...Боль отпускает. Я уже могу глубоко вздохнуть не ойкнув. Покой после
усталости. Ощущение комфорта, даже какой-то удачливости. Кожа горит, но в
палате прохладно, тянет ветерок от неслышного вентилятора. Пересохло во рту,
тут же капельки оседают на губы. Есть захотелось, что-то вкусное льется в
рот. Приятная предупредительность судьбы. Я даже испытываю ее, заказываю:
"Хорошо бы, сестра принесла попить, хорошо бы кисленькое". А если
затребовать невозможное: "Хочу быть дома". И вижу, представьте себе, книжные
полки с подписными изданиями, лифчик на письменном столе и взвод солдатиков
под подушкой. Вижу, хотя понимаю, что это сон. Что бы еще заказать? Трудно
придумывать с головной болью. Дайте меню снов.
Винер, кажется, сказал, что американские генералы зря так носились с
тайной атомной бомбы. Самое секретное было обнародовано в Хиросиме: бомбу
можно сделать. Остальное - вопрос времени, денег и техники.
Нечто подобное ожидает первооткрывателей планет. Годы- годы-годы в
полете, годы-годы-годы споров: есть там жизнь или нет? А выяснится в первый
же час после посадки: "Да, есть!" Если она есть. Остальное - уточнения:
какая именно?
Самое важное я узнал от Граве на Земле еще, что они существуют - наши
братья по разуму. Узнал, что живут в скоплении М-13, шаровом Геркулеса, и
что они хотят иметь с нами дело. Это самое важное... Остальное уточнения.
Целый век тянулся у нас спор в земной фантастике: похожи ли на нас эти
братья, человекоподобны или нет? Спор тянулся сто лет, а ответ я узнал в ту
секунду, когда открыл глаза. Оказалось, что похожи, так похожи, что я путал
их с земными знакомыми, называл по имени-отчеству, допытывался, где же я на
самом деле - на Земле или в зените. Была среди моих врачей вылитая Дальмира,
жена Физика, тоже блондинка и тоже с "конским хвостом" на макушке. Чужого
языка я не понимал, но во взгляде читал любопытство: "А ты что принес в наш
мир, пришелец, какие новые чувства?" И жена Лирика была, неторопливая, но
ловкая и умелая, лучше всех помогала мне. Но смотрела строго, поджимая губы,
как бы корила: "Что тебе дома не сидится, зачем шастаешь по космосу, свою
Землю благоустроил ли, перекопал, прополол?" И Физик был, даже несколько
физиков, все молодые и ушастые. Лирик тоже заходил, но смотрел
неодобрительно, постоял у дверей и ушел.
Болеть на чужбине плохо, выздоравливать - еще хуже. Представьте, приехали
вы за границу - в Италию или в Индию. Приехали и слегли. Лежите на койке,
изучаете узор трещин на потолке, а за окном Святой Петр или Тадж-Махал.
Обидно!
За окном чужая планета, а я лежу и жду здоровья, лекарство пью с ложечки,
кушаю жидкую кашку.
Языка не знаю. Говорить не могу. Читать не могу. Слушать радио не могу.
Телевизора нет. Смотреть не разрешают. Тоска! И вот, о счастье, дают
собеседника. Ничего, что он похож на чертенка, маленький, вертлявый, с
рожками и хвостом Ничего, что он неживой, штампованный, кибернетический.
Главное: он обучен русскому языку. Ему можно задавать вопросы, он отвечает
по-русски, комичным таким, чирикающим голоском. Первый вопрос: - Как тебя
зовут? - У нас, неорганических, нет имени. Я номер 116/СУ, серия Кс-279,
назначение - карманный эрудит. - И что же ты умеешь, карманный эрудит? - Я
отвечаю на вопросы по всем областям знания. Что не храню в долговременной
памяти, запрашиваю по радио в Центральном Складе Эрудиции. Меня можно
держать на столе, носить в кармане или в портфеле. Я буду твоим гидом во
всех кругах нашего мира. Проводник по всем кругам неба и ада! Данте
вспоминается. - Я буду называть тебя своим Вергилием. Хотя нет, чересчур
солидное имя. Будешь Вергиликом, Гиликом. Запомни: Гилик.
- Запомнил. Перевел из оперативной памяти в долговременную. Номер 116/СУ,
звуковое имя Гилик. Есть еще вопросы?
- Есть. Почему ты похож на чертенка, Гилик? Для чего тебе хвост и рожки?
- Отвечаю: в хвосте портативные блоки памяти. В случае необходимости
можно наращивать, не меняя основной конструкции. В рожках антенны: одна для
справок по радио, другая для телепатического общения.
Вот так, между прочим, решаются вековые дискуссии. А мы на Земле все
спорим: есть телепатия или нет?
Отныне я неодинок. На тумбочке возле моей кровати дежурит вертлявое
существо, бессонный неорганический неорганизм, готовый ночью и днем
удовлетворять мое любопытство.
Вопросов тьма. Гилик отвечает на все подряд. Он-то отвечает, я понимаю не
все.
Один из первых вопросов: - Где я? - Куб АС-26 по сетке ЗД, сфера
притяжения Оо, небесное тело 22125, центральная больница, специальная палата.
Чувствую себя профаном, хуже того - младенцем- несмышленышем. Ничего не
понимаю в их координатах, сферах, кубах, не знаю, что такое Оо. Пробую
подобраться с другого конца:
- Далеко ли до Земли? - По вашим мерам - более десяти тысяч парсек. Ого!
Десять тысяч парсек - это тридцать две тысячи световых лет. 32 тысячи лет,
если лететь на фотонной ракете со скоростью света. Неужели на Земле уже
тридцать пятое тысячелетие? - Но я вроде бы не на ракете летел? - Нет,
конечно. На ракетах не летают на такие расстояния. Тебя перемещали в зафоне.
- Как это в зафоне? - Как обычно: идеограммой Ка-Пси. Стандартный эболиз в
граничных условиях. Дедде, локализация в трубке Соа, сессеизация...
- Стой, стой, ничего не понимаю, тарабарщина какая-то. Что такое
граничные условия Дедде?
- Элементарная операция, Дедде у нас проходят дети в школах. Поскольку
каждый предмет бесконечно сложен, для обращения с ним необходимо опустить
несущественное. Дедде составил формулы несущественности. Простейший расчет,
детский. Берется таблица - ВСЕ, применяется система уравнений класса Тхтх...
- Подожди, не будем путаться с классом Тхтх. Я еще не проходил вашу
математику. Ты мне скажи, для чего эти Дедде.
- Я же объяснил: для эболиза. - А что такое эболиз? - Эболиз и есть
эболиз, первый шаг во всяком деле, например приведение к виду, удобному для
логарифмирования. - Разве меня логарифмировали? - Нет, я это все для примера
сказал. Тебя эболировали. Понял? Ничего не понял.
- Ладно, - говорю я, махнув рукой. - Ты попросту скажи: я со скоростью
света летел?
- Нет, конечно. Со скоростью до света летят на фоне. Ты перемещался за
фоном, с зафоновой скоростью, порядков на пять выше.
Понятнее не стало, но еще одно важное выяснилось. Можно летать на пять
порядков быстрее света. В зафоне каком-то.
- Значит, они умеют летать быстрее света? - Умеют. - А умеют они?.. - Три
эти слова твержу с утра до вечера. И слышу в ответ: "Умеют, умеют, умеют!"
Все умеют!
- А умеют?.. - Что бы спросить позаковыристее? Мысленно перебираю в уме
фантастику, допрашиваю Гилика по таблице будущих открытий XXI века и по
альтовскому "Регистру тем и ситуаций". Вот что еще не спросил: - Умеют они
ездить в будущее и в прошлое. Машины времени есть у них?
Гилик долго молчит, перебирает сведения в своем хвосте.
- Вопрос некорректный, - говорит он в конце концов. - Видимо, задан для
проверки моих логических способностей. Путешествие в прошлое - абсурд.
Визитер в прошлое может убить своего дедушку и не родиться. Визитер в
прошлое может продиктовать поэту его ненаписанную поэму. Может занести из
будущего микробов, выведенных генетиками. От кого же они произошли?
- Значит, не умеете. Жаль. А я бы посмотрел в прошлое хоть одним глазком.
- Посмотреть можно, это желание корректное. Нужно только догнать световые
лучи, ушедшие некогда, сконцентрировать, отразить, направить в телескоп.
Вмешаться нельзя, увидеть можно.
Между прочим, свет я уже обогнал. Если посмотрю на Землю, увижу лучи,
ушедшие тридцать тысяч лет назад, во времена палеолита.
Интересно, какое разрешение у местных телескопов. Ледники различают,
вероятно. Вот и выясню сомнения: был ли ледниковый период?
Граве объявился. Пришел в палату, шаркая ногами, пыхтя, устроился в
кресле, заглянул в лицо соболезнующе:
- Ну как, голубчик? Силенки набираете? Подумать только: такой дряблый,
ходит с одышкой, сердечник наверняка, а перенес полет лучше меня. - А вы в
порядке?
- Да, у меня все хорошо. Вам не повезло, дорогой. Здешние специалисты
говорят, что вода виновата. Набрали полные ботинки, контакт получился
неравномерный.
- Ладно, вы рассказывайте подробнее, где были, что успели. - А я,
голубчик, нигде не был. Я вас жду. - Хотя бы про эту планету расскажите.
Какая она? Похожа на Землю? Поля здесь зеленые, небо голубое? Лето сейчас
или зима?
- Не лето, не зима, и зелени никакой. Это искусственная планета.
Межзвездный вокзал. Ни полей, ни лесов, одни коридоры. - И торопливо встает,
уклоняясь от расспросов: - Доктора не велели вам разговаривать.
- Ох, уж эти доктора, везде они одинаковы!
Обман чудовищный! Все неправда! Кому же верить теперь? Впрочем, надо
взять себя в руки, успокоиться, записать по порядку.
Болеть на чужбине плохо, выздоравливать еще хуже. Впрочем, это я уже
писал. За окном чужая планета, а с постели не спускают, пичкают микстурами,
тугой компресс на лбу.
А чувствую я себя не скверно, ем с аппетитом, боли все реже. И всего-то
пять шагов до окна.
Как раз врачей не было, все ушли на обход, Гилика унесли для технической
профилактики. Ну вот спустил я ноги потихонечку, голову высвободил из
компресса, шаг, другой... пятый. Смотрю в окно.
Кошмар!!!
Опять бред первых дней болезни, ужасные видения зоофантастики: жуки с
моноклями, сросшиеся ежи, амебы с крыльями. Бегут, ползают, скачут, воют,
как нечисть из "Вия". Меня заметили, вылупили глаза, языки вытянули, ощерили
пасти...
- В кровать скорее! - Это уже сзади хрипят, за спиной.
Оглянулся. В дверях самый страшный: голый череп с пятнистой кожей. Я
завопил, глаза зажмурил...
Слышу голос Граве:
- В постель, голубчик, в постель! И компресс на голову! Скорее, скорее!
А я и кровати не вижу. И стен нет, какие-то трубки, цветные струи
колышутся. Вой, писк, треск. Уж не помню как, ощупью забрался на матрац,
глаза закрыл, всунул голову в повязку.
Снова голос Граве: - Откройте глаза, не бойтесь. Все прошло. Чуть
разлепил веки. Верно, исчез кошмар. Идет от двери мой спутник, ноги волочит,
отдувается, такой рыхлый, обыденный, лицо жалостливое.
- Плохи мои дела, Граве, - говорю и сам удивляюсь, какой у меня плаксивый
голос. - Схожу с ума. Галлюцинации среди бела дня. Мертвецы видятся с
трупными пятнами.
Граве тяжело вздыхает. Так вздыхают, решаясь на неприятное признание.
Берет меня за руку, поглаживает успокаивая:
- Это вы меня видели, голубчик. Так я выгляжу на самом деле, без анапода.
Анапод, как выясняется, - специальный прибор у меня на голове, который я
принимал за компресс.
Если сдвинуть его со лба, передо мной пятнистый скелет, чудище из
страшной сказки.
Если надвинуть, возвращается в кресло тучный старик, сутуловатый, рыхлый,
смотрит на меня участливо.
Старик-скелет-старик-скелет. Кто настоящий, кто обман зрения?
Кажется, Граве улавливает мои мысли. - Мы оба настоящие, как ни странно.
Я действительно уроженец планеты Хох, нечеловек с пятнистой кожей. И я
действительно старик, пожилой астроном, посвятивший жизнь межзвездным
контактам. По мнению моих знакомых, я тяжелодум, медлительный, мешковатый,
незлой, ироничный несколько. Это мой подлинный характер. Анапод преобразует
его в привычную для вас форму - в образ человека с такой натурой, как у
меня. Старик-скелет-старик-скелет... Открытки бывают такие: справа видишь
одно, слева - другое.
А все-таки ложь! Пусть внешность отвратительна, пусть ты уродлив и
страшен. Культурный человек не обращает внимания на внешность. Мне
неприятно, что звездожители начали знакомство со лжи, с очков, втирающих мне
очки. Ведь мы же полагали, что старшие братья по разуму - образец
безупречной честности. Вот как оправдывается пятнистый череп: - Вы
ошибаетесь, правда трудна, не всем под силу ее вынести. И у вас на Земле
скрывают истину от безнадежно больных, прячут от детей темные стороны жизни.
Даже взрослые брезгливо отворачиваются от гнойных язв, от искромсанного
поездом. Мы же пробовали здесь подойти к вам в подлинном виде. Вы кричали:
"Прочь, прочь, уберите!" Вы и сейчас морщитесь, глядя на меня, содрогаетесь
от отвращения. И не надо мучиться, пристегните анапод. Легче же! Для того и
был придуман этот аппарат. Не для вас лично, не обольщайтесь. Анаподы
появились, когда возникла Всезвездная Ассамблея и сапиенсы разных рас
собрались вместе, чтобы обсудить общие дела. Обсуждать, а не нос воротить
(правильно я выражаюсь насчет носа?), думать, а не корчиться, удерживая
тошноту.
Ана-под, ана-под, анализирует аналогии, подыскивает подобия. Это слово
тоже создано анаподом из земных слогов по подобию.
Привыкаю к прибору, даже забавляюсь с ним. Надвигаю, сдвигаю. Словно
шторка на глазах, словно страничку переворачиваю. Раз - пухлое лицо старика,
раз - череп. Раз-раз! А если сдвигать постепенно, получается наплыв, как в
кино; череп медленно проступает сквозь черты лица, кости вытесняют
выцветающие мускулы.
Их Дальмира, оказывается, похожа на птицу, на аиста голенастого и с
хохлом. Анапод же нарисовал мне знакомую блондинку с "конским хвостом" на
макушке. Их Лирикова - крылатый слизняк. Ничего у нее не видно - ни глаз, ни
ушей, ни рук. Но если нужно, они вырастают, как ложноножки у амебы, сколько
угодно рук, любой формы. Недаром так мягки ее прикосновения. Даже моя
кровать - не кровать, оказывается. Это простыня, которая поддерживается
тугой и теплой струей воздуха. Стены - не стены и пол - не пол.
Только Гилик стационарен в этом мире - неизменна вертлявая машинка с
рожками и хвостиком. Нет для него подобия на Земле, и анапод не искажает его
подлинный облик.
- А соплеменники вам кажутся красивыми, Граве? - Ну конечно же, - говорит
он. - Они стройны, они конструктивны, ничего лишнего в фигуре. И пятна очень
украшают наши лица, такие разнообразные, такие выразительные пятна. Опытные
физиономисты у нас угадывают характер по пятнам, существует особая наука -
пятнология. У мужчин пятна яркие, резко очерченные, у женщин - ветвистые, с
прихотливым узором. Близким друзьям разрешают рассматривать узор,
любоваться. Модницы умело подкрашивают пятна, в институтах красоты меняют
очертания. В гневе пятна темнеют, в ярости становятся полосатыми, у больных
и стариков - блекнут, выцветают, у влюбленных в минуты восторга переливаются
всеми цветами радуги. ("Как у осьминогов", - думаю
я.) Ваши одноцветные лица кажутся мне бессмысленными. Все хочется сказать:
"Снимите маску, чего ради вы скрываете переживания?"
Граве вдохновился, он читает стихи о пятнах. Хочется разделить его
восхищение.
Сдвигаю анапод. Отвратительно и противно!
- И все же вы обманщик, - твержу я. - Ну ладно, допустим, вы боялись
напугать меня внешностью. Пожалуйста, анаподируйтесь. Но почему не сказать
честно, что вы пришелец? Для чего разыгрывался этот спектакль в пяти актах с
потомственным астрономом Граве?
- У меня была сложная задача, - говорит мнимый Граве. - Я должен был
провести некое испытание, проверить готовность земных людей к космическим
контактам. Предположим, я представился бы звездным гостем, подтвердил бы
свое неземное происхождение доходчивыми чудесами: телекинезом,
телепортацией. И вы уверовали бы в мое всемогущество, пошли бы за мной
зажмурившись, как слепец за поводырем. Но это не проверка готовности, это
заманивание. Сорван экзамен. Итак, я являюсь к вам под видом земного
человека, получившего приглашение в космос. Все остальное в "легенде" (так у
вас называются россказни разведчика?) соответствует выбранной роли. Кто
может узнать о приглашении в зенит? Правдоподобнее всего - астроном. Почему
иностранный астроном? Так мне легче. Я мало жил на Земле, опасаюсь мелких
ошибок в речи, незнания житейских деталей. Если бы я назвался москвичом или
ленинградцем, вы быстро уличили бы меня в промахах, заподозрили неладное. И
вот я сам сообщаю, что я недавно приехал из-за границы, не знаю новых
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг