войти.
В просторной гостиной с помпезной доисторической мебелью не было
ни души. Тела тоже не было. Спальня не порадовала меня ничьим
присутствием. Зайдя в кабинет, я с интересом отметил, что рядом с
резным антикварным бюро на оранжевом ковре расплылось свежее пятно
крови. Над ним, на уровне груди, в штукатурке засела пуля. Тридцать
третий калибр, да еще в упор, прошивает насквозь. Труп унесли, но я
смутно догадывался, куда. В ванную, не иначе.
В коридоре сиротливо расположились два ярких шлепанца с помпонами,
один за два шага от другого. Явно слетели с ног хозяина, которого
волокли через всю квартиру. Что за малопонятная причуда, затаскивать
убитого в укромное место. Труп запросто мог бы лежать, где уложили, на
роскошном галийском ковре, никому оно не помешало бы. Однако открыв
дверь в ванную, я понял, зачем это сделали. Хотя, с другой стороны,
вообще перестал понимать, что к чему, и остолбенел.
Нет, не душ принять сюда забегала самозваная сестренка Лигуна со
спортивной мускулатурой и фоторепортерским кофром. Узорную плиточную
облицовку забрызгало кровью, словно тут отводил душу пьяный мясник,
истосковавшийся по своей работенке. Одетый в легкий блузон и батиковые
тренировочные брюки, Лигун сидел в здоровенной ванне. Что у него за
штука оказалась вместо головы, я в первый момент даже не сообразил.
Вроде бы я всяческого понавидался, однако то было на войне. А вот
тут меня вдруг пробрала оторопь, и я едва не выблевал прямо на труп
все, чем щедро попотчевал Джага.
На голове убитого сделали длинный надрез, от виска до виска через
затылок, потом кожу содрали, выворачивая, как чулок, и оставили
болтаться кровавый лоскут со свисающими сосульками волос, целиком
накрывающий лицо. Полчерепа спилили, костяную скорлупу кинули на дно
ванной. А головной мозг вырезали напрочь, оставив пустую чашу с
белесым пеньком и розовой лужицей внутри. Вот так.
В этом было что-то нечеловеческое, лабораторное, и абсолютно не
поддающееся пониманию. Передернувшись, я выкатился из ванной,
направился на кухню, жадно выхлебал здоровенную кружку воды из-под
крана. Там меня ждал еще один сюрприз.
Зелье Лигун толкал вовсю, в любых количествах, но сам отнюдь не
употреблял, по нему было видно. Между тем в шкафчике, откуда я достал
чистую кружку, стояла никелированная коробка стерилизатора и рядом все
необходимые причиндалы - жгут, пачка ваты, пузырек спирта.
Аккуратненько так, словно у начинающего шпыря, который еще не махнул
рукой на гигиену.
Из кухни я вернулся в кабинет. Случайно я знал одну ховалку
Лигуна, как-то раз он спешил и обслужил меня прямо в прихожей, по
быстрому, не приглашая зайти в гостиную. Взяв деньги, юркнул в
кабинет, даже не прикрыв за собой дверь. И с того места, где я стоял,
можно было проследить за его отражением в дверном стекле - подошел к
помпезному бюро, откинул крышку, монеты кинул в выдвижной ящичек,
сунул палец в бювар и нажал секретную пружину. Ребро резной панели
откинулось, там-то и находился потайной ящик с фасованными дозами.
Крышка бюро была незаперта, и в глубине меж перегородками бювара,
раздвинув письма, я нашарил выпуклую деревянную клавишу. Панель
щелкнула, откинулась, заветный ящик послушно выдвинулся на два пальца.
Невысокий и широкий, словно поднос, он был, скорей всего, предназначен
мастером для хранения любовных писулек. Фасовок с порошковым грибняком
в нем почему-то не оказалось, только один-единственный плоский
пластиковый флакон величиной в ладонь, наполненный снадобьем на две
трети.
Мешкать не люблю, тут же я пошел на кухню и быстренько приготовил
вмазку по всем правилам передовой технологии. Даже не мечтал, что у
Лигуна отыщется шприц, но коли уж нашелся, зачем откладывать до дома
святое дело, и так я намыкался до последнего не могу. Мои потроха
прямо-таки подвывали от нетерпения, пока я не вогнал иглу в вену.
Повезло, попал сразу, нашелся неистыканный участок.
Шпыряться машинкой убитого толкача, в одной квартире с его
изуродованным тепленьким трупом, мародерски отхачить дозу... А в конце
концов, какие тут могут быть сантименты. Я не зверь, не чурбан, однако
и не вполне человек. Или нет, наоборот, это все чисто по-человечески.
На что люди способны, я знаю давно и слишком хорошо. Если кто лелеет
иллюзии, пусть сходит на экскурсию в ванную, полюбуется на Лигуна.
Холить мазу я отправился в гостиную. Уже смеркалось, но света
зажигать, конечно же, не стоило. Развалившись в мягком кресле с
высокой спинкой, я вытянул натруженные ноги, прикрыл глаза и замер в
предвкушении. Прошло несколько минут, но маза не накатывала. Потом
вдруг непонятное началось. Да, ни с того ни с сего влетел я в
непонятное.
Словно бы моя голова разбухла вроде воздушного шарика, и там
началась крутая поедрень. Цветные фейерверки, фонтаны шипучего
кипяточка, звездный коллапс и снежная лавина, горские ритуальные
пляски с копьями, парад муниципальных пожарников и поножовщина в
сортире танцплощадки, цветочный ливень и гнойный дерьмопад,
всенародное ликование по случаю такого случая и так далее, всего не
перескажешь. Черепушка вспухала, потом ее будто вскрыли консервным
ножом, и туда хлынул космос. Потом вообще наступил полный бзец. Но не
полный, поскольку следующий оказался еще корявей. А потом я, как ни
странно, очухался, живой и здоровый.
Что ж за снадобье такое я себе впорол по запутанке, ведь так и
окочуриться недолго. Ни малейшего отношения оно не имело к
благородному кристаллическому ангидриду экстракта пещерных грибов, это
уж точно.
Стояла глубокая ночь, но в отсветах уличных фонарей слабо
поблескивал циферблат настенных часов. Судя по ним, меня мотало в
отключке почти пять часов, это вдвое дольше, чем тащится нормальная
маза. Ну и результат был необычным. Мягко сказано, необычным.
Сногсшибательным. Неописуемым. Волшебным.
Меня словно подменили. Банальное выражение, однако оно как нельзя
более к месту. Мои пять заскорузлых чувств точно вынули, починили,
прочистили, смазали, вставили на прежние места. Во всем теле ясность и
легкость. Но если бы только это. Совершенно по-иному текли мысли -
быстро, четко, причем одновременно их умещалось в уме сразу несколько,
и они будто бы маршировали дружной колонной по шесть. Или по десять,
неважно. Примерно так:
- размышления о природе загадочного зелья;
- анализ обстоятельств гибели Лигуна;
- восхищение величием и гармонией мироздания;
- разработка плана, как смотаться отсюда;
- порядок уничтожения всех следов моего пребывания;
- благодарность судьбе за все, что со мной стряслось;
- оценка ситуации, невозможность в ней разобраться из-за скудости
вводных;
- прочие мелочи.
Никогда не представлял, что можно мыслить подобным образом. Мой
мозг набряк, пульсировал, охваченный легким жаром. Это внушало
известную тревогу, однако, с другой стороны, ни в какое сравнение с
терзаниями ожиданки не шло.
Некоторые факты носили недвусмысленный и неопровержимый характер.
Лигуна убили вне связи с его наркоделишками. Из квартиры, набитой под
завязку дорогим барахлом, не вынесли ничего, кроме больших полушарий
хозяина. Он обзавелся шприцом и, вероятнее всего, ввел себе загадочное
лекарство, действие которого теперь испытывал на себе я. Оно
чудодейственным образом влияло на работу мозга. И это было важно,
настолько важно, что Лигуна не просто пристрелили, а вскрыли его
черепушку и похитили головной мозг.
Ситуация предельно загадочная, притом она не сулила мне ничего
хорошего. Слишком велики шансы разделить судьбу Лигуна, если меня
здесь застукают. С одного боку, мной безусловно заинтересуется
полиция, с другого - таинственные охотники за мозгами. Это в
зависимости от того, кто меня засечет в связи с квартирой покойного.
Недурной переплет.
Мне было бы чертовски трудно объяснить при случае, что не я
угрохал толкача, а потом взял ножик, пилу и всласть поизмывался над
трупом. Пусть даже я видел двоих ребят из банды, громилу из черного
вездехода и хирурга из голубого полуфургончика. Поди их доищись,
попробуй докажи. А я - вот он, я, готовый образцовый подследственный,
хоть в рамочку вставляй.
Предстояло выбираться отсюда, как можно быстрее и незаметнее.
Однако у меня прорезался жуткий аппетит, пришлось пошуровать в
холодильнике. Там нашелся солидный кус копченого филе, и я умял его в
два счета. Лигуну эта еда, разумеется, уже ни к чему, не оставлять же
полицейским. А вот отхачить денег из бюро мне было тошно почему-то.
Может быть, потому, что наварены они на несчетных муках нашего брата
шпыря, не знаю. Взял только чудодейственный плоский флакончик.
Я четко понимал, что в нем лекарство от наркоты, мое спасение. Но
долго ли оно подействует и необратим ли его эффект, насколько долгий
курс уколов потребен - оставалось загадкой.
Передвигаясь по ночной квартире с тряпкой и стирая отпечатки
пальцев, я обнаружил у себя новую способность. Немного
сосредоточившись, я до мельчайших деталей вспомнил каждое свое
движение с того момента, как влез в окно. Каждый шаг, любое
прикосновение к предметам обстановки. Моя память работала со
сверхъестественной четкостью.
Параллельно я прикидывал, где может быть спрятан второй комплект
ключей, и быстро пришел к выводу, что проще выйти тем же путем, каким
вошел, через балкон. Только вот вскарабкаться по гладкой стене на
высоту в два моих роста не получится. Тут же в моих свежевылеченных
мозгах прорезалась абсолютно шальная идея. Сам же поначалу ее отмел,
но она моментально обросла расчетами, чуть ли не графиками и
чертежами, словно ею занималось целое проектное бюро у меня в
черепушке. Несколько минут ушло на додумывание, проверку и шлифовку
нюансов. Попробовать, во всяком случае, стоило, при всех сумасшедших
очертаниях идеи не обнаруживалось явного смертельного риска.
Рискнув зажечь свет в прихожей, я отыскал в одном из шкафов моток
тонкого синтетического троса, как раз то, что надо. Вылез на балкон,
пропустил трос через кольцо для бельевой веревки, подергал - годится.
Примерился, какой будет амплитуда, на сколько потребуется длины. Затем
отрезал нужный кусок сложенного вдвое троса, и двойной конец завязал
мертвой удавкой со стопором у себя на кожаном ремне. Отошел в другой
конец балкона, выбрал лишнюю длину, зажал в кулаке и взобрался на
перила. Вниз уходило темное ущелье улицы, в голове у меня
прокручивалось каждое движение, и сила толчка, и траектория, и вся
последовательность головоломного номера.
Натянув трос, я резко оттолкнулся ногами и полетел над
шестиэтажной пропастью, как мальчишка на ярмарочных гигантских шагах.
Спустя миг, точно вовремя, расслабил кулак и рухнул почти на всю длину
туго натянувшегося троса. Сумасшедшим маятником меня вынесло далеко за
угол дома, вдобавок еще подзакрутило. Надвинулся бетонный брандмауэр,
я самортизировал поджатыми ногами, отпустил остаток веревки и,
отчаянно качнувшись всем корпусом, сумел достать до пожарной лестницы.
Цирковой трюк удался. Не столько мне, сколько моим новым мозгам. Они
словно бы разделились на несколько частей, каждая заведовала
координацией движений, сообщалась с другими, обмениваясь выкладками и
указаниями, а еще одна часть охватывала процедуру прыжка в целом,
сводя все к общему руслу. Без такого ежемгновенного наития,
сложнейшего расчета и четкой корректировки я нипочем бы не сделал
того, что сделал. В крайнем случае, прыгал бы несколько раз, взбирался
бы по тросу на балкон и повторял бы попытку. Может, ушибся бы
разок-другой. А так все вышло чисто, гладко и, смею надеяться,
элегантно. Только любоваться и аплодировать было некому. Но я не в
претензии.
Без промедления я выдернул стопорный конец, распустил узел и
смотал трос, а моток спрятал за пазуху, чтобы выкинуть где-нибудь по
дороге. Спускаться по пожарной лестнице было чересчур рискованно,
любой случайный прохожий, увидев такое, заподозрил бы неладное и мог
поднять шум. Поэтому я поднялся на крышу, залез в слуховое окно,
сквозь кромешную темноту прокрался до чердачной двери, убрал обрезок
доски и тихонечко выглянул наружу. В подъезде тишь, никого. Лифтом
грохотать не стоило; я пешком отмахал вниз по лестнице и, как ни в чем
не бывало, вышел на безлюдную ночную улицу.
Никто меня не видел, никто не поднял тревоги. Обошлось.
Ласковая и душистая ночная темень льнула к лицу. Я был жив,
свободен, свеж как малосольная улитка и шел к себе домой. В нагрудном
кармане у меня имелся флакон с волшебным лекарством, а на плечах
голова с новехонькими отличными мозгами. В полной целости, как ни
странно.
3.
Много, невероятно много передумал я на долгом пути домой через
ночной город. Голова человеку дана, конечно, не только для того, чтоб
носить фуражку. Но прежде я и не подозревал, каким благом, каким
огромным наслаждением могут быть раздумия.
Непривычно пустынная и тихая столица простиралась вокруг меня, она
была темна и прекрасна, полна мерцания и трепета, нежных огоньков и
густых теней. И я шел по выпуклому боку планеты, погруженному в
космос, и у меня над головой переливалась бесконечная звездная бездна,
которую я ощущал как часть моего собственного, крошечного естества.
Был я ничтожной теплой пылинкой в громадном мироздании, дышал сочной
прохладой ночи, шагал по своим микроскопическим делам, и в то же время
вмещал всю глубину и ширь вселенского пространства, сливаясь с ним в
неизъяснимо пронзительной полноте.
Ну не смешно ли, отставной солдафон, полунищий инвалид на пенсии,
одинокий обломок человека, еще совсем недавно барахтавшийся в трясине
наркомании, и вдруг его посещают возвышеннейшие мысли и чувства,
достойные поэта или священника? Может, и смешно, только мне наплевать.
Я толком не понимал, что творится в моих мозгах, но без сомнения,
порошок из тайника произвел в них необычайный и важный переворот,
после которого в определенном смысле я стал другим существом, которое
ощущает и мыслит иначе, нежели прежде.
Целые реки мыслей привольно текли у меня в голове, одни пышные и
цветистые, на возвышенный манер, другие четкие и сухие, как
бухгалтерский отчет и косточки абака; всем им находилось место, ни
одна не была лишней или зряшной. Изрядная доля раздумий вращалась
вокруг нелепых и страшных обстоятельств гибели Лигуна. Чем дольше я
над ней размышлял, тем запутаннее представлялась эта история.
Довольно быстро я понял, что поначалу дал маху, сочтя громилу из
вездехода и паренька с фоторепортерским кофром членами одной шайки.
Тут явно действовали две разнородные силы, причем независмо друг от
друга. Те двое приехали и уехали порознь, один за другим. А на
оранжевый ковер из пулевой раны натекла изрядная лужа крови. Картина
получалась такая: первый убил и ушел, затем, позже, явился второй и
перетащил труп в ванную, чтобы вскрыть череп и вырезать мозг. Оба они
не доискались флакона с лекарственным порошком, который теперь лежал у
меня за пазухой.
Сам Лигун незадолго до смерти чуял неладное. Он явно собирался
дать мне какое-то поручение, наверняка важное и, скорей всего,
связанное с причинами последовавшего убийства. Так или иначе, я
оказался впутан в это дело, и оставалось лишь надеяться, что полиция
ничего не разузнает и не доберется до меня. А пуще блюстителей закона
мне следовало остерегаться лихих ребят, которые охотятся за мозгами.
Если они заинтересуются моей скромной особой, у меня есть все шансы
разделить судьбу Лигуна. С одним из них мы виделись нос к носу на
лестничной площадке, и у него в кофре лежали свежевырезанные большие
полушария убитого. Не то, чтобы я трусил, просто неохота гибнуть
по-глупому и неведомо за что. А кстати, трусость принадлежит к числу
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг