составляли - измеряли расстояния до звезд. Обычно измеряются они по
треугольнику. Основание треугольника - диаметр земной орбиты, два угла -
направление на звезду. По стороне и двум углам определяется и высота -
расстояние до звезды. Но так как треугольники получаются худые и длиннющие,
велики ошибки, и годится этот способ только для близких звезд. Нам было
удобнее - мы ушли от Солнца в тысячу раз дальше, можно измерять расстояния в
тысячу раз точнее. Грубо говоря, до всех звезд. какие видны в телескоп. Ну вот
и было нам занятие на всю дорогу: измеряешь, высчитываешь, измеряешь,
высчитываешь. Потом пишешь в гроссбух: "Номер по каталогу такой-то,
спектральный класс АО, расстояние - 7118 световых лет". Напишешь, и зло берет
иной раз. Мы на семь световых суток всю жизнь тратим, а тут семь тысяч
световых лет. Ведь никто никогда не полетит в такую даль, к этому солнцу
класса А0.
Скука, томительное однообразие и вместе с тем настороженность. Годами
ничего не случается, но каждую секунду может быть катастрофа. Ведь пустота не
совсем пуста: летят метеориты, метеорная пыль. Даже газовые облака при нашей
скорости опасны - врезаешься в них как в воду. Еще какието встретили мы в
пространстве уплотненные зоны, неизвестные науке. Когда входишь в них, все
сдвигается и в груди теснота. Почему - неясно. Метеорная пыль разъедает
обшивку, металл устает, появляются блуждающие токи. Так постепенно портится
все, И глядишь, утечка воздуха, или управление вышло из строя, или приборы
подвели. Годами ничего не случается, а потом вдруг... Поэтому один кто-нибудь
обязательно дежурит.
Хуже всего эти часы одинокого дежурства. Земля вспоминается. Хочется в
лес и в поле. И чтобы ромашки цвели и жаворонки в синем блеске пели. В толпу
хочется, в метро, на стадион, на митинг. Чтобы крик стоял - не звенящая
тишина, чтобы локтями тебя толкало и тесно кругом, чтобы много-много людей,
все незнакомые, и женщины, и девушки. Глаза закроешь - Красная площадь,
Кремль, демонстрация, цветные флаги... Откроешь - гамак, столик и шкаф.
Так день за днем, месяц за месяцем. Нас шестеро было в ракете. Два года
каждый из нас дежурил, четыре спал. Сон, конечно, искусственный, с
охлаждением. Делается это не только для нашего удовольствия, но главным
образом, чтобы сэкономить груз. Две трети пути люди спят, не едят, не пьют и
почти не дышат. И как только вылетели мы за пределы солнечной системы,
пространство стало чище, опасность столкновения уменьшилась, сейчас же две
пары стали готовиться ко сну. Сначала трое суток голодовка, потом наркоз... и
в холодную воду. Температура тела постепенно понижается, ее доводят до плюс
двух градусов, так что человек становится словно камень. Затем его кладут в
термостат - стеклянный ящик с автоматической регулировкой температуры. За
градусами нужно очень тщательно следить. Чуть выше - бактерии начинают
активизироваться, чуть ниже - кровь замерзает, и льдинки рвут ткани. Так лежат
рядом с тобой окаменевшие товарищи, а ты за стенкой ешь, записываешь цифры,
отдыхаешь. А когда твоя очередь спать, не чувствуешь ничего. Только сначала в
голове дурман и поташнивает от наркоза. Потом все черно... И тут же чуть
брезжит свет. Это значит - прошло четыре года, тебя оживляют. Это самый
опасный момент, потому что голова отдохнула, свежесть мыслей необычайная,
сразу любопытство: где летим? Что произошло за четыре года? Хочется вскочить и
за дело приняться. А сердце чуть-чуть билось эти годы, ему нельзя мгновенно
сменить режим. Я, например, хорошо переносил пробуждение, а Дед наш худо.
Все-таки старый человек, сердце изношенное. Первый сон еще сошел хорошо, а
после второго и обмороки были, и в сердце рези, и в левое плечо отдавало. Часа
четыре отхаживала его Айша - наш старший врач. И тогда она сказала, что за
третий раз не ручается. Может быть, старику придется на обратном пути все
четырнадцать лет дежурить бессменно.
5
...Четырнадцать лет мы стремились к невидимой точке, и настал, наконец,
момент, когда мы сумели разглядеть цель - темный кружочек, заслоняющий звезды.
Вышли мы на цель точно: правильно указали ее земные астрономы. Но вот чего не
разглядели они: оказалось, что Инфра Дракона не одинокое тело, а двойное. Два
черных солнца там - А и В. А поменьше, В чуть побольше. А поближе к нам, В
немного подальше. По-космически "немного". А вообще-то расстояние между ними
больше, чем от Земля до Сатурна.
Мы все дрожали от нетерпения, и Павел Александрович в особенности, хоть и
виду не подавал. Он уже приготовил целый арсенал для межпланетных переговоров:
световые сигналы, инфракрасные прожекторы. Была еще азбука с выпуклыми
картинками, коллекция геометрических фигур.
Наступил торжественный день встречи.
С утра начали мы тормозить. Появился верх и низ, вещи, забытые в воздухе,
попадали на пол. К середине суток темное пятнышко Инфры начало заметно расти,
гасить звезды одну за другой. И, наконец, повисло против нас этакое черное
блюдо. Остановились мы. Стали временным спутником Инфры.
И представьте наше разочарование: чуть-чуть ошиблись наши астрономы. Они
определили температуру поверхности в плюс десять градусов, оказалось - минус
шесть. Газы там были в атмосфере; метая и аммиак, как на Юпитере, углекислый
газ, как на Венере, много водорода и водяного пара - густые плотные облака. А
под ними замерзший океан - лед, снежные поля, торосы. И толщина льда - десятки
и сотни километров. Взрывами мы определяли.
Стоило лететь четырнадцать лет, чтобы увидеть обыкновенную арктическую
ночь!
Дед был просто раздавлен. Последняя попытка сорвалась! Не сбылась мечта
жизни!
Тогда и сложилось решение: посетить Инфру В тоже.
На первый взгляд кажется, что это естественно. Были рядом, как же не
посетить. Но в космосе свой расчет. Там все зависит от топлива. На 3емле
топливо определяет путь - километры, в космосе - только скорости. Тратят
топливо не все время, а только при разгоне и торможении. Берут с собой чаще
всего на два разгона и два торможения. Подойти ко второй Инфре - это означало
задержать возвращение на три-четыре года. Не хотелось нам прибавлять лишние
годы пути, но там, где тридцать лет жизни отдано, с тремя годами не
считаешься. Никто не пожелал повернуться спиной к неизведанному миру.
Почти целый год ползли мы потихоньку от Инфры А до Инфры В. И опять
черное пятнышко выросло, превратилось в угольно-черный круг. Снова затормозили
мы, стали временным спутником, послали автоматический разведчик во тьму. Сами
видим - на этот раз тьма не глухая. Зарницы то и дело - грозы в атмосфере. На
экране видны контуры туч. Пришло по радио сообщение от автомата: температура
воздуха плюс двадцать четыре. Может быть, потому и ошиблись земные астрономы,
что смешали лучи той, ледяной Инфры и этой, грозовой. Вышло в среднем плюс
десять - близко к истине.
Но что-то не учли мы в расчетах, и наша ракета-разведчик пропала, видимо
утонула. В последний момент разглядели мы на экране телевизора водяную гладь,
крутые косые волны. Послали вторую ракету. Эта облетела несколько раз вокруг
Инфры. Видели мы тучи, видели дождь - прямой, не косой, как обычно на Земле, -
ведь даже капли на Инфре тяжелее. Видели опять волны. Всюду море, только море,
ни единого островка. И на экваторе океан, и на полюсах океан. Льдов никаких.
Это понятно: на Инфре тепло поступает изнутри, и климат там везде одинаковый -
на полюсах не холоднее.
Ни материков, ни островов, хоть бы одна вулканическая вершина. Океан,
океан, сплошной океан...
Столько в этом космосе неожиданностей, зря говорят - однообразие и скука.
Ведь мы на что рассчитывали? Что на инфрах, как на нашей Земле, есть океаны и
суша. Разумные существа, естественно, могут развиваться только на суше. Океан
мы собирались изучать, но только от берега - отплыть, спустить небольшую
батисферу. И звездолет наш был приспособлен для посадки на твердую землю.
6
И вот черный круг плывет по звездному бисеру - матовое блюдо с
мутноватыми краями. На одном краю звезды меркнут, чтобы через полчаса
возродиться на другом краю. Знакомые созвездия, только ярче и узор их сложный,
новый. В одном из них - лишняя звезда, наше родное Солнце. Но мы не смотрим на
Солнце, не любуемся звездной вышивкой. Наши взоры прикованы к черному кругу,
хотя ничего нельзя разобрать в глухой тьме - ни простым глазом, ни в телескоп.
- Так что же? - спрашивает Дед Чарушин. - Уходим?
В сотый и тысячный раз задается этот вопрос. Да, придется уйти, ничего не
можем придумать. Так и этак прикидывали, не получается. Придется уйти, не
узнав почти ничего.
- Тогда остается один выход, - говорит Дед.
Мы смотрим на начальника с недоумением. Айша первая понимает, о чем идет
речь.
- Ни в коем случае! - кричит она. - Вы хотите спуститься в батисфере?
Мы заволновались. Спуститься в батисфере можно, вопрос в том, как
вернуться. Автомат-разведчик взлететь не сумеет. Батисфера останется там
навеки... и в ней человек.
- Мы не допустим, - настаивает Айша.
И Дед отвечает, пожимая плечами:
- Вы, Айша, пропитаны медицинскими предрассудками. Вам кажется, что
человек имеет право умереть только от тяжелой болезни. У нас, космачей, свой
счет жизни. Мы измеряем ее делами, а не годами.
- Зачем это? - говорит Рахим. - Надо работать последовательно.
Возвращаться на Землю, докладывать. Следующая экспедиция специально
подготовится и изучит дно...
- Следующая? Когда? Через тридцать лет?
Толя Варенцов привстал было, хотел предложить себя. Галя ухватила его за
рукав. Я настаивал на своей кандидатуре.
- Решение принято, - сказал Дед. - И не тратьте времени на пустые опоры.
Приказываю начинать подготовку к спуску.
7
Шли последние приготовления, а нам все не верилось. Наступил вечер перед
отлетом. Старый капитан распорядился устроить прощальный ужин, сам составил
меню. Поставили любимую нашу пленку - хроникальный фильм "На улицах Москвы".
Потом слушали музыку Бетховена - 9-ю симфонию. Старик любил ее, потому что она
бурная, к борьбе зовущая. Шампанское пили. Потом песню пели - наш космический
гимн. Неизвестно, кто его сочинил:
Может быть, необходима вечность,
Чтобы всю изведать бесконечность,
И, до цели не успев дойти,
Капитан покинет нас в пути.
Но найдутся люди, если надо...
Айша плакала, и Галя плакала. А я охмелел немножко и спросил: "Неужели
вам не страшно, Павел Александрович?" А он мне: "Радий, дорогой, очень
страшно. И больше всего я боюсь, что зря я все это затеял. И не увижу я
ничего, только черную воду..." А я за руки его схватил: "Павел Александрович,
ведь правда, может, нет ничего. Отмените!.."
8
И вот нас пятеро. Молча со сжатыми губами стоим мы перед радиорупором.
Оттуда несется раскатистый грохот, свист, улюлюканье, завывание. Атмосфера
Инфры насыщена электричеством, помехи то и дело.
Наконец спокойный голос Чарушина прорывается сквозь гул помех. Наш Дед с
нами! Знакомый хрипловатый бас звучит в кабине.
- Выключил прожектор, - говорит он. - Тьма не абсолютная. Все время
зарницы и молнии, короткие и ветвистые. При вспышках видны тучи, плоские, как
покрывало. На Юпитере такие же. По краям барашки. Воздух плотный, и на
границах воздушных потоков крутые вихри.
Выпадали слова и целые фразы. Потом стало слышно лучше.
- Воздух становится прозрачнее, - рассказывал Дед. - Вижу море.
Лаково-черная поверхность. Невысокие волны, как бы рябь. Падаю медленно,
воздух очень плотный. Тяжесть неимоверная, пошевелиться трудно. Даже языком
ворочать тяжело.
И вдруг радостный возглас:
- Птицы! Светящиеся птицы! Еще одна и еще... Три сразу! Мелькнули - и
нет. Разве телевизор заметит такое? Успел увидеть: голова круглая, толстое
туловище. Крылышки маленькие, трепещут. Пожалуй, похожи на наших летучих
рыбок. Может быть, это и есть рыбы, а не птицы. Но летели высоко.
Сильный плеск. Пауза.
- Шум слышали? Это я в воду вошел. Крепко ударился. Впрочем, не имеет
значения. Выключил свет. Привыкаю к темноте.
Немного спустя:
- Погружаюсь медленно, на метр-два в секунду. Опять включил прожектор. За
окном огненная вьюга - светящиеся вихри, волны, тучи. Сколько же здесь всякой
мелочи! Вероятно, вроде наших креветок. Чем глубже, тем гуще. На Земле
наоборот: в глубинах жизнь скуднее. Но там тепло поступает сверху, а здесь
снизу.
А это что? Длинное, темное, без головы и без хвоста. Кит, кашалот?
Движется быстро, за ним светящаяся струя. Ряды огоньков на боковой линии, как
бы иллюминаторы. Неужели подводная лодка? Или нечто иное, ни с чем не
сравнимое. Сигнализирую на всякий случай прожектором: два-два-четыре,
два-три-шесть, два-два-четыре.
Не обратили внимания. Ушли вправо. Не видно. А вот еще какие-то чудища -
помесь черепахи с осьминогом. Осьминогами я называю их для сравнения, на самом
деле они пятиногие. Пять щупальцев - одно сзади, как рулевое весло, четыре по
бокам. На концах утолщения с присосками. В одном из передних щупальцев сильный
светящийся орган Похоже на фонарик. Прямой луч так и бегает по стеблям. На
спине щит. Глаза рачьи на подвижных стебельках. Рот трубчатый. Я так подробно
описываю их, потому что они плывут на меня. Вот сейчас смотрят прямо в
иллюминатор. Жуткое чувство - взгляд совершенно осмысленный, зрачок с
хрусталиком, а радужная оболочка фосфоресцирует мертвеннозеленым светом, как у
кошки. Я читал, что у земных осьминогов человеческий взгляд, но сам не видел,
не могу сравнить.
Прожектор нащупал дно. Какие-то узловатые корни на нем. Подобие кораллов
или морских лилий. Вижу толстые стебли, от них побеги свисают чашечками вниз,
некоторые вплотную упираются в дно. Наши морские лилии смотрят чашечками
вверх, они ловят тонущую пищу. Что ищут эти в иле? Гниющие остатки? Но не все
достигают дна. Неужели они ловят тепло? Но тогда это растения. Растения без
света? Невозможно. Впрочем, свет идет со дна - инфракрасный. Можно ли за счет
энергии инфракрасных лучей строить белок, расщеплять углекислый газ? Мала
энергия, надо ее накапливать. Но и зеленые листья на Земле тоже накапливают
энергию. Ведь видимые лучи сами по себе не разлагают углекислый газ.
- Я получил отсрочку, - продолжал старик. - Застрял в зарослях у дна.
Могу смотреть не торопясь. Все больше убеждаюсь, что подо мной растения. Вот
толстая безглазая рыба жует побег. Другая - зубастая и длинная - схватила
толстую, взвилась вверх. Поток пищи идет здесь со дна на поверхность.
Светящиеся птицы - последняя инстанция.
Послышался скрежет и глухие удары по металлу. Что такое?
- Батисфера сдвинулась, - объявил Дед. - Кто-то схватил ее и тащит. Кто -
не вижу. Перед иллюминатором нет ничего.
Дно идет под уклон. Зарослям конца нет. Но странное дело - растения
выстроились правильными рядами, как в плодовом саду. Что-то громоздкое
медлительно движется, срезая целые кусты под корень. Ну. и прожорливое чудище
- так и глотает кусты. Вижу плохо, где-то сбоку ползет этот живой комбайн.
Впереди гряда скал. Проплыли. Черная бездна. Батисфера опускается вниз.
Давление возрастает. Прощайте! Москве поклонитесь!
Секундная пауза. И вдруг крик:
- Трещина!!!
Послышались удары, все чаще и чаще. Видимо, вода прорвалась в камеру.
Старик ойкнул. Возможно, водяная дробь попала в него. Потом заговорил
скороговоркой:
- На дне бездны строения. Город. Освещенные улицы. Купола. Шары. Лазающие
башни. Какие-то странные существа... Всюду они... Неужели это и есть...
Грохот. Крик боли...
И торжествующий, с громким присвистом протяжный вой помехи.
Пять человек в глубоком молчании смотрят на черный круг, хотя ничего гам
нельзя разобрать ни глазами, ни в телескоп.
- Через тридцать лет мы снова придем сюда, - говорит Толя Варенцов.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг