неудобно, черт побери, что в силу каког-то недоразумения честь служить в
королевском войске выпала не вам, а мне. Думаю, эту ошибку я со временем
проясню. Вчера в то мже департаменте я не смог ничего доказать.
- Пустяки, - весело прбасил Мартин, - я всегда успею занять в войске свое
место. Лента зеленого цвета - фамильног цвета рода Аризонских - тому
порукой.
Годар насторожился. Он почему-то представил Мартина Аризонского на месте
своих товарищей - Ника или Давласа. Товарищ должен был погибнуть, или его
должны были разжаловать, либо устранить как-нибудь еще. Не мог же в войске
в тысячу ратников появиться одиннадцатый сотенный командир.
Однако лицо Мартина приобрело такое трогательно-печальное выражение, что
он устыдился своих мыслей.
- В детстве я мечтал о белой ленте, - тихо проговорил он поглаживая в
задумчивости саблю, вытянутую из ножен на треть, - но позже понял, что
должен предпочесть фамильный цвет. Но все равно, в душе я - Белый витязь.
Годар пересказал легенду о происхождении Государственного флага Суэнии,
услышанную от Ланы, и деликатно поинтересовался, в самом ли деле полотнище
из несгораемого шелка имеет магическое происхождение. На что Мартин
ответил, что слышит подобные рассказы не впервые. Миф о феях не имеет под
собой научной основы. Просто среди поселенцев было несколько ученых и
немало умельцев. В конце концов, в Стране Полуденного Солнца должна была
появиться сверхпрочная ткань, которая, кстати, вовсе не вечная. Полотнище
на главном флагштоке периодически меняют. Производство несгораемого шелка
и сегодня обходится в копеечку. Платье из суэнского шелка могут заказать
себе только самые состоятельные дамы или те, кто из кожи вон следуют
плебейской страсти к подражательству. А Шелковая же лента офицера - не
просто знак различия. У войска нет знамени, под ним подразумеваются в
совокупности ленты сотенных командиров. В случае пропажи шелковой ленты у
одного из офицеров войсковое знамя считается утерянным, и войско подлежит
расформированию.
Что же касается женитьбы на феях, то граф Аризонский все-таки был
географом, а не поэтом-сказочником. И поселенцы были ему под стать.
"У графа взгляд художника , - сказал Мартин проникновенно,-
Иные суэнцы приписывают ему дар пророчества - и всего-то вследствие
безупречного фонетического чутья , с каким изобрел он свой псевдоним ,
покончив с жизнью путешественника . После преобразований в Новом Свете
псевдоним графа стал ассоциироваться
с известным штатом , что послужило поводом для историко-мистических
параллелей . Маленькие народцы, знаете ли , падки на собственные
сенсации."
=
Еще Мартин упомянул о ранней гибели
родителей и поведал скупо о том, что провел детство в первом лицее
королевства, по окончании которого стал жить в комнатушке, доставшейся в
наследство от тети. Фамильный их особняк сгорел во время пожара 19.. года,
охватившего южную часть Скира. Родители погибли тогда, и он теперь -
последний мужчина из рода Аризонских. Кроме двух незамужних кузин, у него
никого не осталось. В здешнем климате пожары не редкость. Имеется новый
Архитектурный План города. Предполагается снести все деревянные особняки и
возвести кирпичные многоэтажки. Но в казне не хватает средств. Да и
население не торопится расстаться с родовыми гнездами, ведь некоторые из
них стоят еще с начала столетия.
Выслушал Годар и то, что Казенный дом, где проходило ночное празднество,
именно потому и расположен на периферийной улице, что празднества здесь
бывают чересчур невыдержанными, что, впрочем, несущественно. Как
несущественно и то, что каждый имеет право на свой образ жизни.
Годар запомнил, как Мартин сказал:
- Свою задачу я вижу в том, чтобы не споткнуться о чей-нибудь образ. На
месте Казенного дома раньше был старый сад. Когда деревья перестали
плодоносить, хозяин одного из домов, что стоят во дворе, как и прежде,
квадратом, арендовал землю, добился разрешения и сложил во дворе из бревен
срубленного сада вертеп.
Я помню те деревья, и меня мало волнует, что теперь на их месте. Поэтому я
прекрасно понимаю, что у вас могло возникнуть желание побриться не там,
где вы обедали. Впрочем, на свете так много несущественного.
Годара опять смутили двойственные чувства - здешний воздух, что ли,
усиливал полярность? Он был тронут доверительностью Мартина и, в то же
время, хотел поскорей уйти, потому, что ему показалось, будто тот,
оставаясь искренне-дружелюбным, желает побыть в одиночестве. Но это
предположение тут же забылось, перекрытое радушием хозяина, чтобы
затаиться в памяти в виде смутной, неопределенной тревоги. Кроме того,
подозрение было перебито женской бранью на улице, за которой последовал
протяжный кошачий вопль, и Мартин, бросив на ходу: "Я сейчас", выбежал на
террасу.
Когда Годар, наспех переодевшись и переждав честно несколько минут, вышел
следом, приятель его сидел, сутулясь, на табуретке и держал в руках
большого мокрого кота мышиной окраски. Арзонский был теперь похож в своей
белой сорочке, вздувшейся из-за всепроникающего ветра, на заснеженный
холм. Кот, прильнув к его груди, замер, как на отвесной скале. Хмурый,
сосредоточенный на своих мыслях взгляд Мартина, наткнувшись на молчаливо
выросшую на террасе фигуру Годара, прояснился и потеплел.
- Нас чуть было не ошпарили, - пояснил он просто. - По счастью, перепутали
ведра - плеснули холодной.
Из дома наискосок донеслась танцевальная мелодия - одна из тех, под
которую они веселились ночью в вертепе. Словно сама удаль - бешеная до
грусти - забилась об окно, просочилась в открытую форточку. Все это,
задвинутое вглубьы окна, форточки, двери, охраняемые бордюром одинаковой
террасы, - дребезжало, вибрировало. Просушенный солнцем воздух принимал и
с треском отбрасывал грусть, как барабанные палочки. Но вдруг в оконную
раму дома, откуда неслась музыка, угодил, не задев стекла, булыжник, и
мелодия оборвалась. Годар видел полет булыжника и место его удара, на
который хозяева, так и не выглянувшие наружу, отреагировали минутной
заминкой в музыке.
Посреди свободного пространства между домами и вертепом стояла,
склонившись к земле, птичница Марьяна, в своем полупрозрачном платье из
настоящего суэнского шелка. Ее фигура под шелком напоминала согнутое,
высохшее дерево. Брови сомкнулись, глаза неотрывно смотрели в цель, рука
же шарила по земле в поисках очередного булыжника. "Эй, госпожа!" -
крикнул Годар, метнувшись к бордюру, потому, что птичница вновь
прицелилась, Мартин же властно окликнул его: "Не надо, Годар! Не
беспокойте себя!"
Булыжник вновь хлопнул об оконную раму, не вызвав на сей раз заминки.
- Вон там, - указал, волнуясь, Годар на птичницу.
- Не надо показывать пальцем, - произнес Мартин, не поведя и бровью. Он
казался целой горой из-за гуляющего под просторной сорочкой ветра. Кота на
руках уже не было. - Не беспокойте себя, - повторил он мягче и попробовал
улыбнуться, - Эта госпожа слишком метка для того, чтобы ее стоило
останавливать. А показывать пальцем, простите, неэтично.
- Неэстетично, - поправил Годар машинально. Он ничего не понимал.
- Неэтично, - повторил Мартин со спокойной любезной улыбкой. Жестом он
пригласил Годара сесть, и тот, заметив скрытую боль в его взгляде,
повиновался.
Аризонский, положив вытянутую в струну руку локтем на колено, прищурился,
уйдя в свои мысли.
- Это уже было не раз, - проговорил он рассеянно. - Не каждый приемлет
другого. А эта госпожа не приемлет каждого.
В этот момент что-то шлепнулось на террасу, прорезав воздух белой дугой.
Возле ног Годара, обутых в лакированные туфли хозяина, распластался
мертвый белый какаду. Голова птичницы Марьяны с разметанными ветром
прядями волос - голова без прически и шляпки - вынырнула откуда-то из-под
террасы.
- Твой кот погубил Альбиноса, - произнесла птичница, глядя на Мартина в
упор. Слова ее были словно прчерчены ножом по дереву. - Можешь приготовить
суп для Его Величества.
- А кто шастает по ночам? Как посмотрит Его величество на нарушение
границы? - выпалил Мартин гнусавым голосом, не поворачивая головы. Фигура
птичницы удалилась, так и не удостоенная его взгляда. - Как много в людях
злости, - вздохнул он и задал вопрос себе самому: - Ну, почему всегда
начинают с самых неразумных? Сначала наказали животное, которое даже не
поняло, за что, а претензию к хозяину предъявили в последнюю очередь.
Помогите мне, Годар, похоронить птицу. Честно говоря, мой Норик основал
уже целое кладбище королевских попугаев. Прямо не знаю, что с ним делать.
Придется, наверное, запереть в комнате. Почуял, разбойник, неладное,
запропастился? Я сейчас, принесу лопатку.
День становился все более ветреным. Нервный воздух носился по террасе,
весь в порывах - мелочно-коротких, шебуршил в вязанке лавровых веток,
похлопывал газетой, которую придерживал за край камешек. Годар переложил
газету с камешком на тело попугая, чтобы ветер не теребил перья. Хотел
закурить, но вспомнил, что сигареты и спички остались в кармане старых
брюк. Пока хозяин хлопотал в доме, оставалось только вежливо ждать за
дверью.
Музыка, доносившаяся от соседского проигрывателя, как-то незаметно перешла
в дикторский голос.
Дикторский голос достал Годара и за спиной - из комнаты Мартина. И все
равно он оставался далеким, неразборчивым.
Прокатилась с гомоном по небу круглая стайка волнистых попугайычиков,
похожих на стеклышки калейдоскопа. Растрепанная Марьяна набежала откуда-то
сбоку, вцепилась в бордюр. Агатовые перстни на пальцах выстроились в
многоточие.
- Измена! Измена! - зло, гортанно крикнула она в дверь, из-за которой
выбежал собранный, сосредоточенный Мартин в застегнутом доверху кителе и в
кепке.
- Я уже слышал, - бросил он на бегу, перемахнул через бордюр и метнулся во
все стороны сразу, как встревоженный отец в поисках дитяти.
- Норик! Быстро сюда!
Взъерошенный кот вспрыгнул ему на спину, но Мартин резко сбросил его
наземь и обернувшись, отшвырнул грубым пинком ноги в горку песка.
- Мерзавец! - закричал он. - Мокрый, грязный! Обсвинячил китель. В самый
ответственный час. Выбрал время, обуза треклятая!
Глаза его, встретившись с взглядом Годара, усмехнулись, обжигая каким-то
стыдливым и в то же аремя наглым вопросом.
Годару не раз случалось испытывать чувства вместо других. Щеки зарделись
от пронзительного ЧУЖОГО стыда. Но такая щемящая боль вдруг прорезалась
сквозь усмешку Мартина, что вопрос Годара провис, так и не оформившись в
мысль, а посему выскочил на время из памяти.
- Не спали себе кожу в моем пиджачке, - виновато пожелал Мартин перед тем,
как исчезнуть.
Взгляд Годара упал на свежую вмятину в песке. Кота там как не бывало.
Из пересказа Марьяны, нарочно нашпигованного неприятными для него
подробностями, Годар узнал, что из Суэнии бежал сотенный командир Давлас
К. и служащая королевского войска Лана С. Все остальные молодые повесы
арестованы, как пособники, так что войско всем составом отправилось в
отставку. Дело привычное. Длительная служба в королевском войске -
редкость, какой еще не видывали. Военная служба в Суэнии есть отставка. Но
добропорядочные подданные Его Величества надеются на исключение. Ждут-с.
Между просим, по радио передали список арестованных, и имя рыцаря Годара в
нем не значится. Среди тех, кого предполагается вызвать для допроса, его
тоже почему-то нет. Выходит, что рыцарь признан непригодным к измене...
Годар уже не слушал. Он не заметил, как вышел на широкую мостовую и
сколько отшагал шагов. Мимо пронеслась карета и остановилась впереди. Из
кареты вышел сухонький старичок, продвинулся мелкими шелестящими шажками к
подъезду какого-то сурового ведомства. Старичок был понурый, с бесцветными
губами. Ожидающий его извозчик, сидя на козлах, лениво слушал простенький
карманный радиоприемник.
По обе стороны подъезда сурового ведомства располагались пустые цветочные
клумбы и мусорные ящики в форме тюльпанов. Дворник сметал в кучу окурки,
чтобы убрать их с тротуара в тюльпаны. Окурками, как он убедился позже,
были усыпаны в Скире все улочки, переулки и площади, исключая разве что
Дворцовую, а глиняные тюльпаны оставались полупустыми.
Еще на дорогах было много клочков газет и оберточной бумаги. Все это
шуршало под метлами или туфлями и отдавало запахом громоздких учреждений.
Ненужные, на его взгляд, учреждения привычно текли мимо Годара.
Государственная служба, а то и худшая дребедень, опять миновала его. Это
стоило отметить шампанским. Только на сей раз бокал не был заслужен:
продолжение странничества далось ему без борьбы.
Он никогда не верил в то, что получалось само собой. Сомнительное
облегчение от того, что Лана теперь далеко, что пущенный вдогонку отряд
полиции вернулся ни с чем - это сообщение просочилось из суховатой
радиосводки, периодически запускаемой в толпу зевак у репродуктора -
простенькое это облегчение было равновелико гулкой пустоте внутри. Не надо
было рвать узы так и не завязавшейся привязанности, бороться с
несуществующей неприязнью к Давласу на почве так и не созревшей ревности,
тянуться к Нику и презирать его, как самого себя - отвергнутого. Все это
растаяло, так и не начавшись.
Ребята из полицейского патруля лениво слонялись между прохожими, не
проявляя ни к кому интереса. Включенные радиоприемники покоились в
нагрудных карманах, оттуда же высовывались пакетики с сухим соком.
Видный государственный деятель делился из репродуктора страстной любовью к
Родине. Потом последовала очередная сводка новостей, где было вскользь
упомянуто о значении воинской присяги, после чего другой государственный
деятель принялся рассуждать о воспитании юношества. "Мы стараемся. Мы изо
всех сил стараемся не терять терпения и взвешенности, - говорил он
размеренно и вкрадчиво, - мы можем понять больше, чем обычно думают
соотечественники. Мы способны понять даже то, что молодой офицер мог
получить внезапное помутнение рассудка и временно предпочесть Родине даму
сердца. Но не сразу же после присяги, не в день, когда клянешься в
верности ратника королю и отечеству!"
Годар опять почувствовал на щеках краску стыда. Выходит, что сегодня
состоялась присяга, а он, Годар, не был к ней допущен. Его обманули свои
же товарищи, не обмолвившись о присяге в записке. Выходит, птичница
Марьяна права в своей парадоксальной обмолвке: он признан негодным к
измене... Что-то подсказывало ему, что сегодняшняя свобода не делает ему
чести. Тюремные ворота отторгали его от товарищей в пользу Государства.
Государство же осталось загадочным: еще не заслуживающим его презрения, но
и не претендующим на уважение. Государство, так же, как и ночные его
товарищи, ничего не хотело от Годара.
Сообщили первые результаты расследования, проведенного полицией на основе
анализа данных, полученных от Шахматной комиссии. Результаты эти,
произведя в толпе горожан подобие сенсации, стали для Годара откровением.
В сообщении говорилось, что Офицерский шахматный турнир, победитель
которого, согласно традиции, получал право на охрану своей сотней
Дворцовой площади, был проведен не по правилам. Последнее обстоятельство и
помогло полиции нащупать ключ к разгадке происшедшего.
Как известно, в обязанности королевского войска входит, помимо других
задач, охрана различных объектов, неравноценных для внешнего врага.
Королевский дворец, и в нем - апартаменты принцессы Адрианы - важнейший
среди таковых. Результаты Шахматного турнира выявляют тактические и
стратегические потенциалы будущих командиров, позволяют Совету во главе с
Его Величеством, куда входят и члены Шахматной комиссии, оптимально
распределить между ними обязанности, в том числе и связанные с охраной
города. Высокая честь - охранять Королевский дворец - честь и почетное
право - выпадает победителю турнира. Сотня под его командованием
становится личной гвардией короля.
На сей раз вмешалось непредвиденное обстоятельство, которым и
воспользовались горе-витязи. Прибывший накануне в Суэнию иностранец Годар,
зачисленный Указом Его Величества в войско на должность сотенного
командира, не смог принять участие в турнире из-за усталости с дороги.
Будущие участники подали Шахматной комиссии ходатайство, в котором просили
дать иностранцу Годару фору: возложить на него все необходимые
обязанности, предоставить все возможные права без участия в турнире. Со
стороны сие предложение смотрелось весьма благородно и было принято
комиссией, тем более, что Годар не участвовал во вчерашней жеребьевке. Ему
просто достался последний жетон, вынутый независимым экспертом, о чем
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг