приближается беда. И не знал, как ее избежать. Больше всего мне
хотелось взять Герку за руку и увести отсюда, но я понимал, что из этого
ничего не выйдет, кроме скандала. Другим тоже, видимо, было не по себе, но
даже отойти и посовещаться нельзя было, и мы бессмысленно стояли, сбившись
в кучу между какими-то старыми сундуками и обтрепанными картонными
футлярами, доверху набитыми грязным бельем, тряпьем, рваной обувью. "Черт
те во что превратили квартиру, неряхи!" - брезгливо подумал я и уловил то
же брезгливое и недоумевающее выражение в глазах у Соколова.
Соколов сейчас же отвел глаза и, будто рассердившись на себя, громко
сказал:
- Ну, Пестряков, раз уж я за это дело взялся, я его и до конца доведу.
Ты меня не первый год знаешь, так что не надейся, чтобы я ни с чем ушел. А
давай-ка ты напиши мне, а также представителям от школы и от домовой
общественности обязательство, что берешься в кратчайший срок покончить с
религиозным дурманом у себя в семье и тем самым перестанешь препятствовать
коммунистическому воспитанию и счастливому детству своего сына, Пестрякова
Германа, ученика седьмого класса...
- Про Мурчика пускай напишет! - прохрипел Герка.
- Умолкни, чертенок! - яростно воззвала бабка из-за угла коридора. -
Нет бы о душе думать, а он все о своем нечистике печется! Тьфу, сгинь,
сатана!
- Мамаша, вы бы на кухне пока посидели! - с досадой посоветовал
Пестряков. - Не встревайте в разговор без надобности.
- Нет, погоди-ка, Пестряков! - почти весело сказал вдруг Соколов. - Дай
мамаше высказаться. Ты же нам тут объяснял насчет насилия над личностью, а
сам что? И чего это ты, кстати, гостей в передней держишь? Некрасиво ведь
получается! В какую комнату нам идти, показывай! И вы, мамаша, с нами
зайдите, поговорим.
- Я с безбожниками разговаривать не желаю! - вызывающе заявила бабка.
- Вот те на! - изумился Соколов. - А с ним как же, с сыночком родным?..
Или ты, может, верующий, Пестряков? Выскажись откровенно!
- Да болтает она всякое по старости, слушайте вы ее! - досадливо и
растерянно сказал Пестряков. - Давайте сюда, что ли... А вы, мамаша, шли
бы, говорю, на кухню. Мешаете вы нам своими высказываниями.
- Нет, почему? Мне лично твоя мамаша очень даже помогла! - возразил
Соколов.
- Идемте, идемте, мамаша! Безбожников сейчас всюду полным-полно, и не
можете вы так построить свою жизнь, чтобы с ними совсем не разговаривать.
Из раскрытых дверей комнаты в переднюю легла широкая полоса света, и
тут мы впервые разглядели зловещую Геркину бабку.
Я, признаться, несколько даже опешил. Голос у нее был какой-то
въедливый, елейно-скрипучий, как у настоящей старухи-богомолки. А
оказалось, что никакая она не старуха - невысокая, но крепкая,
поворотливая и очень моложавая. Сыну, надо полагать, было лет сорок, а ей
тогда шестьдесят, что ли, - но она вполне сошла бы за его ровесницу, тем
более, что Пестряков огрузнел и выглядел старше своих лет. И одета она
была не на деревенский лад, как я себе представлял, а по-городскому и
очень аккуратно - синее платье с белым воротничком, капроновые чулки,
туфли на каблучках. Волосы, темные, с еле приметной проседью, аккуратно
подобраны в пучок, на плоском желтоватом лице почти нет морщин. Все на нее
уставились, как и я, а она только ехидно усмехалась да нас, в свою
очередь, глазами сверлила. А глаза светлые, пронзительные, тошнотворные
какие-то.
- Со всякими, конечно, приходится в жизни говорить, это правильно вы
заметили, - елейно проскрипела она этим своим некомплектным голосом. - Но
это ежели по надобности. А с вами, извините уж, мне разговаривать никакой
надобности нет. Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых!
- Ну, тогда минуточку только, - остановил ее Соколов. - Вас как по
имени-отчеству?.. Ах, Клавдия Николаевна? Скажите, Клавдия Николаевна, вы
всю жизнь вот так к богу привержены были или же только в последнее время
увлеклись?
- Исповедоваться я вам не намерена! - надменно заявила она. - А к богу
обратиться, между прочим, никогда не поздно: он милосерден, господь-то
наш...
- Вот именно! - глухо кашлянув, сказал вдруг Иван Иванович. - Бог
милосерден, а христианин должен быть кроток, смиренен и любить ближнего
своего. Я это еще в детстве усвоил, на уроках закона божия. А в вас,
Клавдия Николаевна, что-то не вижу я ни любви к ближнему, ни кротости и
смирения.
Впрочем, может, вы не принадлежите к официальной православной церкви, а
разделяете взгляды какой-либо секты?
Клавдия Николаевна продолжала елейно и ехидно усмехаться, но улыбка ее
будто пригасла, а в глазах мелькнуло что-то - не то страх, не то злоба.
- И опять же не ваше это дело! - отрезала она. - В грехах я богу
исповедуюсь, но не безбожникам окаянным.
- Только богу? А не священнику? - задумчиво спросил Иван Иванович. -
Понятно. А какая секта, это все же секрет? Не знал я, что есть такие
верования, которые нельзя исповедовать открыто, на благо ближних...
- Изыди, сатана! - яростно прошипела вдруг Клавдия Николаевна.
Лицо ее так исказилось, что я инстинктивно отшатнулся от нее, слегка
толкнув Герку. Мурчик в корзине глухо мяукнул от ужаса, а Герка совсем
позеленел и еле держался на ногах.
- Да она сумасшедшая! - с ужасом прошептала Лидия Ивановна.
Мне тоже показалось, что она не в себе. Но кто ее знает, то ли она
сумасшедшая, то ли просто характер такой подлый.
Соколов все смотрел на нее, слегка сощурив глаза, с тем брезгливым и
опасливым любопытством, с каким посетители Зоопарка разглядывают ядовитых
змей или крокодилов. Теперь он вдруг потерял к ней интерес, повернулся на
каблуках и отрывисто бросил:
- Ну, хватит. Садись, Пестряков, вон туда, за стол, писать будешь!
Пестряков, потный, грузный, в грязной голубой майке и мятых брюках,
послушно и растерянно уселся за стол, локтем подвинул неубранную с обеда
хлебницу, сдунул с клеенки крошки и ладонью растер лужицу пролитого супа.
- Свинюшник развели... - виновато пробормотал он. - Ленка! Бумаги дай и
чернильницу!.. Ушли они, что ли, пока я спал? - удивился он, видя, что
никто не появляется на его зов.
"Они, наверное, и ночью преспокойно спали, хотя не знали, где Герка, -
подумал я. - Ну народец!"
Герка поставил корзинку на пол, поспешно достал из портфеля тетрадку и
авторучку, выдрал из середины тетрадки две странички в клетку, положил на
стол перед отцом и тут же отступил к корзинке.
- Ну, говори, чего мне писать-то! - хмуро сказал Пестряков, неуклюже
зажав ручку в толстых, негнущихся пальцах.
Соколов четко продиктовал текст обязательства, а после слов о
счастливом детстве Пестрякова Германа добавил:
- "А также обязуюсь по мере сил помогать моему сыну Герману в изучении
природы, к которой он имеет научный интерес, а именно - оберегать от
разных посягательств дрессированного ученого кота, по кличке Мурчик,
поскольку сын мой Герман проводит с ним опыты..." Какие опыты, Игорь
Николаевич, обозначьте поточнее? - обратился он ко мне.
- "...представляющие серьезную ценность для науки!" - закончил я.
- Все, что ли? - спросил Пестряков.
- Нет. Напиши еще вот что: "И в этом я даю свое твердое и несокрушимое
партийное слово".
- Насчет кота - партийное слово? - жалобно и недоверчиво протянул
Пестряков.
- Вот пойду я в партком, расскажу, что ты вытворяешь. Тебя там по
головке за такие штучки не погладят!
- Уж я-то раньше тебя в парткоме побываю и сам все расскажу, не трудись
попусту, - усмехнулся Соколов. - Пиши, пиши, Пестряков, и дурачка из себя
не строй. Не насчет кота даешь слово, а насчет науки и воспитания детей,
ясно тебе? Развел у себя дома всякий дурман и туман да еще брыкаешься.
Тебе же польза будет от такого обязательства: глупостей меньше наделаешь,
как вспомнишь, что пообещал партии.
Я не знаю, правильно ли поступал Соколов с точки зрения устава, но мне
очень нравились его решительность и находчивость и этот странный стиль
обязательства, неуклюжий и торжественный, чем-то напоминающий декреты
местных революционных властей в первые годы после Октября. И сам Соколов
мне понравился - невысокий, коренастый, очень широкоплечий и крепкий, с
такими же смешливыми голубыми глазами, как у Валерки. Я его вообще-то в
тот вечер впервые разглядел, а то мы с ним встречались мимоходом, больше
на лестнице.
Соколов внимательно прочел обязательство и положил на стол.
- Подпишись теперь, Пестряков, и номер партийного билета проставь...
Так!
Дату поставь... Теперь пускай сын ознакомится с текстом, поскольку ты о
нем пишешь. Парень, ты где?
Я-то знал, где Герка. Многотерпеливый Мурчик минут пять назад начал
глухо подвывать в корзине. И я и Герка отлично поняли, что ему нужно.
Герка развязал корзину и пошел вместе с Валеркой провожать кота. Я
выглянул в коридор - так и есть, мальчишки стоят в почетном карауле у
дверей уборной, а на кухне яростно шипит бабка.
- Герка, пойди сюда на минутку! - позвал я.
Герка опасливо покосился на кухню и очень неохотно пошел в комнату.
Каюсь: я просто постеснялся подменить его на посту, а ведь чувствовал, что
беда близка.
А дальше все уложилось в какие-то секунды. Что-то злобно пробурчала
бабка, хлопнула дверь, послышался испуганный крик Валерки. Я уже бежал по
коридору, за мной Герка. Мы влетели на кухню, кинулись к окну, оттолкнув
старуху, увидели, как Мурчик отчаянно цепляется за карниз передними
лапами, Герка бросился животом на подоконник, перегнулся вниз, протянул
руку к коту... в ту же секунду когти кота царапнули по краю и
соскользнули. Мурчик упал на карниз седьмого этажа, перевернулся, скатился
с него, тщетно пытаясь уцепиться за что-нибудь когтями, глубоко внизу были
какие-то провода, он летел прямо на них, и я понимал, что провода разрежут
его насквозь, но он проскользнул между ними, уцепился когтями одной лапы
за провод, секунду раскачивался, пытаясь ухватиться, но опять сорвался и
полетел вниз, на неровный, растресканный асфальт двора.
Я до сих пор не уверен, что действительно видел все это. Скорее это
была телепатема, очень яркая и точная. Я не мог смотреть туда, вниз,
потому что в то мгновение, когда когти Мурчика сорвались с карниза, Герка
потерял равновесие и кувырнулся через подоконник головой вперед. Я успел
наклониться и крепко схватить его за ноги, но сам чуть не упал, резко
перегнувшись вперед, а Герка ударился лицом о стену и потерял сознание.
Еще немного, и мы оба сорвались бы, но меня уже держали за пояс, за плечи
и тянули назад.
Кухня была полна народу, кто-то пронзительно кричал, кто-то громко
навзрыд плакал, кто-то командовал:
- Неотложку! Напротив, у Малаховых есть телефон!..
Кто-то тревожно спрашивал:
- Глаза целы? Почему так много крови?
Мне подсунули стакан с водой, я выпил, поглядел на Герку, сказал, чтобы
его пока не трогали и ждали неотложку, а сам кинулся вниз сломя голову,
забыв про лифт, прыгая через ступеньки. Я знал, что Мурчик жив - пока жив,
- что ему очень плохо, очень больно и страшно, и он ждет помощи. "Я иду, я
иду, котенька!" - молча кричал я, сбегая по бесконечным маршам лестницы.
Кто-то уже подошел к Мурчику, это я почувствовал в последние секунды...
Скорее, скорее!
Мурчик лежал, бессильно распластавшись на боку, его яркие глаза
помутнели.
Он дышал с клокочущим хрипом, и на губах его пузырилась кровавая пена,
вздуваясь и опадая от дыхания. Валерка сидел перед ним на корточках и с
ужасом глядел на эту шевелящуюся красно-розовую пену.
Я осторожно взял Мурчика на руки: он глухо застонал, но слегка прижался
ко мне, даже попытался уцепиться за рукав стесанными до крови когтями, и
это меня немного успокоило. Да и вообще мне почему-то казалось, что Мурчик
останется жить; может быть, сам Мурчик это знал или, вернее, его организм
знал.
- Я отнесу его к твоей маме и попробую дозвониться одному ветеринару,
он живет в соседнем доме, - сказал я Валерке. - А ты беги к Пестряковым и,
если Генка пришел в себя, скажи ему, что Мурчик жив. Он действительно,
по-моему, выздоровеет.
- Ой, вряд ли! - усомнился Валерка. - У него все внутри отбито, я же
вижу.
Но Герке-то я совру, а то и он помрет, от одного горя даже.
- Постой! - окликнул я его. - Как бабка добралась до Мурчика?
- Он на кухню пошел воды напиться. Боялся, а пошел все же. Миска с
водой тут же стояла, у двери. Он пьет, я стал на пороге, смотрю на него, а
она как толкнет меня локтем в грудь - я в коридор отлетел, а она как
замахнется на Мурчика чугунной сковородкой, а в дверь его не пропускает, а
он от нее и на подоконник, а она опять к нему. Тут я как закричу, а кот
уже на самом краешке, она его сковородкой спихивает, а он упирается, и тут
вы с Геркой прибежали.
Уложили мы Мурчика на мягкую подстилку. Ксения Павловна все плакала и
себя ругала: не надо было, мол, отпускать туда Герку. Вызвал я ветеринара.
Он тут же пришел, осмотрел Мурчика и сказал, что переломов вроде никаких
нет.
Неплохо бы завтра свозить кота на рентген в поликлинику; но вообще,
скорей всего, он отлежится недельку и встанет. Вправил вывихнутую лапу,
смазал зеленкой израненные подушечки на лапах, прописал какие-то
лекарства. Ксения Павловна пошла в аптеку, а я укрыл Мурчика куском
фланели и помчался к Пестряковым. Карета неотложки уже стояла у их
подъезда.
Герка пришел в себя, но еле дышал и был пугающе бледен. Кровь у него с
лица смыли, а ссадины замазали зеленкой - выглядело это фантастично и
страшно.
Крови было так много, потому что он нос разбил, - нос теперь распух,
посинел и, видимо, очень болел. Лоб был рассечен наискось, уж я не знаю,
обо что Герка так ударился: может, в стене оказалась неровность, шов
какой-нибудь, - все лицо в ссадинах и царапинах, и руки тоже. Я сказал
ему, что у Мурчика был врач, что кот скоро выздоровеет. Герка скривил рот
- не то он улыбнуться хотел, не то заплакать.
- Ничего, до свадьбы все заживет, - говорил молодой очкастый доктор, но
лицо его было озабоченным.
Пока он мыл в ванной руки, я, на правах докторского детища и почти
коллеги, расспрашивал, что с Геркой.
- Не нравится мне его состояние, - серьезно сказал врач. - Все ушибы и
ссадины и даже то, что он головой ударился довольно сильно, - это полбеды.
У него рвоты нет, резкой головной боли тоже - значит, обошлось без
сотрясения мозга. Ну, полежал бы два-три дня, потом ходил бы
разукрашенный, как индеец, только и всего. А тут почему-то резкая
слабость, бледность, почти коллапс...
не пойму, в чем дело. Нервный шок, что ли?
Я подтвердил, что нервный шок наверняка есть, и вкратце обрисовал, как
было дело; доктор чертыхался сквозь зубы, слушая мой рассказ. Но меня
заботило еще другое, и я сказал доктору о своем подозрении насчет
туберкулеза.
Доктор неопределенно пожал плечами.
- Не исключено... Анализ у него действительно соответствующий, а я не
так уж внимательно прослушивал легкие. Но это все равно не объясняет его
теперешнего состояния.
- А если травма разрушила уже измененную легочную ткань, если там...
ну...
разрыв, внутреннее кровоизлияние? - предположил я, чувствуя противное
посасывание под ложечкой.
- Ну-ну! - чуточку покровительственно возразил доктор. - Сразу видно,
что никто из ваших родителей не был фтизиатром. Внутреннее легочное
кровоизлияние создало бы пневмоторакс, а клиническая картина пневмоторакса
слишком характерна, ошибиться невозможно. Мальчик лежит спокойно, на
острые боли не жалуется, дышит без затруднений... Впрочем, я его сейчас
еще послушаю, только сбегаю вниз, позвоню.
Из соседней комнаты слышались всхлипывания и причитания Татьяны - она
появилась, пока я бегал за Мурчиком, - и ровный голос Лидии Ивановны,
что-то говорившей Пестрякову. Иван Иванович и Соколов уже ушли. Бабка
куда-то исчезла - я ее не видал с той минуты, когда мы с Геркой ворвались
в кухню и она попятилась от окна, держа сковородку в руке, - и никто о ней
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг