ПРОЕКТ
ОБЩИЙ ТЕКСТ TEXTSHARE
http://textshare.da.ru http://textshare.tsx.org
textshare@aport.ru
Хотите получать сообщения о появлении новых текстов?
Подпишитесь на почтовую рассылку по адресу http://podpiska.da.ru
А.С. Грин. Собрание сочинений в шести томах.
Москва, Изд. "Правда", 1965, т.4, сс. 3-125
А.С. Грин
Золотая цепь
I
"Дул ветер...", - написав это, я опрокинул неосторожным
движением чернильницу, и цвет блестящей лужицы напомнил
мне мрак той ночи, когда я лежал в кубрике "Эспаньолы". Это
суденышко едва поднимало шесть тонн, на нем прибыла партия
сушеной рыбы из Мазабу. Некоторым нравится запах сушеной
рыбы.
Все судно пропахло ужасом, и, лежа один в кубрике с окном,
заткнутым тряпкой, при свете скраденной у шкипера Гро свечи, я
занимался рассматриванием переплета книги, страницы которой
были выдраны неким практичным чтецом, а переплет я нашел.
На внутренней стороне переплета было написано рыжими
чернилами: "Сомнительно, чтобы умный человек стал читать
такую книгу, где одни выдумки".
Ниже стояло: "Дик Фармерон. Люблю тебя, Грета. Твой Д.".
На правой стороне человек, носивший имя Лазарь Норман,
расписался двадцать четыре раза с хвостиками и
всеобъемлющими росчерками. Еще кто-то решительно зачеркнул
рукописание Нормана и в самом низу оставил загадочные слова:
"Что знаем мы о себе?"
Я с грустью перечитывал эти слова. Мне было шестнадцать
лет, но я уже знал, как больно жалит пчела - Грусть. Надпись в
особенности терзала тем, что недавно парни с "Мелузины",
напоив меня особым коктейлем, испортили мне кожу на правой
руке, выколов татуировку в виде трех слов: "Я все знаю". Они
высмеяли меня за то, что я читал книги, - прочел много книг и
мог ответить на такие вопросы, какие им никогда не приходили в
голову.
Я засучил рукав. Вокруг свежей татуировки розовела
вспухшая кожа. Я думал, так ли уж глупы эти слова "Я все
знаю"; затем развеселился и стал хохотать - понял, что глупы.
Опустив рукав, я выдернул тряпку и посмотрел в отверстие.
Казалось, у самого лица вздрагивают огни гавани. Резкий, как
щелчки, дождь бил в лицо. В мраке суетилась вода, ветер скрипел
и выл, раскачивая судно. Рядом стояла "Мелузина"; там
мучители мои, ярко осветив каюту, грелись водкой. Я слышал,
что они говорят, и стал прислушиваться внимательнее, так как
разговор шел о каком-то доме, где полы из чистого серебра, о
сказочной роскоши, подземных ходах и многом подобном. Я
различал голоса Патрика и Моольса, двух рыжих свирепых
чучел.
Моольс сказал: - Он нашел клад.
- Нет, - возразил Патрик. - Он жил в комнате, где был
потайной ящик; в ящике оказалось письмо, и он из письма узнал,
где алмазная шахта.
- А я слышал, - заговорил ленивый, укравший у меня
складной нож Каррель-Гусиная шея, - что он каждый день
выигрывал в карты по миллиону!
- А я думаю, что продал он душу дьяволу, - заявил Болинас,
повар, - иначе так сразу не построишь дворцов.
- Не спросить ли у "Головы с дыркой"? - осведомился
Патрик (это было прозвище, которое они дали мне), - у Санди
Пруэля, который все знает?
Гнусный - о, какой гнусный! - смех был ответом Патрику.
Я перестал слушать. Я снова лег, прикрывшись рваной курткой,
и стал курить табак, собранный из окурков в гавани. Он
производил крепкое действие - в горле как будто
поворачивалась пила. Я согревал свой озябший нос, пуская дым
через ноздри.
Мне следовало быть на палубе: второй матрос "Эспаньолы"
ушел к любовнице, а шкипер и его брат сидели в трактире, - но
было холодно и мерзко вверху. Наш кубрик был простой дощатой
норой с двумя настилами из голых досок и сельдяной бочкой-
столом. Я размышлял о красивых комнатах, где тепло, нет блох.
Затем я обдумал только что слышанный разговор. Он встревожил
меня, - как будете встревожены вы, если вам скажут, что в
соседнем саду опустилась жар-птица или расцвел розами старый
пень.
Не зная, о ком они говорили, я представил человека в синих
очках, с бледным, ехидным ртом и большими ушами, сходящего
с крутой вершины по сундукам, окованным золотыми скрепами.
"Почему ему так повезло, - думал я, - почему?.."
Здесь, держа руку в кармане, я нащупал бумажку и,
рассмотрев ее, увидел, что эта бумажка представляет точный счет
моего отношения к шкиперу, - с 17 октября, когда я поступил на
"Эпаньолу" - по 17 ноября, то есть по вчерашний день. Я сам
записал на ней все вычеты из моего жалованья. Здесь были
упомянуты разбитая чашка с голубой надписью "Дорогому мужу
от верной жены"; утопленное дубовое ведро, которое я же сам по
требованию шкипера украл на палубе "Западного Зерна";
украденный кем-то у меня желтый резиновый плащ,
раздавленный моей ногой мундштук шкипера и разбитое - все
мной - стекло каюты. Шкипер точно сообщал каждый раз, что
стоит очередное похождение, и с ним бесполезно было
торговаться, потому что он был скор на руку.
Я подсчитал сумму и увидел, что она с избытком покрывает
жалованье. Мне не приходилось ничего получить. Я едва не
заплакал от злости, но удержался, так как с некоторого времени
упорно решал вопрос - "кто я - мальчик или мужчина?" Я
содрогался от мысли быть мальчиком, но, с другой стороны,
чувствовал что-то бесповоротное в слове "мужчинам - мне
представлялись сапоги и усы щеткой. Если я мальчик, как
назвала меня однажды бойкая девушка с корзиной дынь, - она
сказала: "Ну-ка, посторонись, мальчик", - то почему я думаю о
всем большом: книгах, например, и о должности капитана, семье,
ребятишках, о том, как надо басом говорить: "Эй вы, мясо
акулы!" Если же я мужчина, - что более всех других заставил
меня думать оборвыш лет семи, сказавший, становясь на носки:
"Дай-ка прикурить, дядя!" - то почему у меня нет усов и
женщины всегда становятся ко мне спиной, словно я не человек,
а столб?
Мне было тяжело, холодно, неуютно. Выл ветер - "Вой!" -
говорил я, и он выл, как будто находил силу в моей тоске.
Крошил дождь. - "Лей!" - говорил я, радуясь, что все плохо,
все сыро и мрачно, - не только мой счет с шкипером. Было
холодно, и я верил, что простужусь и умру, мое неприкаянное
тело...
II
Я вскочил, услышав шаги и голоса сверху; но то не были
голоса наших. Палуба "Эспаньолы" приходилась пониже
набережной, так что на нее можно было спуститься без сходни.
Голос сказал: "Никого нет на этом свином корыте". Такое начало
мне понравилось, и я с нетерпением ждал ответа. "Все равно", -
ответил второй голос, столь небрежный и нежный, что я подумал,
не женщина ли отвечает мужчине. - "Ну, кто там?! - громче
сказал первый. - В кубрике свет; эй, молодцы!".
Тогда я вылез и увидел - скорее различил во тьме - двух
людей, закутанных в непромокаемые плащи. Они стояли,
оглядываясь, потом заметили меня, и тот, что был повыше,
сказал: - Мальчик, где шкипер?
Мне показалось странным, что в такой тьме можно установить
возраст. В этот момент мне хотелось быть шкипером. Я бы сказал
- густо, окладисто, с хрипотой, - что-нибудь отчаянное,
например: "Разорви тебя ад!" - или: "Пусть перелопаются в
моем мозгу все тросы, если я что-нибудь понимаю!"
Я объяснил, что я один на судне, и объяснил также, куда ушли
остальные.
- В таком случае, - заявил спутник высокого человека, - не
спуститься ли в кубрик? Эй, юнга, посади нас к себе, и мы
поговорим, здесь очень сыро.
Я подумал... Нет, я ничего не подумал. Но это было странное
появление, и, рассматривая неизвестных, я на один миг отлетел в
любимую страну битв, героев, кладов, где проходят, как тени,
гигантские паруса и слышен крик - песня - шепот: "Тайна -
очарование! Тайна - очарование!". "Неужели началось?" -
спрашивал я себя; мои колени дрожали.
Бывают минуты, когда, размышляя, не замечаешь движений,
поэтому я очнулся, лишь увидев себя сидящим в кубрике против
посетителей - они сели на вторую койку, где спал Эгва, другой
матрос, - и сидели согнувшись, чтобы не стукнуться о потолок-
палубу.
"Вот это люди!" - подумал я, почтительно рассматривая
фигуры своих гостей. Оба они мне понравились - каждый в
своем роде. Старший, широколицый, с бледным лицом, строгими
серыми глазами и едва заметной улыбкой, должен был, по моему
мнению, годиться для роли отважного капитана, у которого есть
кое-что на обед матросам, кроме сушеной рыбы. Младший, чей
голос казался мне женским, - увы! - имел небольшие усы,
темные пренебрежительные глаза и светлые волосы. Он был на
вид слабее первого, но хорошо подбоченивался и великолепно
смеялся. Оба сидели в дождевых плащах; у высоких сапог с
лаковыми отворотами блестел тонкий рант, следовательно, эти
люди имели деньги.
- Поговорим, молодой друг! - сказал старший. - Как ты
можешь заметить, мы не мошенники.
- Клянусь громом! - ответил я. - Что ж, поговорим, черт
побери!..
Тогда оба качнулись, словно между ними ввели бревно, и
стали хохотать. Я знаю этот хохот. Он означает, что или вас
считают дураком, или вы сказали безмерную чепуху. Некоторое
время я обиженно смотрел, не понимая, в чем дело, затем
потребовал объяснения в форме достаточной, чтобы остановить
потеху и дать почувствовать свою обиду.
- Ну, - сказал первый, - мы не хотим обижать тебя. Мы
засмеялись потому, что немного выпили. - И он рассказал, какое
дело привело их на судно, а я, слушая, выпучил глаза.
Откуда ехали эти два человека, вовлекшие меня в похищение
"Эспаньолы", я хорошенько не понял, - так был я возбужден и
счастлив, что соленая сухая рыба дядюшки Гро пропала в
цветном тумане истинного, неожиданного похождения. Одним
словом, они ехали, но опоздали на поезд. Опоздав на поезд,
опоздали благодаря этому на пароход "Стим", единственное
судно, обходящее раз в день берега обоих полуостровов,
обращенных друг к другу остриями своими; "Стим" уходит в
четыре, вьется среди лагун и возвращается утром. Между тем
неотложное дело требует их на мыс Гардена или, как мы назвали
его, "Троячка" - по образу трех скал, стоящих в воде у берега.
- Сухопутная дорога, - сказал старший, которого звали
Дюрок, - отнимает два дня, ветер для лодки силен, а быть нам
надо к утру. Скажу прямо, чем раньше, тем лучше... и ты
повезешь нас на мыс Гардена, если хочешь заработать, -
сколько ты хочешь получить, Санди?
- Так вам надо поговорить со шкипером, - сказал я и
вызвался сходить в трактир, но Дюрок, двинув бровью, вынул
бумажник, положил его на колено и звякнул двумя столбиками
золотых монет. Когда он их развернул, в его ладонь пролилась
блестящая струя, и он стал играть ею, подбрасывать, говоря в
такт этому волшебному звону.
- Вот твой заработок сегодняшней ночи, - сказал он, -
здесь тридцать пять золотых. Я и мой друг Эстамп знаем руль и
паруса и весь берег внутри залива, ты ничем не рискуешь.
Напротив, дядя Гро объявит тебя героем и гением, когда с
помощью людей, которых мы тебе дадим, вернешься ты завтра
утром и предложишь ему вот этот банковый билет. Тогда вместо
одной галоши у него будут две. Что касается этого Гро, мы,
откровенно говоря, рады, что его нет. Он будет крепко скрести
бороду, потом скажет, что ему надо пойти посоветоваться с
приятелями. Потом он пошлет тебя за выпивкой "спрыснуть"
отплытие и напьется, и надо будет уговаривать его оторваться от
стула - стать к рулю. Вообще, будет так ловко с ним, как, надев
на ноги мешок, танцевать.
- Разве вы его знаете? - изумленно спросил я, потому что в
эту минуту дядя Гро как бы побыл с нами.
- О нет! - сказал Эстамп. - Но мы... гм... слышали о нем.
Итак, Санди, плывем.
- Плывем.. О рай земной! - Ничего худого не чувствовал я
сердцем в словах этих людей, но видел, что забота и горячность
грызут их. Мой дух напоминал трамбовку во время ее работы.
Предложение заняло дух и ослепило меня. Я вдруг согрелся. Если
бы я мог, я предложил бы этим людям стакан грога и сигару. Я
решился без оговорок, искренно и со всем согласясь, так как все
было правда и Гро сам вымолил бы этот билет, если бы был тут.
- В таком случае". Вы, конечно, знаете.. Вы не подведете
меня, - пробормотал я.
Все переменилось: дождь стал шутлив, ветер игрив, сам мрак,
булькая водой, говорил "да". Я отвел пассажиров в шкиперскую
каюту и, торопясь, чтобы не застиг и не задержал Гро, развязал
паруса, - два косых паруса с подъемной реей, снял швартовы,
поставил кливер, и, когда Дюрок повернул руль, "Эспаньола"
отошла от набережной, причем никто этого не заметил.
Мы вышли из гавани на крепком ветре, с хорошей килевой
качкой, и как повернули за мыс, у руля стал Эстамп, а я и Дюрок
очутились в каюте, и я воззрился на этого человека, только теперь
ясно представив, как чувствует себя дядя Гро, если он вернулся с
братом из трактира. Что он подумает обо мне, я не смел даже
представить, так как его мозг, верно, полон был кулаков и ножей,
но я отчетливо видел, как он говорит брату: "То ли это место или
нет? Не пойму".
- Верно, то, - должен сказать брат, - это то самое место и
есть, - вот тумба, а вот свороченная плита; рядом стоит
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг