бесчисленных ракушек - руководящих окаменелостей древних эпох. И Виктор
терпеливо запоминал неинтересное, крестиками отмечая свое продвижение к
увлекательной мечте. Он не знал еще, что мечта совсем близка и гораздо
ощутимее даже, чем он предполагал.
3
Декан сказал: "Посылаю вас к Сошину в Среднюю Азию. Он такой человек:
шкуру выдубит, но геологом сделает настоящим. Все лето будете охать,
осенью скажете спасибо".
Декан сказал еще: "Девушка поедет тоже. Она у нас новичок, перевелась
из другого института. Так вы возьмите над ней шефство, помогите, одним
словом".
И в заключение добавил: "Когда вернетесь, расскажете подробно. Так ли
все это гладко у Сошина, так ли заманчиво, как он расписывает".
В сущности третий пункт был самым главным, но Виктор пропустил его мимо
ушей, он был в восторге от первых двух.
Все получилось само собой, как нельзя лучше. А еще час назад он думал,
что лето пропало.
В тот год речь шла еще не о мечте, но о генеральной репетиции мечты - о
производственной практике.
Виктор готовился всерьез... и переусердствовал немножко. Всю зиму он
приучал себя к лишениям - заставлял голодать и не спать по двое суток,
вдобавок еще делал зарядку на снегу и купался в проруби. В итоге получил
нарыв в горле.
Весну провел в больнице, кое-как сдал экзамены, отвечал сипя,
полушепотом и опасался, что из жалости ему прибавляют отметки - ставят
четверки вместо троек. И с практикой опоздал. Все уже устроились,
договорились, а Виктора с завязанным горлом кто же возьмет в экспедицию?
Пришлось идти к декану, просить помощи.
В деканате в эту пору было людно. Сдавшие экзамены с веселыми улыбками
приходили за справками для отъезда, несдавшие с плаксивыми минами
выпрашивали переэкзаменовки. Виктор, ожидая своей очереди, сидел у
массивных дверей, а против него у тех же дверей оказалась незнакомая
девушка в белой кофточке с вышивкой.
У нее были яркие губы, сочные и красные, и смуглая кожа с пушком, как у
персика. Белая кофточка оттеняла ранний загар. Девушка молчала, но на
выразительном лице ее можно было прочесть целую гамму чувств -
любопытство, внимание, пренебрежение, насмешку, удивление. Это лицо нельзя
было, окинув взглядом, забыть, хотелось всматриваться, наблюдать, следить
взором, как за горным потоком, живым, изменчивым, ежесекундно новым.
"Какой интересный человек! - подумал Виктор. - Откуда она? Что-то не
помню такой на факультете".
Ему захотелось заговорить с черноволосой девушкой, только не находилось
предлога. В самом деле, что он мог сказать? "Какая жаркая погода,
настоящее лето!" Или соврать: "Ваше лицо мне знакомо, не встречались ли мы
в клубе?"
Но ведь каждый пошляк, пристающий к незнакомой девушке, говорит ей:
"Ваше лицо мне знакомо..." Нет, будущий путешественник не станет подражать
пошлякам.
И Виктор отвернулся со вздохом. Но девушка сидела прямо против него,
взгляд невольно обращался к ней.
А как поступил бы образцовый человек, если бы встретил на улице
замечательную девушку? Может быть, никак? Может быть, вообще не обратил бы
внимания на внешность. Или подошел бы не смущаясь, заявил откровенно...
И Виктор откашлялся было, чтобы сказать: "Какая жаркая погода сегодня,
настоящее лето!" Но тут надменная секретарша вызвала девушку с подвижным
лицом, и белая кофточка исчезла за массивными дверьми, навеки быть может.
Кто знает, представится ли еще в жизни случай завести разговор о жаркой
погоде.
И вдруг декан объявляет: "Девушка поедет тоже. Возьмите над ней
шефство, помогите, одним словом".
Все устроилось само собой, лучше нельзя. Сам декан велел ему
сопровождать красивую смуглянку. И с беззастенчивостью очень застенчивого
человека Виктор сказал покровительственно:
- Вы, девушка, не отходите от меня, не теряйтесь. Сейчас выпишем
бумаги, потом поедем на вокзал. Как вас зовут, между прочим?
- Елена.
Сама судьба в лице декана вручила Елену Виктору. И позже мать девушки
подтвердила это на вокзале.
- Как хорошо, что с тобой мужчина, Леночка, - сказала она, всхлипывая.
- Все-таки на душе спокойнее. Вы, молодой человек, смотрите за ней, она в
первый раз уезжает так далеко. А ты, Леночка, береги себя, не снимай шляпу
на солнце, ты же знаешь, что у тебя головные боли...
А потом вагон вздрогнул, сразу все заговорили, провожающие и
отъезжающие.
Послышались требования писать открытки, обещания присылать их
ежедневно. "Не кушай немытых фруктов!" - крикнула Еленина мама. Но уже
плыла платформа, машущие руки, платки и шляпы, потом зацокали колеса на
стрелках, забухали пустые вагоны на соседних путях. Наслаждение началось!
Люди пожилые, скептически настроенные, возможно, пожмут плечами:
"Ничего себе наслаждение! Шесть суток в вагоне, духота, жара, пыль на
подушке, в соседнем купе грудной младенец, трехминутные обеды на вокзалах,
изжога, соды не взял, купить негде!" Но Виктор был молод, не ведал изжоги
и бессонницы. И он любил дорогу. Столько часов провел он над атласом! А в
дороге атлас оживал, штрихи, петельки и кружочки воплощались в горы, реки,
города. Имена, знакомые понаслышке, превращались в кирпичные корпуса и
живописные холмы.
Можно наслаждаться встречей и узнаванием. Вот это - Люберцы,
сельскохозяйственные машины, Воскресенск - серная кислота, Коломна -
древний кремль и тепловозы, далее Рязанская область, родина Мичурина,
Циолковского, Павлова, Есенина, дорога поворачивает на восток, огибает
Оку, можно увидеть реку из окна, показать спутнице:
- Смотрите, Елена, вон там Ока блестит. А Волгу мы пересечем завтра у
Сызрани.
- Ока? Такая узенькая?
Но не бывает вещей без тени. Капля горечи отравляла наслаждение.
Елена уклонялась от стояния у окна. Ее не волновали названия станций,
границы областей и развилки дорог. В поезде Елена предпочитала поговорить.
В первый же день она перезнакомилась со всем вагоном, с молодыми летчиками
в соседнем купе, и со старушкой с кулечками, и с толстым бухгалтером,
который на каждой станции выбегал приценяться, и с молоденькой мамой
орущего младенца. Елена с охотой держала ребеночка, пеленала его,
умилялась ножонкам с пальчиками-пуговками, еще не научившимися ходить по
земле, расспрашивала старушку о сыновьях и невестках, хохотала в купе у
летчиков. И, проведя день в одиночестве, Виктор спросил себя: "Что делает
в поезде образцовый человек?
Спит? Отдыхает? Смотрит в окно? Нет, пожалуй, образцовый человек
готовится к будущей работе". Вздохнув, юноша залез на верхнюю полку,
достал толстый и неимоверно трудный учебник геофизической разведки,
справился с расписанием и отметил в дневнике: "До Бузулука прочесть 20
страниц".
Так и получилось: едут вместе, а как будто незнакомые, разговаривают
меньше, чем в Москве. Даже попутчики обратили внимание, и молодая мама
орущего младенца однажды подозвала Елену к дальнему окну. У открытого окна
удобно было вести откровенный разговор, никто не мог подслушать, встречный
ветер срывал слова с губ.
- Да вы не поссорились ли? - спросила молодая мама. - Зачем мучить
человека?
Хороший парень, следит за тобой собачьими глазами, а ты как будто
избегаешь его.
За окном тянулась сухая и ровная, словно выутюженная степь. Телеграфные
столбы вприпрыжку бежали на север. По проводам катилось заходящее солнце,
слепя глаза. Три лошади стояли у полосатого шлагбаума и мотали головой,
отбиваясь от мух. Казалось, они кланяются поезду.
Елена расхохоталась и сама закивала головой лошадям.
- Ну и что же? - жизнерадостно объявила она. - Еще успеем наговориться,
целое лето вместе. А с вами со всеми мы расстанемся, кто пересядет, кто
сойдет. Я не могу упустить людей, люди такие интересные, все-все, у
каждого свое.
Она высунула голову навстречу ветру и запела. Солнце, отцепившись от
проводов, быстро уходило под горизонт. Телеграфные столбы все бежали на
север, колеса беспринципно поддакивали, соглашаясь с каждым словом,
бесконечная степь стелилась под колеса. Поезд шел навстречу великолепному
завтра. Ни крошкой великолепия не хотела поступиться Елена.
5
Декан сказал: "Посылаю вас к Сошину. Он шкуру выдубит, но геологом
сделает настоящим. Все лето будете охать, осенью скажете спасибо".
И вот поезд приходит в Кошабад. На часах девять утра, но солнце стоит
высоко, припекает, короткая черно-зеленая тень путается под ногами,
каблуки утопают в мягком асфальте. На лотках продается почему-то не
мороженое, а шашлык, горячий, плавающий в жире.
Потом Виктор с Еленой идут по незнакомым улицам незнакомого города.
Раскидистые платаны со светло-пятнистыми стволами сплетают ветви над
мостовой. За оградами ровными рядами стоят обмазанные известкой яблони и
абрикосы. Сверкают выбеленные дома, на них больно смотреть.
Это Кошабад, город Сошина.
На перекрестке ждут, пофыркивая от нетерпения, разгоряченные грузовики.
Но светофор горит красным светом, пропускается верблюжий караван. Мягко
ступая по асфальту, верблюды высоко несут надменные головы, не
оборачиваются, не удивляются ничему. Видимо, умение не удивляться
считается хорошим тоном у верблюдов.
- Похожи на секретаршу в вашем деканате, - усмехается Елена.
Город лежит на плоской равнине, но в нем присутствуют горы. Они
открываются на заднем плане, видны из всех боковых улиц, розовые с
сиреневатыми тенями, дымчатые, бесплотные, как будто повисшие в воздухе.
Слева - горы, а справа - пустыня, желто-серая равнина с черными тенями.
Куда поведет их Сошин: на песчаную сковородку или в мир прохладных ущелий?
Вот наконец дом 26, который они ищут. Заставленный двор, груды фанерных
ящиков, грузовики под навесом, пятна бензина на земле. И высокий, худой,
высушенный солнцем человек с белой дужкой от очков на переносице говорит
им:
- Сошин - это я.
На вид ничего страшного. Человек как человек, не дубитель шкур. И
говорит обыкновенные слова:
- Сегодня приехали? Вот и хорошо, теперь коллекторы есть, партия
укомплектована. Вы где остановились? Нигде? Ну и не ходите в гостиницу,
все равно там мест нет, жить будете в палатке. И на рестораны денег
тратить не надо, я скажу Хакиму, чтобы обед и на вас варил. Вот в душ
сходите, душа в дороге не будет. Командировки при вас? Дайте, я отмечу сам.
И почему о нем такая слава? Пока ничего угрожающего.
Он еще посоветовал Елене постричься покороче, потому что в пути пыльно,
а волосы мыть будет негде. "Заботится о мелочах! - отметил Виктор. - Не
мелочный ли человек?". Он был разочарован обыденностью встречи... Но в это
время во двор, переваливаясь на ухабах, въехал новенький вишнево-красный
"москвич". За рулем сидел смуглый толстяк в тюбетейке с черными, в палец
толщиной, бровями, рядом с ним блондин небольшого роста, с волосами на
пробор, в песочного цвета рубашке с галстуком, манжетами и запонками.
- Здравствуйте, Юрий Сергеевич, - окликнул Сошина блондин. - Вот,
знакомьтесь, пожалуйста. Это товарищ Рахимов из республиканского
управления, от него все зависит.
Чернобровый протянул руку Сошину, улыбаясь во весь рот:
- Слышал чудеса про тебя, ушам не поверил. У нас на Востоке пословица:
"Глаз надежнее уха. Ухо верит слухам, а глаз видит сам".
Вот когда Виктор вспомнил слова декана: "Так ли все это гладко у
Сошина, так ли заманчиво, как он расписывает?"
- Напрасно вы не доверяете мне, - сказал светловолосый Сошину. - А я
ратую за общие интересы, привез к вам товарища Рахимова, от него все
зависит.
И Виктор понял, что непростые тут отношения. Спор какой-то ведется,
какая-то борьба. От Рахимова зависит судьба экспедиции - значит, и судьба
Виктора.
Кто прав? На чью сторону надо стать?
- Вы меня неправильно поняли, товарищ Сысоев, - сказал Сошин. - Я
доверяю вам полностью. Я доверил бы вам весь Госбанк. Но только чтобы вы
хранили деньги, а не распоряжались.
Затем обратился к Рахимову:
- У нас секретов нет, покажем все как есть. Подождите, сейчас приведу
аппарат. И вы, ребята, посмотрите, вам полезно. Вещи положите в сторонке,
никто не возьмет.
Он ушел на склад, а Рахимов занялся машиной: заглянул под капот, протер
стекла, заляпанные мошкарой, приговаривая:
- У нас на Востоке пословица: "Коня корми из своих рук, чтобы тебя
слушал, а не конюха".
- Сколько пословиц у вас на Востоке! - удивился Сысоев. - Я слышал от
вас сотни. Вы не придумываете их сами?
- Приходится, - охотно сознался Рахимов. - Иной раз не вспомнишь,
иногда нет подходящей к случаю. А разве неприлично придумывать пословицы?
Но тут двери склада распахнулись и на двор въехала темно-зеленая
танкетка, совсем маленькая, человеку по колено. На спине у нее была
приборная доска и квадратный матовый экран, прикрытый от солнца козырьком.
Сошин резко свистнул, танкетка остановилась.
- Ну вот, рекомендую, - сказал Сошин. - ЦП-65, самодвижущаяся установка
для подземного рентгена. Мы называем ее ЦП - "цветок папоротника". Помните
старинную народную сказку об огненном цветке, который распускается раз в
году - в июньскую полночь? Кто сорвет его, тому видны подземные клады,
земля становится прозрачной. Как это сказано у Гоголя? "Ведьма топнула
ногой, полыхнуло синее пламя и земля стала, как стекло, открылись глазу
сундуки с монетами, жемчуга и камни-самоцветы..." Вот мы и покажем вам
современный цветок в действии.
Он подкрутил уровни - стеклянные трубочки с непоседливыми пузырьками,
нажал кнопку, лампы под приборами медленно покраснели. Где-то в чреве
танкетки родился странный звук, словно рокот далекого грома. Рокот
становился все громче и выше по тону, баритональнее, скрипичное, затем
перешел в надрывный вой сирены. Но сирена недолго разрывала уши, она
сменилась свистом, сначала резким, потом шипящим. Шипенье перешло в
шелест, замерло совсем...
- Можете топать ногой, - сказал Сошин и взялся за рукоятки. - Сейчас
появится "синее пламя".
Экран засветился мерцающим голубоватым светом. На нем виднелись
какие-то пятнышки с неопределенными размытыми краями и полосы -
горизонтальные и косые, потемнее и посветлее.
- Я настроил на известняк, - сказал Сошин. - Окись кальция легче
выделить, чем породы с глиноземом и кремнеземом. Сейчас вы видите изнанку
своего города. Вот неогеновые известняки. Вот тут контакт с песчаником.
Тут излившееся тело, от него жилы по трещинам. Опять известняки, уже
мраморовидные, метаморфизированные...
Присев на корточки, Рахимов расспрашивал с живым любопытством:
- А это что? Это для чего?
И Виктор смотрел, вытянув шею, не веря своим ушам. Что происходит тут?
Неужели и впрямь земля становится прозрачной, не в переносном смысле,
не для "умственного взора". С недоверием разглядывал он бесцветную пыль.
Где там жилы и мрамор под подошвами? Жалко, что все так непонятно на
экране - видны только полосы, косые и горизонтальные, потемнее и
посветлее. Научится ли он когда-нибудь понимать условный язык пятен,
азбуку серых полос?
Легко, двумя пальцами, Сошин прикасался к рукояткам, тени и полосы
бежали сверху вниз и справа налево.
- Блок управления, - говорил Сошин. - Лучи можно послать вертикально и
под наклоном. Вот рукоятка наклона, а вот рукоятка азимута и компас при
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг