что-нибудь всем коллективом придумаем... - Хороший голос у Алика, по
телефону особенно заметно, сразу же и мембрана зазвучала удивительно
полнозвучно, словно это не типовая угольная пластинка трубки польского
аппарата, а стереофониче-ские динамики "Эстонии" или "Грундика", из которых
доносит-ся внешне бесстрастный, но полный внутреннего драматизма голос
диктора Центрального радио, читающего ту часть сообще-ния о землетрясении в
Перу или тайфуне над Пакистаном, где рассказывается об убитых и раненых,
страдающих от голода и холода и зарождающихся эпидемий. Он кончил читать как
раз на том месте, где обычно начинается лаконичный абзац с вестью о том, что
медикаменты, продовольствие и остальные предметы первой необходимости при
катаклизмах, безвозмездно посланные Красным Крестом, уже находятся в пути,
на борту быстроходных самолетов. Будут, будут самолеты со спасатель-ным
грузом на борту, и прилетят они вовремя - Красный Крест уже принял решение.
Но с объявлением повременим.
- Так, так. Я здесь все записал, сейчас просмотрю и поду-маю. И вы
думайте. Вместе на что-нибудь и набредем. Я к вам через часик позвоню. Ну,
конечно, если раньше что-нибудь на-думаю, позвоню сразу. Честно говоря, я не
думаю, чтобы было что-то уж очень серьезное, скорее всего какая-то ошибка не
кон-структивного характера... Ни в чем я не уверен, чисто интуитив-но... И
еще, пожалуйста, это на всякий случай, попроси Тимо, пусть он прочитает мне
две странички в части реакции с вана-дием. Привет, Тимо... Думаю,
выкарабкаемся как-нибудь. Чи-тай, а я буду записывать... - Старательный
человек наш Тимо. И добросовестный. Медленно читает, слоги все раздельно
про-износит, но и эту злополучную ванадиеву "одну десятую" тоже по слогам
прочел, так, чтобы я успел записать. Очень не хоте-лось бы, чтобы Тимо, с
его добрыми прозрачными глазами, узнал бы когда-нибудь, что вместо блокнота
с карандашом я держал в руке стакан с яблочным соком из холодильника.
- Ну, всего доброго, ребята. Начинайте думать. Как только прояснится
что-нибудь, немедленно созвонимся. Ну как вам не стыдно, не такой уж я и
больной. Какие могут быть между нами счеты? Позвоню минут через сорок.
Можно и раньше, но не стоит, напряжение должно достигнуть предела,
чтобы наиболее полно ощутить радость. А напряжение будет максимальным, за
это уж я ручаюсь. Им ведь сейчас вся-кие ужасы мерещатся, уже сомнения
всякие появляются по по-воду правильности всей работы в целом. Ведь работа к
концу близится. И вот вам - на одном из самых последних этапов, можно
сказать, почти заключительном, какая неприятность. И впрямь с ума сойти
можно. Пожалуй, я им не через сорок, а минут через двадцать позвоню, жалко
ребят, они и на самом деле хорошие люди, да и работники неплохие, но с
потолком, видимым потолком среднего ученого. Да ведь это и не так уж плохо
- быть средним ученым, добросовестно делающим свое дело, пользу приносящим,
так что не буду я их томить, а обрадую через двадцать, а точнее, уже через
пятнадцать ми-нут. Есть время допить сок и понежиться в полудреме.
Заслу-жил. Без лишней скромности скажу, заслужил. И всех троих заставил
вслух повторить ошибку. И самое ведь главное - очень тонко это сделал,
незаметно, как раз с тем самым так-том, отсутствие которого так заметно в
поведении большинства людей. И причем ведь я это не для собственного
удоволь-ствия делаю или ради праздного развлечения, а во имя целей не сразу
заметных, но в конце концов свои плоды прино-сящих и в сути своей не низких,
а благоразумных и даже гу-манных. Вот позвоню я им, сообщу, что нашел
ошибку, обра-дуются все несказанно после всех треволнений, и мне будет
искренне приятно оттого, что удалось товарищей обрадовать. Но ведь это одно,
причем лежащее на самой поверхности об-стоятельство. Я же из-за другого
старался, когда троих заставил произнести "одна десятая". Ведь предотвратил
же я этим уни-зительные для всех поиски виновного, а следовательно,
неиз-бежное появление в здоровом коллективе жалкого и всеми пре-зираемого
козла отпущения, поставившего своей грубой ошибкой под угрозу срыва работу,
от исхода которой зависит, без преувеличения, благополучие и успех дальних
планов остальных. Не будет козла, а будет три человека, по справедливости
ощущающих свою вину и еще раз получивших возможность убедиться, что рядом с
ними работает человек незаурядный, но вместе с тем скромный и на первенство
ни в коей мере не пре-тендующий и но всему этому достойный не только
всяческого уважения, а и теплого внимания и чуткости. Дело это тонкое,
успехи каждый раз приносящее незначительные, но каждый раз в сознании
окружающих закрепляемые и со временем оказываю-щие на общественное мнение
действие приятное и весомое, по-доено тому приятному давлению, какое
оказывает на ладонь благонравного и рассудительного мальчика пестро
раскрашен-ное глиняное яблоко, переполненное монетками, каждая в
от-дельности из которых, способная в свое время доставить чело-веку пусть
острое, но, к сожалению, не оставляющее материаль-ного следа наслаждение в
виде аттракциона "Вертикальная сте-на" или даже цирка, теперь,
укомплектованная подобными себе до состояния полной копилки, ставила его
впервые в жизни на качественно новую ступень - человека, не зависимого ни
от кого, но по справедливости заслужившего (в отличие от всех своих
товарищей) право на безграничное счастье владельца ве-лосипеда или самоката.
Я набрал номер и почти сразу же вслед за этим услышал голос Тимо,
видно, он и не отходил от телефона. Я спросил, как идут дела и нет ли
каких-нибудь изменений к лучшему. Я еще некоторое время послушал, а потом,
прервав страстный погре-бальный речитатив, сказал ему, что, проанализировав
запись-телефонограмму, кажется, установил ошибку. Я сказал им (я знал, что
все трое, прильнув к трубке, слушают меня), что все дело в дозировке, и
назвал правильную цифру, и голос мой пе-рестал быть слышным под обрушившейся
на меня лавиной апло-дисментов. Я стоял на сцене, залитой светом
прожекторов, и раскланивался, жестами и мимикой напоминая беснующейся от
восторга публике, что не надо забывать и об оркестре, в той же мере, что и я
заслужившем благодарность, но публика не ве-рила моему лицемерию и
продолжала выкрикивать мое имя, не обращая никакого внимания на встающих
каждый раз по мановению моей руки музыкантов, среди которых были двое или
трое, кажется, контрабасист, первая скрипка и саксофон-баритон, еще
продолжающих думать, что этот успех принадле-жит всем находящимся на сцене в
равной степени. В заключение я сказал ребятам, что выйду на работу через два
дня, и попро-сил звонить каждый день и информировать меня о ходе опыта. Я
решительно остановил разговоры о том, какой я молодец, ве-ликодушно сказав,
что эту пустячную ошибку мог бы сразу заметить каждый, взглянувший на записи
свежим, отдохнувшим взглядом, что у меня и получилось, и, попрощавшись,
положил трубку. Я знал, что сейчас они только и говорят о том, какой я
хороший товарищ и человек, и, не скрою, мне было это очень приятно. Мне даже
вдруг захотелось очутиться в лаборатории, но это сумасбродное желание
мгновенно исчезло, вышвырнутое из сознания мыслью, что через два дня я буду
иметь возмож-ность находиться в ней ежедневно ,в продолжение долгих семи
часов, так сказать, практически лишенным на это время права свободного
выезда и выбора времяпрепровождения, наиболее точно соответствующего моему
настроению в данный момент.
Все-таки очень хорошее сегодня утро. Утро человека, у которого все в
порядке. Утро, когда хочется немедленно встать и включить музыку, или
натереть и без того начищенный паркет, или написать поздравительную открытку
своему бывшему декану, о юбилее которого было объявлено в газете, и
поблагодарить в теплых выражениях за его выдающиеся заслуги по воспитанию
юношества за все время его деятельности, вплоть до дня выхода на пенсию.
Хочется встать, несмотря на отсутствие срочных дел и даже на то, что подушка
еще сохраняет тепло и тонкий и вол-нующий аромат волос Прекрасной Женщины...
Ну что ж, вста-вать так вставать. Сделаем легкую зарядку с гантелями, от
ко-торой рельефнее станут мышцы под тонкой упругой кожей, примем душ, сперва
горячий, а потом ледяной, развивающий эластичность сосудов, по которым
быстрее побежит высокоокта-новая кровь. Сделаем все то на первый взгляд
минимальное и вместе с тем все зависящее от нас, чтобы всегда быть в хорошей
форме, в постоянной готовности не упустить любой, самый незначительный шанс,
время от времени выбрасываемый в жиз-ненной лотерее и достающийся только
человеку, не забывавшему своевременно уплатить свои тридцать копеек.
А вот эта чашка настоящего кофе, не того жалкого суррогата с
извлеченным для фармацевтических нужд кофеином, который подается в лучших
ресторанах и кафе, а маслянисто-коричневого ' цвета, густого, как
расплавленный шоколад, пахнущего мачете и ассегаями, эта чашка кофе как раз
и есть та капля, которая пе-реполнит до краев мое сегодняшнее утреннее
настроение и дове-дет его до кондиции телефонного воркования, очень трудно
исполнимого жанра человеческих взаимоотношений, по существу, на первый
взгляд 'ненужного и бесцельного, после того как игра сделана, но
необходимого человеку хорошего тона, воспитания и вкуса в той же мере, как
рама из некрашеного дерева, цвета теплого золота, для Салахова в пастельных
тонах или очень сухое белое для осетрины в соусе из тертых орехов с бадьяном
и барбарисом. Ибо это сфера, из которой можно извлечь для себя кое-что
существенное, способствующее появлению в себе ощущения великодушия и
благородства...
А она ведь это заслужила. Заслужила в полной мере, как никто другой,
потому что это были прекрасные семь дней, про-летевшие на едином дыхании,
без малейшего промаха с обеих сторон, без мелочных обид и следующей за ними
досады, без наивных претензий и вынужденных обещаний. Дни острого и . все же
изысканного наслаждения общения с нею, дни страсти, охватывающей неслыханной
жгучей жаждой все существо и щедро утоляемой в мучительном восторге и
радости, живитель-ной прохладной струей переливающейся в свете, ослепляющем
зрение и пьянящем разум, и не несущей в себе ни единой капли безразличия и
пресыщения. И минуты кружащей голову благо-дарной истомы и тихой задумчивой
нежности. Минуты ясные и совершенные, закрепляющие в сознании ощущение
уверенности и силы и не оставляющие после себя ни малейшего, даже еле
заметного налета унизительных сомнении в себе и стыда.
Это была чудесная партия двух достойных противников, и завершить ее
следовало в том же стиле и на том же высоком уровне искусства, единственно и
подобающем гроссмейстерам, рыцарям благородной красивой игры.
Эти дни, которым я уже присвоил мысленно почетное звание Недели
Прекрасной Любви, настолько украсили Отдых и внесли в него, что особенно
ценно, столь редкостные, никогда не под-вергающиеся инфляции понятия, как
Событие и Приключение, что я позволил себе зачислить его в заветный,
тщательно обере-гаемый и столь же тщательно и жестко отбираемый ряд
Прият-ных Воспоминаний.
Два дня, остающиеся до выхода на работу и до ее отъезда в Трускавец,
два дня, остающиеся до естественного финиша, в память Недели освободим,
насколько удастся, от неловкости и напряжения последних минут на перроне,
когда даны уже и первый, и второй, и третий звонки, и на светофоре давно уже
горит зеленый свет, а поезд все не трогается, поджидая застряв-ший в уличной
пробке почтовый контейнер или генерала, задер-жанного на приеме речью
высокого иностранного гостя, и когда провожающие, столпившиеся перед окнами
вагонов, все повторя-ют и повторяют выглядящие со стороны с каждым новым
мгно-вением все пошлее, несуразнее воздушные поцелуи и прощальные махания
затекшими кистями, с тоской понимая всю нелепость и безвыходность ситуации.
А все-таки быстро пролетело время, отмеренное Бюллетенем, можно было
бы, конечно, выхлопотать еще "одну недельку, и я уверен, мало бы кто на моем
месте удержался бы от соблазна и не попытался бы прикупить к верным
семнадцати на руках - еще короля. А ведь риск хорош только тогда, когда он
оправ-дывается. А пожадничай я - пожалуйте на ВКК! После деся-ти дней
бюллетень продлевает только врачебная контрольная комиссия. С ней тоже
можно, наверное, добиться приличных результатов, но стоит ли рисковать? Да и
не в риске одном дело, очень уж эти сеансы утомлять стали за последнее
время. Особенно трудно дался последний, третий, визит к моему доро-гому
Айболиту, к которому я уже начал испытывать что-то по-хожее на благодарность
за его озабоченность в связи с моим пошатнувшимся здоровьем. Даже жалко его
стало, когда он, - после того как я ему описал последнюю стадию болезни
колена, рассказал об острых, стреляющих болях в левом бедре и нижней части
живота и даже продемонстрировал, как проходит тут же начавшийся приступ, -
осторожно касаясь, прощупал колено и сказал, что очень рекомендует мне лечь
на неделю-другую в больницу. Я произнес фразу, вызывающую у любого врача
ре-акцию профессиональной обиды, - сказал, что ни в коем случае не смогу
этого сделать по причине неотложных важных дел по службе.
- Служба службой, - хмуро сказал он, - а здоровье здоровьем. Нельзя
откладывать это дело. Болезнь прогрессирует, запустишь, потом смотришь, а
она уже давно в хроническую пе-реросла. Воля ваша, но я бы на вашем месте
полежал бы в ста-ционаре некоторое время. До полного излечения. Ноги вам еще
долго ведь будут нужны.
Я обещал ему, что при малейшем ухудшении немедленно последую его совету
и лягу в больницу, ко это его не успокоило, он еще раз неодобрительно
покачал головой, осмотрел мое колено и отпустил только после того, как
выписал добрый десяток ре-цептов и направлений на всевозможные процедуры и
взял с меня слово, что я буду, насколько это возможно, беречь колено от
резких движений и, упаси бог, от толчков и ударов.
Милый и добрый доктор из районной поликлиники! Чуткий и добросовестный,
в быту и на службе придерживающийся наи-гуманнейшего принципа: "Человек
человеку - дельфин!" За доброту и за искреннее желание помочь - спасибо! И
в знак благодарности я сделаю все от меня зависящее, чтобы никогда!, никогда
в жизни не узнал ты правды об этих трех моих визитах к тебе. И будет это
справедливым и даже щедрым гонораром за нее - и за твой диагноз, и за курс
лечения, и за все прощальные советы.
Опять телефон зазвонил. С работы, наверное, а может, быть, она. Нет,
вряд ли она... Посмотрим.
-Я слушаю...- вот уж чего я не ожидал совершенно услышать - так это
голос отца. Совершенно неожиданный зво-нок, так сказать, не предусмотренный
расписанием и протоколом.
- ...на работе сказали, что ты болен, Что-нибудь серьезное? Папочку
волнует здоровье единственного сына? Папочка тра-тит свое драгоценное время
на расспросы о его болезни? Это всегда трогательно и производит на
окружающих в высшей сте-пени приятное впечатление. "Он по своей натуре очень
сдержан и суров, но он всегда любил сына", - шептали друг другу в дальнем
углу комнаты дамы, глядя на сидящего у кровати чело-века, на его
мужественные черты, по которым скатилась слеза, на его скорбные глаза,
устремленные на бледное и уже почти совсем безжизненное чело единственного
отпрыска.
- Да нет. Пустяки. Все прошло.
-А сейчас как ты себя чувствуешь?
- Нормально.
Что-то у папочки голос звучит не как обычно. Какие-то нотки незнакомые
в его уверенном баритоне проскакивают. Или мне кажется?
- А что ты вечером собираешься делать?
Вот так номер! Папочка интересуется, как его сын проводит Досуг. "Все
бросились к телетайпам и телефонам! Команда Южной Кореи забивает шестой гол
в ворота британской сборной королева покидает ложу!"
- У меня встреча.
- Ты не можешь отложить ее? Или хотя бы перенести часа на три?
Так не пойдет! Желаем посмотреть! В непрозрачной таре прием от граждан
домашних животных прекращен".
- Постараюсь, но ручаться не могу... Это не только от меня зависит.
Следующий ход ваш, папочка. Жду.
- Сегодня открытие нового здания морского порта. Мне было бы приятно
твое присутствие.
- Поздравляю тебя. Я читал об этом. Но не знал, что назна-чено на
сегодня. Я, конечно, постараюсь прийти.
- Приходи, В шесть часов.
- Тогда мне и откладывать ничего не придется. Я успею, ведь это займет
не много времени?
- Будет еще обед. Официальный. До встречи.
- Всего доброго.
Придется пойти. Ничего не поделаешь. Комкается послед-ний вечер Недели
Прекрасной Любви, вот ведь что обидно. Ну да ладно. Еще не все потеряно. Он
же сказал, в конце концов, что будет обед, а не ужин. Может быть, успеем.
Позвоним к ней и скажем. Извинимся и объясним. Выразим сожаление,
переходящее в отчаяние. Гудки. Внимание! Старт! Обменялись приветствиями.
Пора. Сперва выдадим без всяких эмоций краткий текст с сутью предстоящих
событий...
Невероятно! Ни упреков, ни подозрений! Ни слова недове-рия, ни
интонации обиды! Достоинство и приветливость! Пони-мание и поддержка!
-Я буду ждать! - Отбой. .
Примите уверения в моем искреннем восхищении! За крат-кость и музыку
танки и за лаконизм бессмертного афоризма!.. Она будет ждать, и мы ее
ожиданий не обманем!
А теперь отгладим борта пиджака. Нет, конечно же не этого длиннополого
и двубортного, с разрезом до шестого с половиной позвонка, с широкими
полосами цвета спящей на теплой отмели анаконды, час назад проглотившей
молодую мартышку! Или вы забыли, что вас пригласили на официальный обед в
честь нового произведения вашего отца, а не на концерт приезжей бит-группы с
последующим ужином с девочками из иняза? Повесьте его на место.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг