нашей лаборатории. Во-вторых, Ленечка не дружит ни с кем из
эксплуатационников - он и из наших-то мало с кем общается, - а он явно
видел кого-то хорошо знакомого и неумело пытался защитить его своей ложью.
Но кого? Одну примету он, впрочем, назвал: голос у этого человека очень
похож на голос Аркадия... Тут я терпеливо перебрал всех наших, с кем у
Чернышева были хоть какие-то связи, кроме самого факта совместной работы в
институте, и постарался припомнить, как они говорят... Но ничего даже
отдаленно похожего я не вспомнил. У Аркадия голос вообще ведь очень
характерный... такой звучный, баритонального тембра, с легкой хрипотцой...
Впрочем, даже не в голосе дело, а в манере говорить, в этой
насмешливо-высокомерной растяжечке, которая иногда злила меня, казалась
нарочитой...
Да, но вот ведь что... В этой истории мог участвовать не один человек!
Во-первых, мог все же существовать "эксплуатационник" из моей версии, то
есть человек, к которому Аркадий пошел в пять часов и который угостил его
питьем со снотворным, а сам преспокойно ушел из института. Во-вторых,
возможно, что в начале шестого в нашей лаборатории был один человек, а в
одиннадцать часов - совсем другой. Ведь видно, что Чернышев хорошо знает
того, кто выходил из лаборатории, и отказывается говорить о нем; а в то же
время он ничуть не пытается оберечь того, чей голос слышал из коридора, и,
видимо вправду, не знает его...
Однако же, что за карусель получается! Не институт, а проходной двор
какой-то! Ходят, приходят, проходят сквозь запертые двери, как призраки...
исчезают тоже, как призраки, раз вахтер их не видит... Да, в самом деле,
куда же они оба девались, если вахтер их не заметил? Первый, допустим, мог
пробыть у Аркадия совсем недолго, минут десять - пятнадцать, и уйти еще в
общем потоке, не будучи замеченным. Но вот второй! Либо он был в институте
до одиннадцати, либо вернулся туда вечером. Во всяком случае, он минимум
один раз должен был показаться в проходной в неурочное время. А вахтер
утверждает, что в тот вечер в институте оставались только двое: Левицкий и
Чернышев...
Дальше: что может означать этот загадочный обмен фразами? Фразы,
собственно, крайне общие и банальные, их можно применить к явлениям любого
порядка. Например: люди уговорились пойти в ресторан или на рыбалку...
Один другого спрашивает: ты как, не передумал? Да, но кто же станет из-за
разговора о ресторане или о рыбалке лезть со своим ключом в чужую
лабораторию и таинственно сидеть там взаперти, ожидая хозяина? Не та
обстановка! И финал не тот, главное... Тогда что же? "Не передумал ли ты
отравиться?" Ерунда какая-то!
Нет, фактов решительно недостает ни для какой версии! И вообще, видимо,
дело такое запутанное, что надо бы мне самому затаиться в тот вечер в
нашем техническом отсеке и слушать - кто говорит, что говорит, и так
далее. Тогда бы я все распутал и спас бы Аркадия...
Тут опять что-то промелькнуло в моем мозгу стремительно и неудержимо...
какая-то слепящая вспышка в туманной оболочке. И я опять ничего не поймал,
а только прижмурился покрепче, будто она через глаза убегала...
В общем, я понял, что на данном уровне ничего больше не выжму из своих
серых клеточек, и решил пойти к Чернышеву за добавочной информацией.
"Мне-то Ленечка откроется! - подбадривал я себя. - Это он при Линькове
говорить не хотел!"
Я дошел до конца коридорчика и только хотел повернуть налево, к
лаборатории Чернышева, как вдруг увидел, что оттуда выходит Линьков. Меня
словно горячим паром обдало! Я хотел удрать, но не мог, да и поздно было -
Линьков меня сразу заметил. Я видел, что он смутился. Но он прошел мимо,
на ходу задергивая застежку-"молнию" своей разбухшей папки, и только
небрежно кивнул мне, а я все стоял, будто прирос к щербатым плиткам
паркета.
Значит, он нарочно отделался от меня, чтобы наедине расспросить
Чернышева? Вот до чего он мне не доверяет теперь! Нет... не то! Почему же
он сначала преспокойно расспрашивал при мне, а потом не захотел?
Догадался, кого назовет Чернышев?
Возможно... Однако не понимаю, почему именно мне нельзя об этом
знать... Нет, что касается Линькова, это понятно: я не сотрудник
прокуратуры, и даже если б он мне полностью доверял... Но Чернышев,
Ленечка Чернышев! Я вдруг сообразил, что Ленечка не зря глядел на меня с
таким ужасом: он, видимо, считал, что тайна, которую я из него пытаюсь
вытянуть при содействии следователя, должна строго сохраняться в моих же
собственных интересах, и он не понимал, почему я так странно веду себя. То
есть он был уверен, что я знаю, кто вышел из нашей лаборатории в
одиннадцать вечера! Но тогда... тогда... У меня перехватило дыхание, я
даже простонал от внезапного болезненного озарения. Тогда речь может идти
только об одном человеке - о Нине! Идея бредовая, конечно, но ведь в этой
истории все граничит с бредом, и чем безумней идея, тем она, может быть,
правильней...
Я вернулся в лабораторию, чтобы обдумать все это до разговора с
Чернышевым. Ленечка, по идее, сам должен прийти ко мне сейчас и все
изложить со всей прямотой. А я пока подумаю...
Нина! Может, потому она и ведет себя так странно? Тут я запнулся: нет,
поведение Нины в эту концепцию как-то не очень укладывается... Но я решил
в это пока не вдумываться - ведь недомолвки Чернышева могли иметь только
одно, именно это значение.
Хорошо, допустим, Нина. Нет, не в том смысле, что она причастна к
смерти Аркадия, это даже в рабочую гипотезу не лезет! И вообще она ушла из
института вместе с другими девушками из расчетного отдела и сидела с ними
в кино, так что алиби у нее железное... Да, но на более поздние часы у
нее, возможно, нет алиби... Сеанс начинался в 19:10, две серии, - ну, это
часа три, может, и чуть побольше, фильм зарубежный... Значит, вышли они из
кино в одиннадцатом часу, может, даже в половине одиннадцатого. Нине домой
идти примерно мимо института... крюк небольшой. Допустим, она решила
позвонить мне: я ведь говорил, что допоздна буду в лаборатории... Нет;
Аркадий ей сказал, что я ушел из института... и дверь лаборатории была
заперта. Зачем же она звонила? А если она именно с Аркадием хотела
поговорить? О чем? Допустим, я могу и не знать, о чем... Аркадий ей
ответить уже не мог, он был без сознания. Ответил тот, с похожим
голосом... Он так все время и сидел там, значит? Странно... но допустим.
Ему показалось выгодно заманить Нину в институт, навлечь на нее
подозрения, запутать дело... Теперь: как Нина попала в институт? Неужели
вахтер ее не запомнил? Ладно, это потом выясним. Как-то, значит, попала.
Пришла в лабораторию и... Тут я глянул на часы и ужаснулся: без пяти пять,
мне пора идти, а Ленечка все не приходит да не приходит!.. Ну, что ж,
тогда я сам по дороге загляну к нему. На Ленечку нельзя обижаться, это
существо сложное и высоко специализированное.
Лаборатория Чернышева была заперта. Я, не веря себе, подергал дверь,
даже постучал тихонько. Посмотрел на часы - 17:00. Ленечка, который днюет
и ночует в своей лаборатории, сегодня ушел раньше времени. Избегает
встречи со мной, все понятно. Только почему бы? Линьков, что ли, запретил?
Возможно. Очень возможно. Но это значит, что Линьков всерьез подозревает
Нину? Нелепость, он же умный человек!
Я даже не заметил, как дошел до скверика. Есть такой скверик, в двух
шагах от института, на углу. Маленький, но очень тенистый и уютный. Мы
туда в обеденный перерыв ходим посидеть, если время остается.
Только я уселся на скамейку, появилась Нина. У меня даже сердце
защемило от жалости - какая она бледная, и глаза печальные... Ничего,
сейчас мы поговорим с ней по-хорошему, она мне все расскажет, и мы вместе
что-нибудь придумаем. Только надо ее сразу подбодрить. А то вот она и на
скамейку садится как-то боком, и от меня отодвигается подальше... Бедная
девочка! Я почувствовал себя сильным и надежным, этакой несокрушимой
опорой бытия.
- Нин, ты, главное, не волнуйся, - сказал я максимально задушевным
тоном и погладил ее руку. - Мы же с тобой друзья, мы всегда поймем друг
друга, если что...
Нина медленно и как-то странно посмотрела на меня.
- Да? Ты в этом так уверен? - с горечью произнесла она и отвернулась.
- Что касается себя - безусловно! - заявил я. - Но ты, видимо, не
веришь в это и потому как-то... ну, нервничаешь.
Нина опять уставилась на меня широко раскрытыми, немигающими глазами, и
вдруг я понял, что она разглядывает меня с недоумением и ужасом... совсем
как Ленечка Чернышев, когда мы сегодня пришли к нему с Линьковым. Мне
сразу сделалось неуютно и тоскливо.
- Нина, ты что так смотришь? - не выдержав, спросил я наконец.
- Ты не знаешь, почему? - Нина опустила голову и начала теребить
ремешок сумки. - Что ж, если не знаешь, то... - Она долго молчала, потом
спросила каким-то неестественным, сдавленным голосом: - А с какой это
стати ты именно сейчас заговорил о доверии и взаимопонимании?
- Ну... вообще... - Я совсем растерялся и не знал, что сказать. - Мне
показалось, что ты... что у тебя на душе что-то есть... И потом, вот с
Чернышевым я говорил сегодня...
- С Чернышевым? - быстро спросила Нина и опять замолчала, что-то
обдумывая. - Да, Чернышев ведь был в тот вечер в институте. Он... он
видел? - почти выкрикнула вдруг она. - Ну говори, что ж ты молчишь! Он
видел?!
- Да... - нерешительно ответил я. - Видел...
Нина глубоко вздохнула.
- Тогда чего же ты не понимаешь? - почти спокойно спросила она.
Во время этого странного разговора мне в основном казалось, что я
вообще ничего не понимаю. Даже если моя гипотеза ошибочна и Нина не была
тогда в лаборатории, то почему она смотрит на меня так, будто я ее обвиняю
в убийстве и волоку в милицию?
- Нина, - сказал я решительно, - давай говорить прямо! Чернышев сказал,
что он видел в тот вечер, в одиннадцать часов, как из нашей лаборатории
выходил человек. Но он явно соврал мне и Линькову, что не разглядел, кто
это. Он почему-то хотел защитить этого человека...
- Тебя это, кажется, удивляет? - с горькой иронией спросила Нина.
Я посмотрел на нее. Она сидела слегка откинувшись на спинку скамейки и
запрокинув голову, и опять меня поразило, до чего Нина красивая.
Классически красивая, хотя и вполне современная с виду. Но вот, например,
профиль - удивительно чистые, чеканные очертания, для современной
красавицы это вовсе не обязательно... Нет, что удивляться Чернышеву - есть
же у него глаза! Не говоря уж о том, что он вообще типичный интеллигент,
создание совестливое, и ему глубоко неприятно подставлять под удар своих
знакомых, а тем более женщин.
- Нет, ничуть меня это не удивляет, - ласково сказал я. - Ведь я
догадался, кого он видел...
- Очень трудно было догадаться? - почему-то с явной насмешкой спросила
Нина.
- Ну... как тебе сказать? - осторожно заговорил я. - Вообще-то... я
этого никак не ожидал, и ты до сих пор ничего мне не сказала... я не могу
понять, почему...
- А Чернышев и меня, что ли, видел? - недоверчиво спросила Нина. -
Глазастый какой оказался, никогда бы не подумала...
Она говорила теперь почти спокойно, с грустным юмором. Я совсем сбился
с толку. Если Нину не очень-то волнует, что Чернышев ее видел... "И меня,
что ли, видел?" И ее... а кого же тогда еще?
- Нина, а кто с тобой был? - осторожно спросил я.
- Со мной? Да никого не было... к счастью! - о удивлением отозвалась
Нина. - Только еще не хватало, чтобы вся компания видела! Я уж хоть тому
радовалась, что случайно одна пошла.
Нет, сплошные какие-то шарады и ребусы! Если Нине зачем-то и
понадобилось в такую неурочную пору видеть Аркадия, то уж наверняка не для
решения производственных или профсоюзных вопросов и не для трепа в
компании! К чему же эти разговоры, что она только случайно пошла туда
одна?
- Ниночка, я, наверное, чего-то не понимаю. - Я старался говорить
спокойно и ласково. - Прежде всего: о чем ты хотела говорить с Аркадием?
Ты извини, может быть, это неделикатный вопрос, но, понимаешь, такие
обстоятельства...
Нина нетерпеливо пожала плечами.
- Я тоже, наверное, чего-то не понимаю, - сухо сказала она. - Ты
думаешь, я что-то скрыла от тебя? Нет, я совершенно точно передала мой с
ним разговор.
- Я не про тот разговор... - уныло пробормотал я, чувствуя, что все
больше запутываюсь.
- А про какой же еще? - удивилась Нина. - Слушай, Борис, вот я тебя
действительно не понимаю. Я пришла с тобой серьезно поговорить, ты знаешь
о чем. А ты вместо этого крутишь, какие-то нелепые намеки делаешь... Ведь
никуда же не денешься, говорить нам надо. Можешь быть уверен, что мне об
этом говорить очень трудно... наверное, не легче, чем тебе.
Я в отчаянии покачал головой. Сплошной туман и мрак!
- Подожди... Мы о чем говорим-то? О том вечере, двадцатого мая, верно?
- О чем же еще? - с презрительным удивлением отозвалась Нина.
- Ну вот... Ты прямо из кино пошла к институту, верно? И по дороге
позвонила в лабораторию? Примерно в половине одиннадцатого?
- Да...
- А кто тебе ответил?
- Никто. Но я звонила из автомата на углу Гоголевской, так что все
равно пошла к институту.
- Как - все равно? - удивился я. - Зачем же тебе было идти, раз никто
не ответил?
Нина помолчала, глядя на меня как-то странно.
- Я понимаю, - сказала она наконец, - тебя больше устроило бы, если б я
пошла по другой улице... Но уж так получилось, что поделаешь... не повезло
тебе.
Она вдруг резко отвернулась от меня и достала из сумки носовой платок.
Я с изумлением и страхом увидел, что она осторожно прикладывает уголок
платка то к одному, то к другому глазу, а плечи ее слегка вздрагивают. Я
вообще ужасно боюсь слез! А что Нина может плакать, я бы и не поверил
никогда.
- Нин, родной, да не плачь ты! - жалобно заговорил я. - А то я сам,
того гляди, разревусь! Ну, Нин, очень тебя прошу!..
Я обнял Нину за плечи и осторожно повернул лицом к себе.
- Все же ты чудо природы! - с искренним восхищением сказал я. - Первый
раз в жизни вижу девушку, которой даже слезы к лицу!
И тут Нина расплакалась по-настоящему! Она уткнулась лицом мне в грудь
и вся затряслась от рыданий.
- Боря, Боря! - прерывисто говорила она, глотая слезы. - Я совершенно
ничего не понимаю! Я не могу поверить, что это ты так ведешь себя... это
так на тебя непохоже!..
Я совсем уж обалдел и слова не мог выговорить.
- Я никогда не поверила бы, никогда, никому, ни за что, - говорила Нина
сквозь слезы, - если б ты сам не сказал...
"Бред какой-то! - в ужасе подумал я. - Все навыворот!"
- Да что же я такое сказал? - с трудом выговорил я наконец.
- Ты же знаешь! - Нина выпрямилась и начала старательно вытирать слезы;
теперь она не выглядела красивой: лицо осунулось, глаза покраснели... - С
самого начала... и теперь... молчание, ложь, какие-то нелепые выкрутасы...
Боря, ну скажи мне, что случилось? Что с тобой случилось?! - Она схватила
меня за руки и глядела мне прямо в глаза.
Я безнадежно пожал плечами.
- Ниночка, ну поверь мне: я даже догадаться не могу, о чем ты говоришь
и в чем меня упрекаешь. Я только знаю, что перед тобой ни в чем не
виноват.
- Ты, должно быть, с ума сошел! - тихо, с ужасом сказала Нина. - Ведь
ты же видишь, что я _знаю_... Хоть теперь-то перестань ломать комедию!..
Зачем ты со мной так... Да что бы ты ни сделал, я...
Наверное, я слишком устал от всей этой путаницы. Моя растерянность
внезапно сменилась полнейшим спокойствием.
- Нина, хватит намеков и недомолвок, - сказал я трезво. - Так мы совсем
измучаем друг друга и ни к чему не придем. Ответь мне только на один
вопрос: в лаборатории был кто-нибудь... ну, кроме Аркадия, конечно?
Нина тоже перестала плакать и ответила мне совершенно спокойно, с
оттенком презрения:
- Конечно, был! Уж ты-то знаешь, что был!
- Подожди, Нина, не торопись, - попросил я. - Допусти все же, что я не
знаю. Можешь ты мне серьезно и спокойно ответить: кто это был? Кого ты
видела?
- Могу. Если ты хочешь, могу, - печально и безнадежно сказала Нина. -
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг