Подвал был как подвал. Бетонный, обшитый толстыми шумогасящими плитами,
из-за чего в камере постоянно было тихо. На равном расстоянии от стен
стояла клетка, изготовленная из толстых стальных прутьев. В клетке, прямо
на полу, сидел человек. Руки его были скованы наручниками, а от обеих ног
к решетке тянулась длинная цепь из редкого титанового сплава.
От тишины постоянно терялось ощущение времени, и иногда человеку
казалось, что его посадили в клетку только вчера, а чаще всего - что он
провел здесь уже целую вечность. Если бы крохотное устройство в его
головном мозге под названием Оракул работало, то можно было получить от
него любую информацию, в том числе и о количестве суток, часов, минут и
секунд, проведенных человеком в неволе, но батареи Оракула давным-давно
сели, а солнечного света здесь не было, поэтому нельзя было их подзарядить.
Человек ничего не мог. Даже покончить с собой... Пока Оракул еще
функционировал, можно было приказать ему стереть память, и тогда от
человека осталась бы только физическая оболочка... Однако человек в клетке
так и не решился это сделать, по той простой причине, что в нем теплилась
надежда на спасение.
Каждый день к нему являлся высокий костлявый человек, носивший смешную
фамилию Твердохлеб. Впрочем, всё остальное в нем было вовсе не смешным.
Каждый день он задавал человеку в клетке одни и те же вопросы и каждый
день уходил, так и не получив ответа. Первое время он еще пытался хоть
как-то добиться своего: то заставлял людей в белых халатах колоть человеку
в вены всякую дрянь, действие которой человек блокировал изменением
состава своей крови; то орал на человека в клетке и прицельно бил его в
болевые точки, но и боль можно было пересилить обычным усилием воли.
Твердохлеб испробовал на нем и другие способы: пытку светом и пытку тьмой,
пытку ревом и пытку тишиной, наркотики и гипноз, электроток и ультразвук.
Потом Твердохлеб явно отказался от творческих поисков и сделал ставку на
монотонную настойчивость и упорство по принципу "капля воды и камень
точит". И не было конца его ежедневным визитам и его ежедневным вопросам,
которые он повторял с занудством заевшего магнитофона...
Иногда человеку казалось, что еще немного - и он проснется от этого
кошмарного сна, и окажется, что он снова на свободе, среди своих друзей и
знакомых, но он просыпался и опять видел осточертевшие решетки, стены и
лампы в сетчатых колпаках.
Секрет его молчания был прост. Теперь, даже если бы он очень захотел
что-то сказать, то не смог бы этого сделать. В самом начале своего плена
он случайно проговорился во сне о Трансгрессоре, и люди, которые держали
его в этом подвале, видимо, сумели правильно интерпретировать его слова,
потому что им удалось обнаружить вход в туннель, другой конец которого был
удален на пятьдесят лет вперед, и тогда человек приказал своему Оракулу
сжечь речевой центр в его мозгу и стал немым, справедливо полагая, что
невозможность говорить - не самое страшное в жизни. Страшнее -
предательство, будь оно нечаянным или нарочным...
Сегодня, после того, как Твердохлеб опять ушел от него ни с чем,
человек какое-то время лежал неподвижно с закрытыми глазами. Его покормили
и дали отправить естественные надобности (в арсенале изобретательного
Твердохлеба была и пытка отвращением к самому себе, когда человеку
сознательно не давали гигиенических емкостей, а по решетке был пропущен
электрический ток, и приходилось испражняться и мочиться почти под себя, а
потом - и действительно под себя, и миазмы в камере стояли такие, что
обслуживающему персоналу приходилось использовать противогазы), и он опять
забылся в полусне-полубодрствовании... Потом он всей своей кожей
почувствовал, что в камере кто-то есть, и удивленно подумал, что
Твердохлеб сегодня решил нарушить свою традицию одноразового посещения,
раз зачем-то вернулся. Человек открыл глаза и в тусклом свете ламп увидел,
что в камере находится вовсе не дознаватель со смешной фамилией.
Это был не кто иной, как Ден Лумбер. Свой. Друг. Наблюдатель...
Трудно было понять, как ему удалось проникнуть в это подземелье, а
главное - зачем. Человек, прикованный к клетке, знал, что Наблюдатель
погибнет, но не пошевелит и пальцем, чтобы спасти кого-то, в том числе и
самого близкого друга.
Даже себя самого... На то она и Клятва, чтобы блюсти ее даже на краю
гибели...
Но лишь увидев Дена, материализовавшегося в этом каменном мешке,
человек в клетке понял: подсознательно все время своего плена он ждал
именно этого - что однажды к нему придет кто-то из своих и, вопреки
Клятве, спасет его - либо от смерти, либо от жизни...
- Привет, - сказал негромко Лумбер.
"Здравствуй, Ден. Давай говорить мысленно. Во-первых, я чисто физически
не могу говорить вслух, а во-вторых, по голосу тебя может обнаружить
охрана".
"Как ты себя чувствуешь?"
"Ничего, Ден, ничего... Бывало и хуже. Например, во времена
инквизиции... Ты видел, как меня взяли?"
"Да. Ты сам виноват в своем провале".
"Я знаю, Ден."
"Ты нарушил Клятву Наблюдателей."
"Ден, дружище, пойми, я сделал это не сознательно... Я проговорился во
сне..."
"Ты нарушил Клятву не тогда, когда выдал этим людям один из туннелей
Трансгрессора. Они бы и сами через пару лет вышли на него, ты лишь слегка
опередил события... Нам пришлось проследить все твои предыдущие Выходы,
чтобы понять, где ты допустил ошибку".
"И где же?"
"Та женщина, которая тебя предала..."
"Она не предавала меня, Ден. Ее можно было понять, ведь она
руководствовалась благими намерениями".
"Пусть так. Но ты, нарушил Клятву еще тогда, когда познакомился с
ней... Ты знаешь о том, что у нее родился от тебя ребенок? Ты знаешь о
том, что в этом времени у тебя есть сын?"
"Не может быть!.. Мы же провели всего одну ночь вместе!.."
"Этого было достаточно. И теперь масштабы возникших по твоей вине
нарушений Ткани Реальности поистине ужасны... Этот мир погибнет быстрее,
чем ему следовало бы погибнуть".
"Так, значит, ты для этого и пришел сюда, Ден? Ты явился, чтобы
обвинить меня в нарушении Клятвы?"
"А для чего же еще?.. Каждый должен знать полную меру своей вины".
"Послушай, Ден, но неужели даже в этих условиях вы ничего не
предпримете, чтобы спасти этот мир? Неужели ничего нельзя сделать?!"
"Ты же сам - Наблюдатель, и мне странно слышать от тебя такие вещи...
Мы могли бы предотвратить гибель этого мира, но тогда это был бы уже
другой мир, потому что Ткань Реальности утратила бы свою структурную
целостность. А в принципе...
Спасти этот мир мог бы ты, но при одном-единственном условии: если сам
устранишь источник пертурбаций. Ведь если ты уже нарушил Клятву, то какая
теперь тебе разница, сколько раз ты еще нарушишь ее? Все равно тебе уже не
быть Наблюдателем."
"Ты хочешь сказать, Ден, что я должен... я должен убить своего сына?!"
"Я не сказал - убить. Я сказал - устранить его из этого мира. Думай
сам, каким способом... А мне пора возвращаться."
"Ты уходишь, Ден?"
"Да, я ухожу".
"Что ж, понятно... Послушай, скажи мне только одну вещь..."
"Что?"
"Ладно, ничего... Прощай, Ден!".
"Прощай."
Силуэт растворился в полумраке подвала так незаметно, словно кто-то
затушевал фигуру Лумбера серым карандашом. Словно он и не приходил. "А,
может быть, он действительно не приходил, и весь этот диалог - лишь плод
моего больного сознания?", подумал человек в клетке. Нет-нет, это сейчас
твое сознание боится признать подлинность визита Дена и лихорадочно
подсовывает тебе всякие варианты, позволяющие не мучиться угрызениями
совести... А, собственно, если начистоту, разве тебя мучит совесть? Разве
ты считаешь себя по-настоящему виновным?.. С каких это пор сохранение
жизни своему ребенку считается преступлением? Грешным может быть способ,
каким было произведено сотворение живого, но не само сотворение!.. И
поэтому пусть я буду проклят своими друзьями и всем своим миром, и пусть
мне никогда не суждено не только стать Наблюдателем, но и вернуться
обратно в свой мир - все равно я не раскаюсь в содеянном!..
Вы прислали ко мне моего лучшего друга, чтобы заставить меня
прочувствовать свою ответственность. Но на самом деле вы заставили меня
усомниться в незыблемости наших канонов. Да, Клятва есть Клятва, но ведь,
в сущности, это набор слов, так должны ли слова быть важнее, чем вся жизнь
и весь окружающий мир?.. Вы хотели, чтобы я корчился сейчас от осознания
своей вины, а я лишь все больше начинаю винить вас самих. Вы полагаете,
что я создал угрозу для всего нашего мира и, следовательно, не заслуживаю
ни жизни, ни смерти от ваших рук, а я все больше начинаю проклинать вас за
то, что вы, по существу, предали меня в трудную минуту!.. Помнится, здесь,
в этом времени, один поэт написал стихотворение, которое очень подходит к
данному случаю... Называется оно, кажется, "Яма"...
- Яму копал?
- Копал.
- В яму упал?
- Упал.
- В яме сидишь?
- Сижу.
- Лестницу ждешь?
- Жду.
- Яма сыра?
- Сыра.
- Как голова?
- Цела.
- Значит, живой?
- Живой.
- Ну, я пошел домой...
Вы хотите, чтобы я сам убил своего сына, но отныне, если мне суждено
остаться в живых и вырваться из этого проклятого подвала, я буду всячески
оберегать его! Вы исключили меня из Наблюдателей, но одновременно сняли с
меня обязанность невмешательства. Нет, я, конечно, по-прежнему буду
молчать в этой неволе, но знайте, что если я все-таки вновь обрету
свободу, то перестану носить в себе знание, которое так жаждут получить
люди этого мира, и пусть оно достанется тем, кто его достоин!..
Человек в клетке закрыл глаза и погрузился в дрему. Внезапно что-то
пробудило его вновь, но, сколько он ни всматривался в тусклый свет ламп,
так и не смог ничего различить в своей камере.
Он не знал, что это сработала та невидимая, полумистическая связь,
которая обычно существует между двумя близкими людьми, и что сейчас жизни
одного из близких ему людей угрожает опасность... Именно в эту минуту
Виктор Найвин, сжав зубы так, что казалось - они вот-вот будут крошиться,
запустил двигатель и выжал педаль газа до упора, направляя машину на
невысокую пожилую женщину, опасливо переходившую скользкую дорогу...
* * *
Он позвонил Антону Сергеевичу через полчаса после того, как сделал всё,
что от него требовалось. Перед глазами был нехороший туман, руки тряслись
так, что он с трудом попадал в дырочки наборного диска на
телефоне-автомате. Во рту стоял почему-то стойкий привкус меди. Уже потом,
закончив разговор и сплюнув на грязный пол кабины таксофона, он понял,
почему - нижняя губа была прокушена до крови. Из киоска, где продавались
видео- и аудиокассеты, на всю улицу сердито орал под простенькие гитарные
аккорды неповторимый хриплый голос: "Змеи, змеи кругом, чтоб им пусто!..".
А еще постоянно казалось, что все вокруг осуждающе смотрят на него и
вот-вот начнут тыкать в него пальцем, как в прокаженного.
Нервы... Он переборол импульсивное побуждение заорать на всю улицу:
"Ну, что уставились, сволочи?!.. Никогда убийц не видели? А разве вы сами
- не убийцы?
Разве ежечасно и ежедневно вы не убиваете в себе людей?!" - и поплелся
к близкой станции метро...
Антон Сергеевич попросил Виктора заехать к нему, но на этот раз не на
конспиративную квартиру, а в служебный кабинет. Кабинет Антона Сергеевича
располагался в одном из старых трехэтажных особняков в кривых переулочках
между станцией "Маяковской" и Площадью Восстания. Найвин позвонил в дверь
без таблички и показал свой пропуск охраннику, одетому в камуфляж. Потом
поднялся по крутой, извилистой лестнице на третий этаж, где его встретил
еще один страж, на этот раз - в красном пиджаке и при галстуке. От лифта
уходил вглубь здания узкий коридор со множеством поворотов, пол которого
был застелен полосатой, как "зебра"
пешеходного перехода, ковровой дорожкой, а стены были украшены панелями
из натурального дерева. На дверях не было никаких табличек, кроме огромных
цифр, последовательность которых не отвечала логике. После номера "три",
например, шла сразу дверь под цифрой восемь, а за ней следовало почему-то
помещение номер тринадцать. А нужной двери с цифрой "12" Виктор нигде не
обнаружил, хотя прошел уже весь коридор. Он стал возвращаться обратно, с
некоторым недоумением обследуя коридор. В небольшом пустом холле висел
зачем-то большой рекламный стенд, на котором была весьма натурально
изображена огромная запотевшая бутылка водки под названием "Дюжина".
Виктор подошел поближе и обнаружил на краю стенда маленькую незаметную
кнопку. Нажал - и стенд отъехал в сторону, открывая удивленному взору
Найвина большую приемную с изящным округлым столом в виде большого лекала,
на котором стояла целая компьютерная выставка. Крепкий парень в хорошем
костюме, сидевший за столом, кивнул Виктору, как старому знакомому, и
показал подбородком на другую дверь:
- Антон Сергеевич уже ждет вас.
Против ожиданий Найвина, кабинет оказался небольшим, метров пятнадцать.
Антон Сергеевич поднялся из-за стола, заваленного бумагами. На нем был
генеральский мундир.
- Ну, молодец, - с улыбкой сказал он, протягивая Виктору свою жесткую
ладонь. - Поздравляю!
- Да тут ничего сложного нет, - сказал с легким удивлением Виктор. -
Водка в глаза так и бросается, какой же мужик пропустит это зрелище?..
- Да я не об этом, - отмахнулся Антон Сергеевич. - Я о том задании,
которое ты выполнил...
- А-а, - протянул Виктор. - А один вопрос можно?
- Зачем ее нужно было убивать? - догадался генерал. - Что ж, ничего
сложного и в этом нет... Понимаешь, Витя, это как в хирургии: чтобы всё
тело жило и здравствовало, от него надо отрезать больной орган... Впрочем,
на эти медицинские темы мы с тобой потом поговорим подробнее... Давай-ка
мы с тобой сейчас жахнем по сто пятьдесят.
Он повернулся к сейфу и осведомился через плечо:
- Ты что будешь? Коньяк? Водку?
- Коньяк я сегодня уже пил, - мрачно сказал Виктор.
- Значит, будем пить водку... кстати, "Дюжину", - усмехнулся Антон
Сергеевич. - Спонсоры поставляют... Ну, будь, Витя! Ты даже не
представляешь, какое ты сегодня большое дело сделал!
Найвин скривился, как от зубной боли.
- Нет, я серьезно, - сказал Антон Сергеевич. - Ведь на самом деле ты не
старушку задавил, а одного очень хорошего и нужного человека спас... не
спрашивай, кого... может быть, лет так через несколько узнаешь... Ну, за
тебя!..
Они выпили.
Антон Сергеевич бросил в рот ломтик лимона с блюдца и, морщась от
кислого, сказал:
- Ну, а теперь о твоей дальнейшей судьбе, Витя... Не бойся, больше
таких заданий тебе исполнять не придется, твои мозги нам все-таки дороже,
чем умение стрелять или ездить... на угнанных тачках... Значит, так. Про
всякие машины ты теперь забудь... в том числе и про машины времени...
музыкальный ансамбль, правда, такой вроде бы есть, так вот его слушать
можешь... - Он хохотнул. - А с завтрашнего дня тебе предстоит поработать в
качестве психолога-практика. Ты же у нас специалист по Воздействию,
верно?.. Ну вот, а теперь представь: есть человек, который владеет позарез
нужной информацией. Но он молчит, несмотря на все примененные нами
способы... гм... воздействия. Второй год молчит, сволочь!..
Твоя задача - разговорить его. Любыми средствами и любыми методами.
Главное, чтобы только он оставался в состоянии говорить... Завтра явишься
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг