"Дром", окривевший на одну фару, помятый и побитый осколками, еще
оставался на ходу. Меня согревала надежда, что в столь поздний час мы
избежим встречи с полицейскими, которые наверняка не только разделят
мое удивление, но и проявят свойственное их братии бестактное
любопытство.
Перед тем, как застрявший поперек дороги лимузин покойного
Барладага скрылся из вида за поворотом, я взглянул в боковое
надтреснутое зеркальце и увидел далекий свет фар. Если это вызванные
на подмогу головорезы с виллы, нам лучше убраться с магистрали. Играть
с ними в догоняшки опасно, достаточно звонка по радиотелефону, чтобы
из города навстречу нам выехала целая орава бандитов, опозоренных
гибелью главаря и рвущихся освежить свою репутацию нашей кровью.
Поэтому я вызвал в памяти мелкомасштабную карту столичных
окрестностей, довольно легко сориентировался на местности, а затем
свернул с шоссе на узенькую грунтовку, которая наискось прорезала
молодую хвощевую лесопосадку. Теперь, когда нас никак не могли догнать
или перехватить, я снизил скорость до сорока стир в час и вздохнул
спокойно.
- Я думаю, нам лучше всего вернуться в тот домик, Джага. Других
предложений нет? - проговорил я, глядя, как слегка покореженный капот
бойко заглатывает узкую дорогу, озаряемую лучом единственной фары.
- Никак нет. Заночевать же где-то надо.
- А еще давайте сразу поговорим о денежной компенсации за ваше
сгоревшее заведение. Во сколько вы оцениваете ущерб?
- Ни во сколько.
- Пожалуйста, не надо так щепетильничать. У нас в багажнике лежит
чемоданчик, там триста пятьдесят тысяч с хвостиком, к вашему сведению.
Я полагаю, эти деньги не вполне мои...
- А чьи же еще? - всплеснул руками Джага. - Извиняюсь, что
перебил, конечно. Бросьте, "Щит Отечества" был застрахован, я ни марги
не потеряю. Другое дело, самого дома жаль, уютный был. Но не раскисать
же из-за этого.
- Ладно, отставим этот разговор, - пошел я на попятную. -
Давайте-ка прикинем наши планы на завтра. Во-первых, необходимо срочно
сменить машину. На этой теперь вообще никуда нельзя соваться. Вернуть
ее владельцу и заплатить за ремонт лучше попозже как-нибудь, а пока
поездим на другой.
- Нет проблем. Завтра же махну в город. Туда на попутках, а там
добуду тачку и на ней вернусь.
- Очень хорошо. Еще вам необходимо добыть себе новое оружие. Этот
"Брен", из которого застрелен Барладаг, придется выбросить.
- Жалко, я к нему привык. Очень справная машинка.
- И все-таки оставлять такую улику вам не следует, - веско
разъяснил я. - Хорошо еще, что она единственная.
- Слушаюсь, - Джага даже вздохнул от огорчения.
- А еще придется добыть для меня новое удостоверение личности,
кстати, желательно и водительское впридачу.
- Уяснил. Завтра же проверну и это.
- Пока хватит, - подытожил я и замолчал.
Помимо перечисленных мелких дел нам предстояло еще одно крупное:
отловить белобрысого Амахада Чажнура, отвезти его в наше загородное
пристанище и заставить разговориться. Но покамест обсуждать это было
ни к чему, все должно идти по порядку.
- Кстати, мы подъезжаем к мосту через речку, - сообщил я. - Самое
время и место избавиться от вашего "Брена".
- Может, оставим пока? - заколебался Джага. - Вдруг чего, а я без
оружия.
- Не думаю, что нам предстоят еще перестрелки. А на крайний случай
у нас ведь остаются два пистолета, не считая того дурацкого ампульного
со снотворным, - рассудил я, останавливая машину посредине моста,
перекинутого через небольшую тихую речку. - Бросайте "Брен". Глубина
тут, похоже, достаточная, никто его не найдет до скончания века.
Джаге очень не хотелось расставаться с пистолетом-пулеметом, но
приказ есть приказ. Хоть мы и стали штатскими по виду, на деле
по-прежнему я принимал решения, он их выполнял, а ответственность за
последствия лежала на мне. Если случится крупное невезение, и меня
задержат с бандитским "Мидуром" за ремнем, что ж, семь бед, один
ответ. Другое дело Джага, против которого власти могут выдвинуть разве
что обвинение в укрывательстве, да и то достаточно зыбкое. Он вовсе не
обязан знать, что Месакуна Трандийяара разыскивает полиция: чтение
газет пока что дело добровольное, даже в нашей стране.
Заметно пригорюнившийся Джага вышел из машины, оттянул затворную
раму "Брена", вынул затвор и сунул в карман. Потом швырнул
пистолет-пулемет в воду.
- Затвор на память оставлю, можно? - сказал он, плюхаясь на
сиденье. - Славное было дельце, не грех вспомнить когда-нибудь.
Против этого приступа сентиментальности я ничего не имел, и мы
покатили дальше.
- Разрешите спросить, вы в Бога верите? - ни с того ни с сего
поинтересовался Джага.
- Верю.
Не то, чтобы я мог похвастать особенным благочестием, однако,
по-моему, пройдя через войну, любой человек уверует в Бога, если у
него есть хотя капля мозгов. На фронте начинаешь отчетливо понимать,
насколько тонкие законы исподволь правят нашим сумасбродным миром.
Только лучше не выпивать с ротным капелланом, по ходу этого занятия
неизбежно впадаешь в горестные сомнения, ведущие к махровому атеизму.
- С позволения сказать, я тоже. Поэтому особенно не горюю, что
"Щит Отечества" сгорел. Это мне Бог послал. Честно говоря, вовремя, у
меня уже печень стала барахлить.
Мне показалась достаточно эксцентричной мысль о том, что Бог
занимается поджогом питейных заведений ради профилактики цирроза.
Впрочем, метафизика не моя стихия.
- Думаю вот, получу страховку и заведу себе новое дело. Знаете,
какое? - Джага сделал риторическую паузу. - Открою сыскное бюро, вот
что я сделаю.
Из дипломатических соображений я промолчал. И даже удержался от
хохота ценой титанических усилий.
- Это ж прямо золотая жила... - зачарованно добавил он. - Полтыщи
за сутки безо всяких налогов. И никакая санитарная инспекция плешь не
проедает...
Погрузившийся в мечтания Джага вскоре начал задремывать, свесив
голову на грудь. Янта на заднем сиденье, похоже, уснула еще с тех пор,
как мы углубились в полосу лесопосадок. Сверяясь мысленно с картой, я
вел машину по грунтовкам в обход столицы на юг. В общей сложности
прохождение маршрута заняло почти два часа, зато мы вернулись к
загородному дому на холме совершенно никем не замеченными.
Прошедший день меня здорово вымотал. Вдобавок все мои болячки
разнылись, предвещая перемену погоды. Уже не хотелось думать ни в
каком мозговом режиме и ни о чем.
Когда мы перетаскивали багаж в дом, начал слегка накрапывать
дождик. Я загнал увечный "Дром" в сарай, подальше от посторонних глаз.
Мало ли кто проедет мимо. Потом вернулся в дом. За пустым столом в
центральном холле сидела Янта.
- Дядюшка уже отправился спать, он очень устал, - сообщила она. -
Тебя покормить?
- Нет, спасибо.
Янта встала, когда я подошел к ней. Глаза цвета морской волны на
рассвете были распахнуты навстречу мне, сразу же я захлебнулся в них и
с радостью утонул. Ее красота повергала меня в цепенящую робость, до
сих пор с трудом верилось, что такая женщина снизошла до моих ласк
прошлой ночью.
- Ты ничего не хочешь мне сказать? - с ободряющей улыбкой спросила
она.
- Хочу. Но это займет уйму времени.
- Разве мы куда-то спешим?
- На это уйдут годы, - предупредил я.
- Тогда почему бы не начать прямо сейчас?
- Хорошо, начну. Я люблю тебя.
Она положила руки мне на плечи.
- Продолжай, пожалуйста.
- Я люблю тебя.
- Это я уже слышала.
- А я могу повторять это годами. Видишь, как много я могу тебе
сказать.
- Я буду очень благодарной слушательницей.
- А ты ничего не хочешь мне сказать? - я крепко обнял девушку,
впитывая ладонями дрожь, прошедшую по ее телу.
- Скажу. Возьми меня здесь. Прямо на полу, - потребовала она.
- Ничего подобного, - возразил я, подхватил ее на руки и понес по
скрипучей лестнице в мансарду. От моей беспримерной усталости не
осталось и следа.
- Опусти меня, тебе тяжело, - шепнула она, впрочем, даже не
пытаясь высвободиться.
- Это тебе так кажется, - я распахнул дверь продетой под ее колени
левой рукой.
В комнате стояла непроглядная темень, однако зажигать свет я не
стал.
- Ну почему ты все делаешь не так, как я прошу? - лукаво попеняла
Янта, приникнув щекой к моему плечу.
- Сам не знаю, - я опустил ее на скрипнувший тюфяк из водорослей и
сознался. - У меня отвратительный характер.
Тугая пуговка на вороте бисерной блузки наконец выскользнула из
петельки, следующую Янта уже расстегнула сама.
- Как здорово. У меня тоже характер жуткий.
Не церемонясь, мы кидали снятую одежду на пол. Потом, обнаженные,
плотно приникли друг к другу.
И снова мы качались на океанских волнах, падали сквозь бездны
влажного пламени, задыхаясь в изумительном угаре. Мы были двумя
трепещущими скользкими рыбами, расплющенными толщей глубоководного
безмолвия. Мы впитывали судороги друг друга, ввинчиваясь по спирали
стона в недра пульсирующего сумасшествия, тело Янты выгибалось
радугой, мои мышцы изнемогали от блаженного бешенства, искрящийся
космос взрывался в тайниках плоти и длился, и нарастал, и тихо гас, а
в обрушившейся пустоте долго теплилась благодарная нежность. Я
поцеловал Янту между грудей и перекатился на спину.
За мансардным окном шелестел дождик, мы лежали, растворяясь в
непроглядной тьме. Ночь сомкнулась черным шелестящим коконом вокруг
нас, единственных обитателей крошечного мироздания. Насколько я люблю
ночную пору, настолько терпеть не могу междусолнечье, когда спать
приходится за плотными занавесками. Но сейчас темнота мешала мне
любоваться Янтой.
- Месакун, ты опять не сделал так, как я просила - с тихим укором
проговорила она.
- Понимаешь, не могу. Не могу я так, и все. Разве тебе было плохо
со мной?
- Глупый. Мне было изумительно.
- Тогда в чем же дело?
- Не слушай меня, - она положила голову мне на плечо. - Я вообще
не знаю, чего хочу. А ты чудесный...
Вот теперь я уже точно вымотался до предела. Ее голос доносился
неразборчиво сквозь плотную толщу мрака. Я выскальзывал из
собственного тела и плыл в никуда, осязая лишь, как дыхание Янты тлеет
на моей щеке, и не было сил обнять ее, прижаться всем телом, сказать,
до чего я ее люблю, люблю...
Крик Янты вырвал меня из сна одним махом. Пронзительный,
сдавленный, нечленораздельный крик. Моя рука метнулась под подушку и
нашарила там пустоту.
За окошком лепетал дождик, стояла глубокая ночь, мы лежали одни в
темной комнате. Пистолет валялся вместе с одеждой на полу, впрочем, я
зря переполошился спросонок. Янте приснился кошмар, только и всего.
Схватив девушку за плечи, я подул ей в лицо, так по старому
поверью отгоняют злых ночных духов. Колдун из меня никудышный,
впрочем, Янта обмякла и прерывисто вздохнула.
- Ох, милый, прости, я тебя разбудила...
Вздрагивая, она прильнула ко мне, уткнулась в грудь мокрым лицом,
совсем по-детски шмыгнула носом. Жуть внезапного пробуждения
отхлынула, сменившись трогательным затишьем. Я баюкал ее, легонечко
поглаживая вдоль спины, потом незаметно для себя перешел к осторожным
тягучим ласкам. Мы парили в бесконечности теплого мрака, желание
подкрадывалось, медленно сгущалось. Янта подкралась губами к моему
рту, ее пальцы скользнули вниз по животу и цепко сжались. Сдавленно
ахнув, она откинулась навзничь, притягивая меня с жадной поспешностью,
щедро распахнулась подо мной. Исчез шум дождевых капель, исчезла тьма,
исчез поскрипывающий тюфяк, вообще все исчезло. Были только мы, и
больше ничего.
Самая дивная и невероятная ночь в моей жизни. Еще ни одна женщина
не дарила меня таким всепоглощающим самозабвением, ни с одной не был я
настолько неутомим, ни одна не впитала столько моей нежной ярости,
выплеснув не менее яростную нежность в ответ.
А после мы лежали рядышком, держась за руки, переполненные друг
другом и опустошенные, не нуждаясь в словах. Все уже было сказано
молча, при посредстве осязания, которое неспособно фальшивить. Однако
Янта вдруг заговорила вполголоса, отчетливо и сухо роняя фразы.
- Месакун, мне нужно тебе рассказать, что со мной случилось. Хотя,
может, лучше промолчать. Но ты имеешь право знать про меня все.
- Хорошо, я слушаю тебя.
Немного помедлив, она продолжила.
- Месакун, я грязная тварь. Я ненавижу себя.
И снова сделала паузу. Ее истовое самобичевание казалось мне
чуточку несерьезным. Я надеялся, что за всем этим кроется наивно
раздутый сущий пустяк, что-нибудь вроде обыкновенной подростковой
мастурбации и неотделимых от нее терзаний из-за собственной якобы
уникальной, чудовищной порочности.
- Пожалуйста, не надо так...
- Я тебя недостойна.
- Да что ты такое говоришь, - изумился я.
- Ты просто не знаешь, - отрезала она. - Прости, придется тебе
рассказать. Это случилось почти год назад. Поздно вечером я
возвращалась от подруги. Та еще предлагала вызвать такси, но я
отказалась. Погода была прекрасная, хотелось прогуляться пешком. До
сих пор себя кляну за дурость.
Янта говорила отрывисто и быстро. Каждая фраза давалась ей почти с
физическим усилием.
- Я уже почти дошла до дома. В парке навстречу мне попались двое.
Типичные подонки. Пытались со мной заговорить, но я молча прошла мимо.
Тогда они сзади схватили меня за волосы. Зажали рот... - она перевела
дыхание, ее пальцы скрючились в моей ладони. - Месакун, они меня
изнасиловали.
Так вот оно что. Меня ожгла вспышка бесплодной ярости. Дорого бы я
дал, чтобы эти двое встретились на моем пути.
Повисло тяжкое беспросветное молчание. Лишь мириады дождевых
капель мягко шелестели в ночи. Янта скрипнула зубами. Осторожно я
разглаживал ее окостенелый от напряжения кулачок.
- Янта, милая...
- Что? - убитым голосом произнесла она.
- Даже не знаю, как сказать. Все в прошлом, понимаешь? Что бы ни
было, это прошло. А мы здесь.
Мои слова прозвучали убого, я не знал толком, что сказать, как ее
успокоить. Янта содрогнулась всем телом.
- Если бы ты только знал, как они надо мной куражились. Я укусила
одного за руку. Тогда он сдавил мне пальцами щеки, раздвинул челюсти
и, понимаешь... своим вонючим... я... я задыхалась...
- Прошу тебя, перестань. Не надо. Успокойся.
Меня корежила нестерпимая мука. Ярость, жалость, бессилие перед
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг