общего количества людей, обладавших правом голоса на момент проведения
референдума, проголосовали... - Генсек взглянул куда-то вбок и назвал
одиннадцатизначную цифру, которую Марк тут же забыл, - что составляет сто и
ноль десятых процента. - Снайдеров-старший толкнул Марка в бок и сделал
многозначительную гримасу, долженствовавшую означать: "А ты еще сомневался, чтг
проголосуют все!" - Из числа проголосовавших на главный и единственный вопрос,
вынесенный на всепланетный референдум, а именно... - Генсек принялся
неторопливо, с расстановкой зачитывать текст вопроса. "Что он тянет кота за
хвост!" - с досадой пробормотал Орест Снайдеров сквозь зубы... - ответили "да"
и нажали красную кнопку... - Генсек опять покосился в сторону и назвал другую
одиннадцатизначную цифру - волеизъявите-лей...
Тут он странно замешкался и, оторвавшись от заготовленного текста, сказал
в объектив камеры:
- Правила требуют, чтобы я продублировал количественные данные о
результатах голосования процентами, отражающими соотношение поданных голосов.
Однако в силу обстоятельств, о которых будет сказано ниже, я позволю себе не
называть эти сведения, по крайней мере сейчас, в устном сообщении. Желающие
ознакомиться с этими данными могут изучить статистический доклад, который уже
сегодня поступит в Сеть для свободного доступа...
"Что-то он темнит, - раздраженно сказал Орест i Снайдеров на ухо Марку. -
Черт побери, неужели наши остались в меньшинстве?!."
- В то же время, - невыразительным голосом продолжал Генсек с экрана, - на
вышеуказанный вопрос ответили "нет", тем самым не поддержав План и нажав синюю
кнопку, - еще одна головокружительная цифра, которую даже не успевает
переварить сознание, - ... человек. Таким образом, следует констатировать, что
с учетом перевеса в три голоса... да-да, я не оговорился, уважаемые граждане...
с перевесом в три голоса большинство жителей планеты Земля высказалось за
немедленное начало осуществления Плана!
В этом месте голос Генсека возвысился до подобающего моменту пафоса, и
видно было, что от избытка чувств он и сам на время утратил дар речи.
- Ура-а-а! - что было мочи заорал Снайдеров-старший и хлопнул Марка по
плечу. - Наша взяла, сынок! Слышишь - наша! Так им, паразитам, и надо! Я всегда
верил, что мы победим!.. А ты что молчишь, сынок, не рад, что ли? Ты-то,
надеюсь, тоже голосовал за План?
- Подожди, папа, - с досадой проговорил Марк, уклоняясь от распахнутых
объятий отца. - Но ведь он сказал, что разница равна всего трем голосам. Какое
же это тогда большинство? Я считаю, что в таком деле не должно быть формализма!
- Какой, к черту, формализм?! - рассвирепел Снайдеров-старший. - Ты что,
считать разучился? Это же не один человек, и даже не два, а целых три,
понимаешь - три! Как говорят криминологи, один человек - преступник, два -
сообщники, а три - уже организованная группа! Да что с тобой, в конце концов?
Радуйся: может, именно твой голос и находится в числе этих трех!
И тут из кресла мрачно поднялась Амелия, прижимая к себе притихшего
сынишку.
- Значит, по-вашему, радоваться надо, да? - выпалила она, подойдя к
мужчинам вплотную. - А че???- Тому, что теперь всю жизнь придется горбатиться,
н разгибая спины, на этот ваш придурочный План?!
ому, что и дети, и внуки, и правнуки наши не будут нать ни счастья, ни
покоя?! Не знаю, как вы, а лично я
этим не согласна, и, если даже меня поставят к стенке за саботаж, я все
равно не соглашусь жить в той казарме, которую вы и вам подобные готовят
человечеству!
Сказав это, она с гордо поднятой головой удалилась из гостиной, уводя за
собой Алека.
Отец и сын Снайдеровы встретились взглядами и тут же отвели глаза в
сторону.
- Что ж, - сказал после долгого молчания Орест, - не всем результаты
референдума придутся по вкусу. "Синие"-то тоже будут рассуждать, как ты сам
только что рассуждал. Наверняка придется еще приложить много усилий и
преодолеть множество проблем, чтобы все-таки приступить к выполнению Плана. Я
думаю, что пройдет еще немало времени, прежде чем это случится. Так что зря
твоя жена возмущается. - Он умолк, но потом глаза его сердито и неукротимо
полыхнули таким испепеляющим огнем, что Марку"стало не по себе. - Но одно я
могу сказать: мы все-таки одержали победу, пусть даже с минимальным перевесом,
но одержали, и никому не удастся переиграть или отменить результаты
референдума! А тех, кто попытается не подчиниться нам, мы найдем способ
образумить!
Вернувшись в свой кабинет, Марк уселся за компьютер, но, вместо того чтобы
продолжить работу над переводом, тупо вперился невидящим взглядом в экран.
"Эх ты, - горько думал он, обращаясь к самому себе. - Ты хотел обмануть
самого себя, голосуя вслепую, а все оказалось напрасно... Три голоса,
подумать-только - всего три голоса! И сколько теперь ни убеждай себя, что ты
здесь ни при чем, что ты вполне мог нажать тогда синюю, а не красную кнопку, -
бесполезно играть в кошки-мышки со своей совестью. Она, злодейка, всю
оставшуюся жизнь будет коварно нашептывать тебе, что именно твоя рука включила
рубильник электрического стула, к которому было приковано приговоренное к
гибели человечество! Может быть, те, другие, которые когда-то таким способом
приводили смертные приговоры в исполнение, и спали потом без кошмаров, но ты
ведь так не сумеешь жить, правда? И ты никогда никому в этом уже не
признаешься. По той простой причине, что тебе не поверят. Даже Амелия. Лаже сын
- когда вырастет. А хуже всего то, что вскоре тебе все-таки придется сделать
выбор, и теперь ты уже никуда не спрячешься и не отвертишься. Проклятый
референдум не только не успокоит враждующие стороны наоборот, он все больше
будет раскалывать общество надвое, и тень этого раскола уже нависла и над твоим
домом, потому что если и раньше Амелия и отец недолюбливали друг друга, то
теперь они наверняка станут врагами, а тебе нужно будет вертеться ужом между
ними, пытаясь их примирить и уберечь от их вражды Алека, еще не разбирающегося
в тонкостях взаимоотношений взрослых, но рано или поздно кто-нибудь из них
поставит тебе ультиматум: или ты с ними, или ты со мной, - и вот тогда..."
Марк застонал и ударил кулаком по краю стола. Что же делать, думал он
сквозь нахлынувшую головную боль. Что же теперь делать?
И еще: если План, еще не начавшись, уже приносит человечеству столько
проблем и мучений, то что же будет потом, когда поколение за поколением будет
претворять его в жизнь?!
ЭПИЗОД 7. ПЕРВОЕ ПОКОЛЕНИЕ ПЛАНА
Ночная улица казалась вымершей. Ни одной .живой души не встречалось на
тротуарах в свете плазменных светильников и табло, даже окна домов были
черными, словно там никто не жил или все уже спали, но Снаидеров знал, что
анизотропные оконные стекла просто переведены в режим тонирования, не
пропускавшего свет наружу. Спать было еще рано - еще почти полтора часа до
полуночи.
Они патрулировали по пригородной зоне вот уже пять t08 и постоянное
напряжение нервов, когда в любой момент могло случиться очередное ЧП, требующее
немедленного реагирования с их стороны, выма-ывало пуще тяжелой физической
работы. Приемник в машине был настроен на волну центрального диспетчера, но уже
целый час молчал, покряхтывая эфирными разрядами. Они тоже молчали - не потому,
что говорить было не о чем, а просто чтобы не отвлекаться от наблюдения за
окружающей обстановкой.
В принципе, когда ничего не случается довольно долго, можно было бы
облегченно вздохнуть и лелеять надежду, что до конца смены ничего страшного не
произойдет. Но ни Снайдеров, ни его спутники таких иллюзий не питали и,
наоборот, с каждой минутой этого обманчивого спокойствия все больше напрягались
внутренне - словно в них имелась некая пружина, которая неуклонно сжималась, и
они знали, что рано или поздно наступит предел ее непрекращающемуся сжатию, и
тогда она либо лопнет, либо произойдет нечто такое, что позволит ей
распрямиться, ?обилизуя все силы организма, накопленные за время стресса.
Оружие у них было наготове. Спецсредства - тоже. Хотя машина была
бронированной, тем не менее никто из патрульных не позволял себе снять с головы
тяжелый шлем или хотя бы расстегнуть тугую "молнию" бронекомбинезона: бывали
случаи, когда в них стреляли из-за угла .или из тщательно выбранного укрытия, и
броня машины не всегда спасала от прямого попадания. Об этом свидетельствовал и
тот факт, что за последние полгода число жертв среди патрульных Комитета по
поддержанию общественного порядка было ненамного меньше, чем количество
погибших рядовых граждан.
Комитету приходилось то и дело рекрутировать молодых мужчин на службу,
чтобы пополнить ряды Патруля. Вначале в нем служили добровольцы, но потом,
когда желающих выступать в роли мишеней для враждующих сторон стало мало, набор
патрульных стал носить принудительный характер.
В один из таких наборов попал и Алек Снайдеров, и никому из представителей
мобилизационных подразделений Комитета не было дела до того, что он скрипач и
должен беречь свои "музыкальные" пальцы. Даже ходатайство отца не помогло.
А уберечь руки от повреждений и травм в Патруле было очень сложно, если не
сказать - невозможно. Обращение с тяжелым штурмовым карабином требовало чтобы
пальцы были сильными, шершавыми и грубыми. А тогда, когда патрульные вынуждены
были усмирять нарушителей общественного спокойствия силой руки страдали в
первую очередь, даже если на них были надеты защитные перчатки.
Пока что Алеку удавалось избегать переломов суставов и растяжения связок
кистей рук, но не было гарантии, что в один прекрасный день какой-нибудь
здоровенный громила, владеющий приемами рукопашной схватки, не выкрутит
Снайдерову палец или не вдарит тяжелым ломиком по рукам, и тогда - прощай,
музи-цирование и многолетний труд над собой!..
"Интересно, когда это кончится? Неужели теперь мы вечно обречены на то,
чтобы разнимать враждующих драчунов и каждую секунду ждать, что тишина
взорвется очередным столкновением? Мало нам, что ли, было в истории таких вот
многолетних и даже многовековых вооруженных противостояний, что и теперь мы
позволяем трясине хаоса и насилия все больше засасывать нас? Вспомнить ту же
войну Алой и Белой розы, например... Или Ольстер. Или палестинцев... Что-то
ведь надо делать, чтобы положить конец всеобщему страху и взаимной ненависти",
- с отчаянием думал Снайдеров, уставясь сквозь забрало шлема в смотровой люк,
за толстым стеклом которого безмятежно проплывали дома и фонари.
Но что именно надо делать, он, разумеется, не знал и подозревал, что никто
на всей Земле не знает этого. Слишком далеко зашла вражда между сторонниками
Плана и его противниками, слишком много жертв и с той и с другой стороны было
принесено, чтобы можно было попытаться решить проблему в одночасье. Тем более
мирным путем.
Наверное, пока экстремисты не истребят друг друга До конца, конца-краю
распрям не будет. Но ведь экстремистом сделаться так легко, и еще вчера мирно
настроенные люди сегодня могут взяться за оружие лишь для того, чтобы отомстить
тем, кто убил близкого им человека.
Наверное, если бы власти выступили на стороне какой-то одной из
группировок - скорее всего тех, кто ратовал за План, ведь тогда, почти четверть
века назад, их оказалось пусть на три человека, но больше, - то, возможно,
общими усилиями, используя армию и прочие силовые структуры, и удалось бы
искоренить "крамолу", но никто из властей предержащих на такое разрубание
кризисных узлов, естественно, не осмеливался.
Все словно чего-то ждали, но чего?
И еще он вспоминал своего отца.
Он довольно рано умер - почти сразу после смерти .деда Ореста, - и вся его
жизнь после того рокового референдума была нескончаемой пыткой. Что-то грызло
изнутри .Марка Снайдерова до кнца дней его, и лишь перед самой смертью он
отважился спросить у Алека:
"Скажи, сынок, ты не упрекаешь меня?" Он не закончил вопрос, но Алек
отлично понял его и, конечно же, бодренько возразил: "Ну что ты, пап!", но
теперь, когда у него самого подрастал сын, он все больше задумывался: а как бы
он поступил на месте отца перед лицом Выбора? И еще: а что было бы с ними, если
бы они не остались?
Как-то он попросил отца: "Расскажи мне, как они улетали, пап". Сам он
этого так и не увидел. Отлет "синих" проходил в напряженной обстановке, хрупкое
перемирие в любую секунду могло взорваться, поэтому лишних людей, а особенно
детей, на космодромы не допускали - только близких родственников для прощания с
улетавшими. К тому же у Алека в тот день была генеральная репетиция перед
ответственным концертом. Марк Снайдеров долго смотрел ему в глаза, а потом
отвернулся и дрогнувшим голосом выдавил: "Не стоит, сынок. Зачем тебе это?
Пойми, в моей жизни это было и останется самым страшным зрелищем". И Алеку
оставалось только представлять, как сотни тысяч - а может, и миллионы - людей,
взяв с собой лишь самое необходимое, грузились в огромные корабли, чтобы
навсегда покинуть родную планету; как рвались
дотоле прочно связывавшие тех, кто улетал, и тех, у тооставался, и как
прощались, зная, что скорее всего никогда больше не увидят друг друга, братья и
сестры, родители и дети, деды и внуки. И самое нелепое и страшное во всем этом
было то, что никто никого особо не неволил и не принуждал. Те, кто улетал, сами
выбрали трудную долю изгоев и скитальцев. Те, кто оставался, добровольно
обрекали себя и своих детей на каторжный труд и на лишения. Но при этом одни
оставались, а другие отправлялись в путь, и между теми и этими в считанные дни
и часы разверзалась бездонная трещина-пропасть, которая с каждым часом, с
каждой минутой и с каждой секундой становилась все шире и шире, и люди еще
видели друг друга, слышали голоса родных и близких, могли дотронуться до их рук
и волос и ощутить тепло их ответных объятий - но уже каждый из них испытывал
такое же чувство, какое возникает, когда общаешься с кем-то по видеофону или
смотришь давнюю голозапись: вроде бы вот они, перед тобой, живые, смеющиеся,
плачущие, говорящие, двигающиеся люди, - и в то же время ты знаешь, что их нет
здесь, рядом с тобой, что они находятся где-то очень далеко, в пространстве
либо во времени.
Размышления Снайдерова были прерваны тем, что какой-то лихач на узком,
приземистом скоростном турбокаре - насколько он успел разглядеть очертания, это
была "Беретта" - обогнал их, вывернувшись на полной скорости откуда-то из
бокового переулка, и стал удаляться по улице на бешеной скорости.
- Черт, откуда он только взялся? - удивленно проронил старший патруля,
сидевший рядом с водителем. - И куда это он так торопится? Фил, "просвети"-ка
его на всякий случай!
Филипп Зеров, отвечавший в экипаже за инструментальное обеспечение
патрулирования, произвел "ыстрые манипуляции с кнопками сканера на прибор?о?
панели и удивленно присвистнул:
- Ого, да это же один из главарей местных "красных", командир! У нас он
зарегистрирован полгода назад. Помните бойню в Семнадцатом квартале? Это! тип
был одним из ее зачинщиков и с тех пор числится ? розыске.
- Пат, давай за ним! - бросил старший экипажа водителю и повернулся к
остальным: - Ребята, пригод товьтесь к захвату.
Команда была явно лишней. В машине раздалоси дружное лязганье затворов и
пиканье включаемых комплексов индивидуальной защиты. Машина взревела турбиной,
а потом и сиреной, и устремилась в погоню за "Береттой", медленно, но неуклонно
настигая ее.
Снайдеров нащупал кнопку открывания своего десантного люка и замер в
готовности. В груди он ощущал знакомый холодок, как всегда бывало перед тем
когда появлялась реальная возможность схватки. Холо! док этет был вызван скорее
не Ограхом погибнуть само му, а опасением вот сейчас, своими руками, отправите
на тот свет человека. Пусть даже отъявленного экстремиста, на совести которого
смерть многих друга людей.
"Ничего, - успокаивал себя Алек. - Сейчас возьмем этого придурка - это как
пить дать, ведь нас еще никто не уходил, - а потом до конца дежурства ничего
больше не случится, а после смены ты вернешься домой, к жене и сыну, отмоешься,
отоспишься сотрешь из памяти все, что переживал ночью, пойдеши в консерваторию,
где тебя будут ждать твои мальчишкм и девчонки, с которыми ты разучишь
что-нибудь иа Гайдна или Стравинского, и все встанет на свои места хотя бы до
следующего заступления в патруль".
- Действуем как обычно, парни, - бубнил по ВШ командир. - Если он не
остановится, то...
Договорить он не успел.
Все произошло за считанные доли секунды.
Откуда ни возьмись, сбоку из-под арки на улицу на перерез "Беретте"
вынырнул тяжелый тупорылый турбогрузовик. Описав неуклюжую параболу и набирая
скорость, он ударил всей своей массой по легковушке сминая в лепешку ее хрупкий
корпус и отбрасывая ?? тротуар. Удар был таким сильным, что "Беретта" взмы??
свечой в воздух и, пролетев с полсотни метров изуродованной, расплющенной
ракетой, с грохотом уда-пилась о металлопластовое ограждение, окончательно
теряя всякое сходство с машиной и превратившись в мгновение ока в груду
обломков.
Грузовик, нисколько не пострадавший от столкновения, взвыл турбиной,
устремляясь к ближайшему въезду на высотную эстакаду.
Пат ударил по тормозам, останавливая патрульную машину возле останков
"Беретты", и патрульные тут же посыпались на мостовую.
- Командир, он уходит! - прозвучал в наушниках шлема Снайдерова чей-то
голос.
- Огонь на поражение! - скомандовал старший, и Алек, припав на одно
колено, стал ловить в прицел карабина удаляющуюся громаду грузовика.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг