгаршева, которого по-прежнему полагает убийцей своей дочери. И тогда все
мои усилия последних месяцев полетят псу под хвост, а Когниция лишится
информатора в стане Меча!..
И под влиянием этой мысли я вскинул "фиат" и дважды нажал на его спуск.
Словно превозмогая порыв ураганного ветра, ударивший ему в спину,
Драговский выгнулся в пояснице вперед и попытался оглянуться, но силы
оставили его, и он рухнул боком на пол, отбросив в сторону руку с уже
бесполезным пистолетом хардера. Ноги его дернулись в агонии и замерли.
Лигум ошеломленно воззрился на меня.
- Вы кто? - спросил он, бледнея на глазах. - Какое право вы имели
убивать этого человека?
- Так было надо, - сказал я, не пряча револьвер в карман. - Он же мог
убить вас, хардер.
- Убить? - удивленно повторил Лигум. - Меня?.. - И вдруг скривился: -
Послушайте, я - хардер, а хардера нельзя убить.
- Я уже слышал подобные утверждения, - сказал я, - но они всегда
казались мне пустыми словами... Разве вы - не такие же люди, как все мы?
Лигум покачал печально головой.
- Ах да, - сказал он так, словно вспомнил что-то. - Я и забыл... Вы же
не могли знать... - Он взглянул в сторону неподвижного тела Драговского, и
тут же отвел взгляд в сторону. - Он не смог бы меня убить, - повторил он.
- Меня вообще убить невозможно, вы это понимаете?..
Он сделал движение, собираясь встать из кресла, чтобы взять свое оружие
из руки Драговского, но я угрожающе повел стволом "фиата" в его сторону.
- А мы сейчас это проверим, - сказал я. - Если вы сделаете еще хоть
одно движение, я выстрелю в вас. Патронов у меня хватит...
Однако хардер не собирался прислушиваться ко мне. Он все-таки встал из
кресла, и тогда я нажал на курок...
Когда пороховые газы рассеялись, Лигум оказался опять в кресле
Установки, зажимая рукой пробитое пулей плечо.
- Ну вот, видите, - сказал я. - А вы говорили - в вас нельзя попасть...
- Я не знаю, кто вы такой, - скрипя зубами от боли, сказал хардер, - но
вы ошибаетесь. Попасть в меня можно. Но убить меня нельзя... Выстрелив в
меня, вы нарушили закон о хардерах и подлежите наказанию. Но я готов
закрыть на это глаза... допустим, что вы были в шоке и выстрелили
случайно. Но если вы попытаетесь убить меня, то ваша вина многократно
возрастет, и на этот раз вам не удастся уйти от наказания.
"А что, если он прав?", подумал я. Может быть, разговоры о неузвимости
хардеров имеют под собой основания?..
Но тогда я обречен на поражение. Потому что, если я не помешаю ему, он
уничтожит Установку и предаст огласке тайну нашего Пенитенциария. И тогда
пострадаю не только я в качестве должностного лица, потворствовавшего
"тайным экспериментам" над заключенными, но и Когниция, потому что она
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг