Гордеева интересует сейчас совсем другое, чем всегда. Когда опыт закончен,
горелка в вытяжном шкафу еще горяча. Ученый бросает на раскаленный металл
щепотку желтых кристаллов и закрывает клапан в потолке вытяжного шкафа.
Дверцы же оставляет открытыми и через минуту ощущает приторный запах
нитроцезина. Некоторое время сидит неподвижно, только убедившись, что
порошок испарился, кладет перед собой лабораторный журнал, описывает
проделанный опыт. Он еще не уверен, все ли изложит так, как было. В конце
концов то, что он делает, непозволительно. Подвергать себя риску, который
даже нельзя себе представить, - разве так поступают солидные ученые? Он
размышляет о моральном праве ученого распоряжаться своей жизнью.
Примеров самоотверженного служения науке сколько угодно. Профессор Штоль в
Цюрихе исследовал на себе препарат LSD, американский врач Смит ввел в
кровь яд кураре, Мечников и Минх привили себе возвратный тиф... Иногда
такие опыты оканчивались удачно, иногда трагически. Есть риск и в опыте с
нитроцезином. Но ведь в прошлый раз с ним, Гордеевым, ничего плохого не
случилось. Покалывало сердце? Так оно болело и раньше.
Сны - это другое дело. Надо понять, откуда они. Виновен ли в их появлении
нитроцезин. Если причина в нем, открывается новая область исследований.
Какой ученый устоит перед такой волнующей перспективой? Даже отягощенный
многими обязанностями академик? Даже если у академика больное сердце?..
Размышляя подобным образом, Гордеев не заметил, как его голова опустилась
на стол, на скрещенные руки.
Очнулся он от множества голосов:
- Хула! Хула! - слышалось рядом, вдали подхватывали: - Хула!
Секунду он еще боролся со сном, но кто-то прямо в ухо ему крикнул:
- Гали!
Это было его имя, и он вскочил на ноги.
Перед ним зиял синий просвет - выход из пещеры. Туда бежали люди и, на
мгновение осветившись солнцем, пропадали в сиянии дня.
- Хула! - кричали уже снаружи пещеры. Гали, он же Гордеев, понял, что это
означает, и ринулся из пещеры. Солнце ослепило его, он прикрыл глаза
рукой, а когда отдернул руку, увидел долину, зелень трав и кустов и в
начале долины, там, где сходятся крутые холмы, стадо мамонтов.
Он тоже закричал: "Хула!" - метнулся назад в пещеру, откуда выбегали
мужчины с топорами в руках, нашарил у стены, под шкурой, на которой спал,
топор и опять выбежал из пещеры.
Охота уже началась. Старый Хак разделил мужчин на две группы. Одной указал
на кусты. Мужчины, пригибаясь к земле, побежали к кустарнику и мгновенно
исчезли в нем. Другую группу Хак возглавил сам. Гали попал в эту группу и
отлично знал, что именно вместе с другими он будет делать. Хак прокричал
несколько слов женщинам, и те стайкой тоже метнулись в кусты. Гордеев
понял, что они посланы набрать веток и хворосту.
Между тем Хак, махнув рукою стоявшим возле него, быстрым шагом двинулся
направо от пещеры, где долина сужалась и через узкий проход смыкалась с
другой, которую со всех сторон обступали крутые скалы.
Мужчины бежали за Хаком, размахивая топорами, но уже не кричали - так
распорядился старый вождь.
Охотники обогнули скалу и цепочкой перекрыли горловину живым кордоном.
Гали оказался в середине цепочки. Хак сказал:
- Ур!
Это значило: тут твое место. Гали подчинился властному окрику и понял, что
ему надо делать. Он врубился топором в почву и стал долбить небольшую
траншею - шага четыре в длину. Одна сторона канавы должна была быть
пологой, другая уходила под дерн, образующий козырек над выдолбленным
проемом.
Тем временем женщины выскочили из кустарника с охапками веток и стали
передавать по цепочке мужчинам, которые нетерпеливо переминались с ноги на
ногу.
Гали выбирал самые крупные ветки со смолистой сухой хвоей. Старый Хак
торопил женщин, и кучки хвороста перед охотниками росли на глазах.
Гали выдолбил топором канаву, осмотрел козырек, который нависал на одной
ее стороне, начал закладывать под козырек хворост и ветки.
Долина расстилалась перед ним, и стадо мамонтов - их было восемь или
девять - паслось по брюхо в траве; это порадовало Гали: животные опасности
не чуяли.
Но вот женщины вернулись в пещеру и вынесли огонь. Побежали вдоль ряда
охотников, каждому бросили горящую ветку.
- Гарь! - крикнул Хак.
Охотники стали раздувать огонь, каждый под своей кучей хвороста. Гали тоже
стал раздувать огонь в канаве под козырьком.
Как только показался дымок, в противоположном конце долины, за спинами
пасущихся животных, послышались крики. Это охотники первой группы,
пробравшиеся туда под прикрытием кустарника, спугнули мамонтов и направили
их на линию разгоравшихся костров.
Все это так и должно было быть. Гали одобрил действия соплеменников.
Твердо знал и свою роль в охоте. Он лег на землю плашмя и, подтянув ветки
под козырек из дерна, яростно дул в огонь. Пламя в маленьком подземелье
разгоралось с трудом. Но это так должно было быть, краем глаза он наблюдал
за животными.
Стадо на минуту остановилось, мамонты сгрудились и двинулись к горловине.
Подслеповатые звери еще не видели пламени: в ярких лучах солнца оно почти
не было заметно. Гали яростно дул под козырек. Пламя постепенно
разгоралось, но не вырывалось наружу, только дымок вился над канавой.
А костры по правую и левую руку пылали в полную силу, стадо мчалось уже
галопом. И вот животные заметили огонь, но остановиться уже не могли. Тут
и пригодилась ловушка, которую им приготовил Хак.
Животные не побежали на огонь, двинулись к промежутку между кострами, где
над землей вился синий туман.
- Гарь! - закричал Хак лежавшему на земле Гали. Тот дул под козырек изо
всех сил.
- Гарь! - вопил Хак.
Ветки в канаве наконец вспыхнули, и Гали увидел, что стадо мчится на него.
Первым надвигался огромной горой вожак, клыки его просвечивали сквозь
высокую траву, хобот был поднят, пасть открыта, мутная слюна тянулась из
нее - бег утомил животное. Гали весь напрягся. И когда мамонт оказался в
четырех-пяти шагах, выхватил из костра самую большую головню, прыгнул
наперерез вожаку и ткнул ее животному в пасть.
Гигант словно наткнулся на стену, встал на дыбы и, взмахнув в небо
громадным хоботом, рухнул на землю.
Гали схватил топор и перерубил ему сухожилие на задней ноге. Другие
охотники рубили сухожилия на остальных ногах. Стадо повернуло и помчалось
навстречу орущим загонщикам.
Проснулся Гордеев все в том же положении - со склоненной на руки головой.
В лаборатории было темно - за окнами стояла ночь. Подняв голову, Гордеев
несколько минут пребывал в том далеком первобытном мире, который еще не
ушел из сознания. Видел гиганта зверя, рухнувшего на землю, охотников,
кровь, хлеставшую из разрубленных ног. Слышал одобрительный крик старого
Хака: "Ай-я! Ай-я!" Ощущал запах дыма, травы.
Огляделся по сторонам, провел рукой по лицу. Он был в лаборатории, в своем
кресле. Протянул руку к выключателю, зажег свет. Вытяжной шкаф оставался
открытым, журнал для записей тоже. Ученый прочел: "Опыт двадцать третий".
Гордеев захлопнул шкаф и закрыл журнал. Поднялся с кресла.
Когда выходил из института, шел по улице, перед глазами то и дело
возникала разверстая пасть гиганта зверя, в которую он швырнул горящую
ветвь. Как просто оказалось справиться с мамонтом. Животное рухнуло от
поразившего его шока!
Гордеев удивлялся спокойствию, мужеству Гали, схватившегося со зверем один
на один. Так и должно было быть. Но вот самому сну он не поражался, как
тогда, когда ощутил себя Карпом Ивановичем. Эксперимент завершен удачно,
подтвердил сделанное открытие. В чем оно? В том, что прошлое живет в
памяти. Карп Иванович, мальчик Федька, далекий Гали с сыном - все это
нисходящая линия его родословной. Пережитое ими заложено в подкорковых
тайниках мозга. Значит, перед человеком открывается его прошлое!
Вернувшись домой, Гордеев писал до утра. Исписанные листы складывал в
папку, ученый торопился, как охотник, напавший на свежий след. Если бы в
эти часы кто-нибудь заглянул через его плечо, он увидел бы, что ученый
ведет речь не только о нитроцезине. Ряды длинных формул, касающихся
синтеза новых веществ, тянулись строка за строкой, выстраивались в
колонки. Гордеев снимал с полок справочники по фармакологии, физиологии,
делал математические выкладки и опять возвращался к органической химии.
Окончив работу, аккуратно уложил исписанные листы в папку и завязал
тесемки. Походил по комнате. Потом опять сел за стол, положил перед собой
список работников лаборатории, несколько раз просмотрел его, подчеркнул
одно из имен, сказав вполголоса: "Конечно, конечно!.." Раздался телефонный
звонок. Гордеев снял трубку и положил подальше от аппарата. Снова взялся
за справочники по физиологии, химии.
К обеду почувствовал себя плохо, в три часа Екатерина Игнатьевна вызвала
"скорую помощь".
Врачи, опасаясь инфаркта, предложили госпитализировать ученого.
В больнице Гордеев лежал, вытянув руки поверх одеяла, и почти не открывал
глаз. Врачи после каждого обхода, беззвучно прикрывая в палате дверь,
многозначительно переглядывались, и это свидетельствовало о том, что
Гордееву плохо.
На четвертый день, однако, пришло улучшение, и он попросил, чтобы пришел
Юреньев.
- Нельзя, - пытались отговорить его врачи, но Гордеев настаивал:
- Надо.
Юреньев появился в белом халате, с цветами, которые он положил на тумбочку.
- Садитесь, голубчик, - сказал Гордеев и, когда тот устроился на табурете,
спросил: - Помните давешний разговор в лаборатории о проветривании
шкафа?.. Вы мне хотели что-то сказать?
- Хотел, - ответил Юреньев.
- Говорите сейчас.
- Мне не хотелось бы вас волновать... - начал Юреньев, но, увидев, как на
него смотрит больной, переменил тон: - Хорошо, хорошо.
Разговор вышел долгий и касался вещей удивительных.
- Я злоупотребил нитроцезином, - рассказывал Юреньев. - Но это все
получилось чисто случайно: попало несколько кристаллов в огонь... "Так и
должно было быть", - говорили глаза Гордеева, и Юреньев, как нерадивый
школьник, отвел взгляд в сторону.
- Было это в тринадцатом опыте, - продолжал лаборант, - и сразу же
начались галлюцинации, я бы сказал, сны наяву. То я видел себя мальчишкой,
купающимся в реке с ватагой сверстников-сорванцов, мог бы назвать каждого
по кличке или по имени, хотя, признаться, давно всех забыл. Видел себя
танкистом в бою на Волоколамском шоссе. Но это был не я - мой отец. Видел
Москву при Дмитрии Донском, строил Кремль из белого камня.
- Я повторил проделку с нитроцезином в двух последующих опытах.
Галлюцинации повторились. И это меня испугало. Лиза обеспокоилась, не
зная, что со мной происходило. Но когда я попробовал вдыхать нитроцезин
дома над горелкой газовой плиты, галлюцинации не возникали. При очередном
опыте в нашем вытяжном шкафу они пришли вновь. В чем дело? Провел опыт в
соседней лаборатории - галлюцинаций не было...
Гордеев был крайне заинтересован рассказом и нетерпеливо кивал головой,
когда лаборант останавливался.
- Возвратился к нашему шкафу, - продолжал Юреньев, - галлюцинации пришли
вновь.
- Да, - кивнул головой Гордеев.
- И тогда я пришел к выводу, что нитроцезин в опытах - не главное.
- Совершенно правильно, - подтвердил ученый.
Минуту он лежал с закрытыми глазами. Потом спросил:
- Что же, по-вашему, главное?
- Компоненты, которые сопутствуют нитроцезину.
- Уточните.
- Калий, хлор, - начал перечислять Юреньев. - Цезий...
Гордеев кивал на каждом слове и, когда Юреньев остановился, сказал:
- В определенных пропорциях.
- Вопрос в том, - начал Юреньев...
- Именно, - подхватил Гордеев, - в каких пропорциях. И еще в том, что
нитроцезин - лишь катализатор.
На какое-то время они замолчали. Затем Гордеев взял папку, лежавшую на
кровати рядом с подушкой, и сказал:
- Вот здесь кое-что уже намечено. Работы ох как много. Но она теоретически
обоснована. Здесь расчеты, формулы. Возьмите посмотреть. Это вам будет
интересно. По некоторым признакам я догадался о том, что случившееся со
мной произошло и с вами.
Юреньев взял папку, сказал:
- Спасибо.
В дверь уже несколько раз заглядывал врач, но Гордеев жестом показывал,
что посетитель скоро уйдет.
Они все говорили и говорили.
В ночь ему стало хуже. Врачи суетились, давали лекарства, ставили
капельницу. Но Гордеев не открывал глаз. Он был в пещере, ходил по ней,
садился к костру, ел мясо, зажаренное на углях. Рядом с ним сидели и ели
мясо люди, которых он называл по именам, - Аху, Клак. После еды он пошел в
угол пещеры (там, в темноте, угадывалась поникшая фигура сына) и лег на
шкуру медведя - ики. Почувствовал, как у него звенит и кружится в голове.
На миг перед ним прояснилось, он повернул голову, увидел вход в пещеру,
клочок неба. Ему захотелось туда, в долину, на зеленый ковер, где пасутся
могучие клыкастые хула. Захотелось увидеть солнце. И он увидел его... Еще
раз, как в тумане, проплыли перед глазами люди, сидящие у костра... И
только потом, не сразу, пришел мрак.
Сборник "На суше и на море" за 1983 г.
OCR В. Кузьмин
July 2001
Проект "Старая фантастика"
http://sf.nm.ru
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 22.08.2001 18:48
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг