Глебов и Кирюшин.
Сама Шура работала в группе нерегулярно. Она была занята своими
лекциями и экзаменами и могла приходить в Сельскохозяйственный институт
только но вечерам или во время каникул. И хотя идея электростатического
передвижения облаков по-прежнему называлась в группе "методом Шуры
Хитрово", девушка видела, как в процессе работы от ее первоначальных
предложений остались лишь пунктирные очертания. Менялись не только
технические подробности, но даже принципиальные основы. Шура, например,
предполагала ловить конденсатором естественные облака, в лаборатории же
гораздо лучше удавался предложенный Нерубиным метод искусственной
заготовки облаков, при котором водяной пар из воздуха осаждался на заранее
заготовленную наэлектризованную пыль или кристаллы хлористого кальция.
Недаром столько раз повторял Шуре Глебов при прощании:
- Больше всего я верю в пыль!
Шура очень любила приходить в институт после долгого перерыва (это
бывало во время экзаменов). Сначала казалось, что ничего не изменилось -
точно так же Кирюшин, попыхивая трубкой, водит движком логарифмической
линейки, Глебов носится по лаборатории, кричит на чертежниц. Нерубин
горбится в углу над справочниками, зажав уши ладонями, но потом
оказывалось, что у каждого припасен какой-то сюрприз для Шуры: Глебов
привез опытную модель с завода, Кирюшин закончил макет, Нерубин проделал
новые опыты, и можно прочесть их подробные описания в журнале.
У самой Шуры не было строго определенных обязанностей. Обычно она
помогала тому, у кого было больше всего работы, - проводила эксперименты,
вела протоколы, конструировала, считала и не гнушалась даже копировать
бесконечные рабочие чертежи Глебова.
Когда она пришла в институт, у нее не было еще опыта научной работы. Ей
казалось: если идея решена правильно, через неделю-две все будет готово.
На правильном пути возникало столько неожиданных практических мелочей, и
все эти мелочи каждую минуту ставили под сомнение самую идею.
Нерубин учил Шуру стойкости, широте мышления, умению охватывать
множество смежных вопросов, Кирюшин - терпению. "Главное - система",
говаривал он, выколачивая трубку. "Электробунтари" так и звали его:
"Система".
Почти год работала группа над созданием специальных шарообразных
конденсаторов. Несколько сот их пришлось объединить в электростатический
невод, тот самый, который буксировал самолет Зорина. Глебов и еще два
человека из группы работали исключительно над системой управления невода.
Одновременно Кирюшин начал разрабатывать электромагнитный облакопровод
- нечто вроде газопровода, по которому тучи шли бы беспрерывным потоком от
морских берегов в засушливые области.
И еще год прошел, прежде чем был испытан наконец электростатический
невод на лугу за институтом. Удалось провести клочки тумана на буксире у
автомашины и затем вызвать дождь при помощи наэлектризованного песка. В то
же время была создана и модель облакопровода.
Таким образом, первые успехи были достигнуты. Мною было еще неясного,
хотелось и нужно было поработать еще, однако природа не ждала. Уже с конца
апреля над Волгой установились яркие голубые дни и безоблачное небо -
погода, такая приятная для загорающих и такая опасная для всходов! Стране
угрожала новая засуха, и в этих условиях работа "электробунтарей"
становилась все более актуальной. В конце концов, проведя ночь за
спорами, группа составила телеграмму в Кремль в 224 слова и в этих 224
словах, изложив все свои успехи и надежды, просила, в частности,
предоставить в ее распоряжение самолет, чтобы произвести опыт доставки
промышленного дождя с Каспийского моря в Саратов.
Страшнее всего было на почте. Очень уж дикими глазами смотрела
телеграфистка.
Ответа из Кремля ожидали недели через две, но уже на третий день прибыл
вызов: представителя группы требовали в Москву для доклада. Естественно,
поехал Нерубин - самый способный, самый солидный. Его проводили 9 мая, и,
гораздо раньше чем пришли oт него какие-либо известия, Саратовский
аэропорт проедал институту самолет, а еще через два дня в дверь Шуры
постучались летчик Зорин и бортмеханик Бочкарев.
О том, что первый полет совершит именно Шура, было решено заранее, как
только выяснилось, что от института может полететь только один человек
(больше самолет не вмещал).
Хотел лететь Глебов - проверять работу невода, хотел лететь Кирюшин,
чтобы проследить за движением облака в электрическом поле. Нерубин прислал
телеграмму, чтобы подождали его - старику Карпову необходимо было изучать
явления конденсации, и в конце концов все сошлись на кандидатуре Шуры. Она
помогала каждому, никто не знал работу группы так всесторонне. Кроме того,
это было ее почетное право - быть первой. Она не была вождем
"электрического бунта", но, во всяком случае, главным зачинщиком.
Что было дальше, Зорин и Василий видели сами. Найдя наконец у самой
иранской границы подходящее дождевое облако, Шура развернула свою
электростатическую сеть, зарядила ее и хотела захватить часть облака.
Произошла неудача, возможно зависевшая?.. Шура сама не знала точно, от
чего зависела эта неудача - может быть, она не успела зарядить невод до
необходимого потенциала. Но других облаков поблизости не было, и тогда она
решила применить другой метод, безотказно получавшийся в лаборатории, -
"пылевой". По этому методу в воздух, насыщенный водяными парами, вводилась
наэлектризованная пыль, и на ней оседала влага. Шура решила лететь в Баку
за дымом, а затем над морем (где наверняка достаточно водяного пара),
чтобы собрать испарения на частицах дыма. Но и этот метод почему-то
отказал, и теперь Шура не знала, что делать. Она гнала сомнения и с
тревогой спрашивала себя, не зря ли она гак настаивала, чтобы ей доверили
первый полет, не подвела ли она себя и группу неудачей, не поспешили ли
все они с письмом в Кремль.
Василий долго молчал, мечтательно глядя на Большую Медведицу.
- Да, - вымолвил он наконец, - теперь я понимаю, что вы моей мамаше
обещали.
Эх, хорошо бы в колхоз с дождиком явиться! Самое время сейчас.
Еще дольше молчал Зорин. Летчик гордился тем, что он всегда говорит в
глаза резкую правду, и теперь он медлил, подыскивая в уме самые правильные
слова.
- Честно говоря, Александра Леонтьевна, - сказал он, - мы с Василием не
очень обрадовались командировке в ваш институт. И мы думали: слетаем,
отделаемся как можно скорее - и в часть. Вы сами виноваты в этом отчасти -
нужно было сразу ввести нас в курс дела. Но это не важно. Важно вот что:
первый полет, хотя бы и неудачный, совершен. Вы сами говорили: неудача
- это мостик к конечному успеху. Самое главное сейчас - провести как можно
больше полетов. Если хотите, мы будем летать с вами все лето, попросим
командование продлить нам командировку. Удача придет когда-нибудь. Нужно
только очень хотеть... А теперь пошли спать! - закончил он и раскидал
догорающие угли.
ЦЕННЫЙ ГРУЗ
ЛЕТЧИК и бортмеханик встали затемно. Накануне решено было лететь во
влажный район Ленкорани и прибыть туда к рассвету, когда над остывшей за
ночь эемлей создаются самые благоприятные условия для конденсации, проще
говоря - когда роса выпадает. Шура очень надеялась на утро, ведь большая
часть опытов в Саратове проводилась с ночным туманом.
Пока самолет готовили к отлету, восток начал сереть. Парная вечерняя
погода сменилась утренней свежестью.
С моря потянул ветерок, и Зорин, опасаясь, чтобы не развело сильную
волну, решил стартовать немедленно.
Почему-то самолет очень долго не мог оторваться от воды. Зорин приписал
это сопротивлению волг. И сразу же после взлета он стал замечать, что
происходит что-то неладное. Машина набирала скорость и высоту так, как
будто она была тяжело нагружена. Горючее подавалось нормально - все
приборы отмечали это, а скорость между тем с трудом дотянулась до 170
километров в час - цифры ничтожной.
Моторы сдают? Летчик прислушался. Нет, моторы работали ровно. Может
быть, бензинопровод засорился? Приборы не показывали этого.
Еще при первом развороте Зорин обратил внимание на то, что машина туго
маневрирует. Он попробовал сделать еще один разворот. Самолет послушно
повернулся, но затем скорость его внезапно упала. Зорин с трудом
предупредил проваливание.
Он поспешно разбудил прикорнувшего рядом с ним Василия.
- Вася, что-то неладно с рулем поворота. Погляди, может быть, провода
запутались. Я что-то ничего не вижу - туман сзади, темно.
Василий еще во сне, шестым солдатским чутьем, услышал приказание и
открыл люк, не успев как следует проснуться и дотереть глаза.
Он долго не мог разобрать ничего в предрассветной мгле. Зорин сделал
новый вираж, и снова стрелка указателя скорости катастрофически поползла к
нулю. И тогда Василий вскричал неожиданно:
- Товарищ, лейтенант, оно на хвосте у нас!.. Облако на хвосте... Мы его
волочим!
Теперь и лейтенант на фоне светлеющего неба увидел сбоку за самолетом,
там, где должен был быть электростатический невод, небольшое облачко.
Клочья его, поспешно меняя место, стремились повернуть за самолетом.
Бортмеханик разбудил Шуру. Девушка выглянула и люк, всплеснула руками и
застыла с открытым ртом и восторженно умиленным выражением. Она смотрела
на кипящий туман, как мать глядит на оловянного цвета глазки своего
новорожденного первенца.
- Это оно, - шептала она, - получилось!
И вдруг, перебивая себя, заговорила захлебываясь:
- Товарищи, вы понимаете - получилось! Какая же я дура, гоняла вчера
самолет и удивлялась, почему ничего не выходит. А нужно было только время
и холодок:
Вы понимаете, за ночь осели пары, и вот оно - облако, любуйтесь на него!
Сразу стало понятно, почему с таким трудом набирал скорость самолет:
ведь он должен был разогнать тяжелую массу водяного пара, очень плохо
обтекаемого. А при повороте эта масса шла по инерции вперед и тянула за
собой самолет. Она не могла повернуть - у нее не было руля.
- Ну, теперь, - сказала Шура, когда каждый досыта налюбовался
новорожденным облаком, - теперь домой, в Саратов! Всем покажем...
Зорин сделал осторожный, очень пологий поворот и взял курс на север.
Справа от него из-за базальтовой стены Мангышлака через каждое ущелье
прорывались солнечные лучи. Небо было такое же бледное и прозрачное, как
вчера. Одно единственное облачко скользило по нему - их собственное.
В самолете царила радостная атмосфера. Они трое были в невиданной
экспедиции и спешили с вестью oб открытии на родину.
Из прозрачных небесных глубин они везли с собой облако - вот оно на
буксире у самолета, крепко привязано электростатическими силами.
И летчик, занятый приборами, про себя, а остальные вслух мечтали, как
они истратят добытое сокровище.
- Обязательно в деревню к моей мамаше! - кричал Василий. - Помните, вы
обещали? Такую поливку устроим - всему району на зависть! Пусть радуются
на свою капусту.
-Нет, сначала в Саратов. Интересно, что дядя скажет. Десять лет отдала
бы, чтобы стоять рядом с ним. Скорее бы, товарищ лейтенант!
- А может, сразу в Москву? - предлагал Василий. - Развернемся над
Садовым кольцом и польем его хорошенько. Хотя никого там в Москве дождем
не удивишь.
Как обычно, возвращение казалось необычайно долгим, тем более сейчас,
когда скорость самолета была так невелика. Вчера, пересекая море, Шура
удивлялась.
какое оно маленькое: только отошли от берега - глядь, уже
противоположный. А сегодня конца-краю не было зеленовато-серой глади, и
вчерашнее ощущение неподвижности самолета над морем, происходившее из-за
однообразия впечатлений, сегодня еще более усиливалось нетерпением.
Наконец, около 8 часов утра, желтоватое мелкое море сменилось
чересполосицей песчаных островов. На горизонте ослепительно засверкали
солончаки.
Каспийское море кончилось. До Саратова оставалось каких-нибудь 500-600
километров.
- Представьте себе, - говорила Шура Василию, - эти самые берега через
несколько лет. Вот они лежат у самого моря - казалось бы, здесь должен
быть приморский климат. Но нет, облака, зародившиеся над Каспийским морем,
попадают неведомо куда, но только не туда, куда надо. Здесь бесконечно
много солнца, ничуть не меньше, чем в Крыму. Мы добавим сюда воды, совсем
немного - три своевременных дождя, двадцать сантиметров осадков, и на этой
самой пустыне будут великолепные хлопковые поля. Все будет зелено вокруг.
Сейчас солнце испаряет на Каспийском море толщу воды на один метр в
течение года.
Значит, на каждом гектаре моря можно собрать воды достаточно, чтобы
превратить в цветущие поля пять гектаров побережья. И совсем не нужны для
этого самолеты, - продолжала мечтать Шура. - Будет в каждом колхозе свой
катерок - та же самая моторная "тюленка" или, скажем, машинно-дождевая
станция на берегу. С вечера выйдет катер в море с пылью, закинет в небо
электростатический невод, и поутру - пожалуйста: поливка хлопка в колхозе.
Под ними тянулась однообразная плоская равнина. Солнце поднялось уже
сравнительно высоко. Четкая тень самолета бежала по холмам, переламываясь
на скатах, а за нею, в отдалении, спешила каплеобразная тень облака,
обкатанная сопротивлением воздуха.
Всякий раз, замолкнув, Шура вспоминала, что до Саратова еще несколько
часов, и просила Зорина:
- Товарищ лейтенант, нельзя ли скорее? Где мы летим сейчас? Ну,
пожалуйста, постарайтесь хоть капельку скорее.
Зорин и сам торопился доставить облако к месту назначения. Строго
придерживаясь прямой, не тратя скорость на поворотах, он сумел разогнать
облако до 180-200, затем до 210 километров в час. Сначала он был очень
доволен, но скорость все росла, и неприятное подозрение зародилось у него
в голове. Некоторое время он внимательно изучал облако в зеркале и вдруг
обернулся к девушке:
- Посмотрите, Шура, по-моему, облако тает. Конденсаторы просвечивают,
раньше их не было видно.
Шура, весело рассказывавшая что-то Василию, осеклась на полуслове.
- Да, действительно... тает, - упавшим голосом произнесла она,
вглядевшись в облако. Василий попытался ее утешить:
- По-моему, совсем незаметно. Как вы думаете - дотянем, товарищ
лейтенант?
Дотянем же?
Зорин долго думал, прежде чем ответить.
- Скорость возросла в полтора раза - значит, сопротивление упало в
полтора в квадрате - в два с четвертью раза. От облака осталось не больше
половины, остальное растаяло за последние сорок минут, а до Саратова еще
часа два, не меньше. Значит, не довезем. В чем дело, как вы полагаете,
Шура?
- Солнце. Воздух сухой над пустыней, - пролепетала она, печально глядя
на облако, которое захотело ее покинуть.
Глаза ее смотрели укоризненно. Радостное волнение сменилось угрюмой
тревогой. "Что же делать, что же делать? - думал каждый. - Неужели не
довезем?"
- Может, поднять выше? - предложил Зорин. - Там воздух холоднее. Шура
отрицательно покачала головой:
- Холоднее, но зато еще суше. Дорогой лейтенант, летите скорей к Волге.
Над Волгой воздух влажный. Может быть, там туча не будет больше таять.
Зорин с непривычной легкостью совершил поворот, и эта легкость
подтвердила всеобщее опасение. Очевидно, в сухом воздухе над пустыней
влага, осевшая на бакинской пыли, снова начала испаряться.
Со все возрастающей тревогой смотрела Шура на облако, где с каждой
минутой все яснее вырисовывались бусины конденсаторов, прежде окутанные
непроницаемым туманом.
- Скорее, товарищ лейтенант, пожалуйста скорее! Зорин гнал что есть
силы.
Скорость все увеличивалась, и именно это увеличение скорости больше
всего тревожило его - оно означало, что облако продолжает таять.
- Второй ряд шаров виден ... третий виден ... - горестно шептала Шура.
Много раз за эти два года Шуре снилось, что она несла на поля тяжелую
влажную тучу, крепко прижимая ее к груди. Колоски у дороги протягивали к
ней усики. "Пить... пить!..", жалобно просили они. Но только Шура
останавливалась, чтобы выжать из тучи дождь, дневной свет пробивался между
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг