вчера днем но... А черт, во вчерашнем сне. Да во вчерашнем сне Виктор был
жив и погибнуть он не мог, то есть мог, но если бы он и погиб, то полиция
еще не успела бы найти труп, а если и успела, то не успела бы вывезти его
и опечатать номер. Значит Виктор жив. Но почему его номер опечатан? В
голове мелькнула тень догадки, Сергей дернулся в сторону, побежал к своему
собственному номеру. Он зажмурившись пронесся по коридору, остановился
напротив своего номера и боязливо приоткрыл глаза. Так и есть, дверь его
номера тоже опечатана. Выходит, что Виктор жив, но также как и он сам
скрывается.
Где теперь его искать? Ясно одно, в гостинице его нет. Что делать?
Сергей начал впадать в отчаяние. В голове его пролетела масса различных
комбинаций, но он остановился на не самой лучшей. Он содрал опечатку,
открыл дверь и вошел в свой номер. Он переночует здесь.
В его номере все было по-прежнему, только появился налет пыли на
мебели, а так... Вот стол, пара кресел, вот бар. Интересно, а он еще
работает, или его отключили? Сергей щелкнул пальцами, послышалось
механическое ворчание, появилось два стакана с водкой.
Сергей усмехнулся - работает. Вот его кровать... странно, появилось
ощущение, что он дома. Вот тумбочка у кровати, вот портрет на тумбочке...
Портрет Марины. Сергей нетвердой походкой подошел к тумбочке, взял портрет.
Она смотрела на него с портрета, слегка улыбаясь. Он стал рассматривать
любимые черты. Грань между ним и Мариной на фотографии стерлась, и он
увидел ее, как живую. В груди страшно защемило. Все это время, даже
вспоминая о ней, даже гоня тяжелые воспоминания он не понимал в полной
мере чего лишился. Он почувствовал боль внутри, и боль эта была даже
острее, чем в тот день, когда н ее потерял. Тогда была даже не боль -
безумие, теперь накатила волна боли, тоски и одиночества, непереносимой,
ноющей грусти. Он опустился на кровать, он гладил фотографию. Слезы,
которых он так ждал еще тогда, наконец нашли выход и тихо, безмолвно
покатились по небритым щекам, стали падать на фотографию. Он плакал,
пытаясь освободится от боли, но освобождения не было. Он плакал, чтобы
излить тоску, но она переполняла его, а не вытекала со слезами.
Тогда он поднялся, оглядел комнату затуманенным взором и пошел к бару.
Один стакан исчез внутри него, туда же последовал второй, потом еще и еще.
Он не закусывал, он даже не пил, он заливал свое горе. Еще стакан, еще...
нет уже не льется, но это все равно, главное еще влить в себя, уйти от
всего этого, хоть на миг испытать облегчение. Еще, водка уже не вливалась,
голова гудела, он понял, что стоит на коленях. Еще, еще... Нет. Да, еще,
еще, все...
Он стоял на коленях и не мог уже подняться. Он увидел ее портрет
валяющийся на полу в стороне. Он пополз к портрету, к ней. Она смотрела на
него с грустной улыбкой и молчала. Она никогда уже ему ничего не скажет,
никогда не обнимет, не прижмется к нему ища защиты, не прижмет к груди,
даря защиту ему. Он подполз к портрету, навис над ним. Пустой желудок
воспротивился и водка, а кроме нее в желудке ничего и не было, поползла к
горлу. Его вывернуло прямо на портрет. Скотина! Еще раз. Мудак! Хорошо
еще, что портрет в рамке и закрыт стеклом. Потом его рвало еще и еще, и
прежде, чем это кончилось, он отключился и упал лицом в собственную
блевотину...
...Он проснулся в окопе, где лишь на миг закрыл глаза. Заснул на
минуты, а столько произошло.
Виктор тряс его за плечо. Он открыл глаза:
- Витя, мне надо тебе столько сказать и спросить у те...
- Серега, закрой варежку и посмотри по сторонам.
Он поднял голову, высунулся из окопа, прислушался к звукам
начинающегося боя.
- Понятно?
- Угу.
Дальше он двигался на автомате, выполняя приказы, не думая о том, что
делает. Голова была занята другим.
Марина. Марина, которой больше нет, Марина, которую он так любил,
Марина, которая любила его.
Он не помнил, как выбрался из окопа, как оказался перед теми, кто хотел
его смерти, теми кого он должен был уничтожить. Он только вдруг увидел их,
тех в кого надо было стрелять.
Он собрался выместить на них всю свою тоску и боль, он приготовился
стрелять. А потом все поплыло перед глазами и те, в кого он только что
хотел стрелять, приобрели черты Марины. Все. Он остановился, как
вкопанный, он переводил дуло автомата с одного на другого, а на него
отовсюду смотрело лицо Марины. Живой Марины. Марины с грустной улыбкой. Он
задрожал.
- Нет! Не-ет! - вырвалось у него, но разве кто-то мог его услышать за
всем тем шумом, который был вокруг.
А те, кто смотрел на него лицом Марины с грустной улыбкой, стали
стрелять в него. Из глаз его брызнули слезы, он не мог стрелять. Он
развернулся. С этой стороны на него тоже смотрели, и у вех смотрящих тоже
было лицо Марины. Он завыл бросил автомат и побежал. Среди одинаковых
лиц-галлюцинаций, оригинала которых уже не существовало в природе
мелькнуло одно, не такое как все, но тоже родное. Это было лицо Виктора.
Виктор орал что-то, потом поднял оружие, направил на него и спустил курок.
Сергей почувствовал уже не душевную, а физическую боль, что-то больно
дернуло его ногу, вплелось в нее. Он начал падать, свет вокруг померк...
...Померк только на секунду и снова растекся вокруг него. Он открыл
глаза, он снова был в своем номере. В окно затуманивая ночь сумерками
пытался пролезть рассвет.
Сергей смотрел в одну точку, не поднимая головы. Было что-то странное в
том, что он видел, но что именно он понять не мог. Сергей поднял тяжелую
голову и наконец понял странность - он лежал на полу.
Он приподнялся на локте. Под ним растеклась мерзко-вонючая лужа, рядом
в этой же луже лежал портрет.
- Скотина! Мразь, - выдавил Сергей и хотел подняться, но ногу
прострелила боль. Он посмотрел на свои ноги - обе в крови. Почему обе?
Память возвращалась постепенно, но почему прострелены обе ноги он понять
не мог.
Он, превозмогая боль, перевернулся на спину и сел. Затем осмотрел ноги.
Память не подвела: вторая нога не была прострелена, только поцарапана.
Ладно, а что теперь? Ко вчерашней боли, которая так и не ушла, не смотря
на все потуги Сергея, добавилась боль от раны и головная боль, а кроме
того была еще и тошнота, вызванная наверно последними двумя.
Куда теперь? Виктора здесь нет. Идти к Яну? А если тот не сможет или не
захочет его выручить, а исполнит свой долг? Да он теперь даже убежать не
может. Куда теперь? Был бы Виктор, все было бы проще, но Виктора нет. Что
делать? Здесь оставаться он не может. Надо собираться и бежать. Как? Куда?
Прав, прав был Анджело, тысячу раз был прав. Куда он может бежать в таком
состоянии? Он даже гостиницу покинуть не может. А в гостинице...
Катя! Он чуть не закричал. Точно, она и перевяжет, и поможет, и
расскажет, что здесь произошло и куда девался Виктор. "Куда" теперь ясно,
а "как" - это уже дело техники.
Он не вставая дополз до ванной комнаты, пустил воду, стал смывать кровь
и блевотину. Кровь все еще текла. Он не должен оставить никаких следов в
коридоре! Сергей схватил полотенце, перетянул им ногу, стянул сильнее,
остановил кровь. Теперь быстрее. Что ему нужно? Он ползком вернулся в
комнату, схватил рамку с портретом и вытащил из нее фотографию, а также
два листа бумаги и тетрадь - его дневник, которые он спрятал за
фотографией. Он сложил все это вместе, сунул за пазуху, где уже лежали
листы, исписанные им в психушке, поднялся. Так, ничего убирать он не
будет, все равно обнаружат, что он здесь был. Все, можно идти. Сергей,
придерживаясь за стены, на одной ноге поскакал в коридор. Он закрыл за
собой дверь, но опечатку-то назад не вернешь, и пошел к лифту.
Ему повезло, в лифте он никого не встретил и на выходе из него тоже. А
если бы и встретил? Что еще делать, ведь спуск по лестнице он не
перенесет. Выйдя из лифта на третьем этаже он споткнулся, упал. Подняться
сил уже не было, он полз до самой ее двери. Стучать он тоже уже не мог. Он
вытянул обессилившую руку и начал скрести дверь. Дальше все было как в
тумане. Она вышла. Как только услышала его поскребывание? Она не визжала,
не причитала, она отнеслась к увиденному, как врач. Сильные не по-женски
руки подхватили его и заволокли в номер.
- А потом они начали стрелять, - она судорожно сглотнула припоминая
страшную сцену. - Я кричала, плакала, пыталась помешать... Они не попали,
и ему удалось убежать. А больше я ничего и не знаю. Где он? Что с ним?
Думаю он не в безопасности, ну а кто сейчас в безопасности?
Она замолчала, добинтовала его ногу уже молча. Сергей смотрел на то,
как тонкие сильные пальцы затянули бинт, скрывший под собой рану.
- Все! Радуйся, кость не задета, а мясо нарастет. А сам ты как? В
смысле... ты же был в психушке?
- Был.
- И?
- Сбежал.
- Куда теперь?
- Не знаю, - Сергей пожал плечами. - Хотел Витьку найти. Он бы помог, а
теперь... Не знаю.
- Тебя теперь тоже ловят?
- Да, я думаю.
- А если поймают?
- А если поймают Витьку?
Она промолчала, он тоже.
- Ты можешь остаться здесь, - неожиданно предложила она. - вряд ли тебя
здесь будут искать.
- Хорошо, только на одну ночь. Потом буду искать Виктора.
- Если ты его найдешь, я тебя очень прошу, дай мне знать где вы.
- Ладно, - согласился Сергей. - А можно тебя попросить?
- Да, конечно.
- Поднимись наверх, в мой номер. Там, в шкафу, мои вещи. Принеси мне
что-нибудь, а то этот костюмчик мне не по размеру, да и выглядит он уже не
очень.
- Хорошо, Сережа, - она поднялась и пошла к двери.
- Только поторопись, - догнал ее голос Сергея.
- Хорошо.
Дверь за ней захлопнулась. Сергей спустил перебинтованную ногу с
кровати, попробовал встать. Нога тотчас отозвалась болью. Он остался
сидеть, огляделся по сторонам, потом вспомнил, полез за пазуху, вытряхнул
оттуда кипу бумаги, рассортировал. Листы, которые исписал в больнице, он
педантично вложил в дневник. Дневник положил рядом на кровать. Следом за
дневником шел портрет, Сергей посмотрел на улыбающиеся лицо, всхлипнул и
аккуратно вложил фотографию между листами дневника. В руках у него
остались несколько пожелтевших листов: один - выдранный из книги, другой -
написанный от руки. Сергей долго смотрел на них, потом развернул. Строчки,
слова, обрывки фраз с двух листов замелькали перед глазами:
...ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА
СОВЕТСКОГО СОЮЗА 1941 - 45...
Перед глазами, помимо строчек заплясали страшные картины воспоминаний.
...Началась после нападения фаш.
Германии...
Картины сменялись одна за другой.
...Вот вы говорите, что слезы людские - вода?...
Нет.
...воен.-стратегический план - уничтожение в 1,5 - 2 месяца сов.
вооруж. сил - "блицкриг", захват терр. до Волги, затем до Урала...
Кому это было нужно.
...Все катаклизмы проходят для вас без следа?...
Если бы.
...И вам все равно, что кого-то постигла беда?...
Нет, потому что эти беды постигают его близких, потому, что они
постигают его самого.
...Внезапное, вероломное нападение нем.-фаш. армий на СССР в ночь на 22
июня...
... истребление или порабощение населения СССР...
Да, он помнил об этом.
...И вам наплевать, если где-то горят города?...
...1-й период войны (1941 - нояб.
1942)...
...2-ой период войны...
...3-ий период...
Нет, он этого не говорил, другие говорили. Другие, но не он.
...А совесть, скажите, тревожит ли вас иногда?...
...Июнь - дек. - направление на фронт 1100 тыс. коммунистов...
Его начало трясти.
...А если разрушили созданый вами семейный очаг?...
Еще не созданный. Боже, за что?
...Эвакуация на В. св. 1350 кр. пр-тий , матер. ценностей и людей...
...Жестоко расправились с членами вашей семьи?...
...захват нем.-фаш. войсками Прибалтики, БССР, начало блокады
Ленинграда; Смоленское сражение 1941; Киевская оборона, Одесская оборона,
Севастопольская оборона 1941 - 42; нем.-фаш. оккупация Украины и Крыма,
установление террористич. режима на захваченных землях...
Мама... Марина! Друзья и знакомые.
...СССР потерял в В.О.в. св. 20 млн.
чел...
...И вам самому продырявили пулею грудь?...
Продырявили? Да сердце щемит, но продырявили к сожалению не пулей.
...Пригранич. сражения 1941, оборона Брестской крепости...
Хозяин отеля... Маленький, пухленький...
застенчивый и такой живой...
...СССР потерял в В.О.в. св. 20 млн.
чел...
А за что их? За что тогда? За что теперь? ЗА ЧТО?
Руки затряслись мелкой дрожью, перед глазами пелена, все плывет. За что?
Сергей выронил лист, мелькнула последняя фраза.
...Победа СССР в В.О.в. - великий подвиг сов. народа...
Значит все-таки победа? Как он об этом забыл? Но зачем? Только для
других. Для тех кто еще жив и хочет жить.
Не для него. Ему зачем? Никого не осталось, никого. За что их? Почему
не его? Но если бы его, то тогда то, что сейчас чувствует он, чувствовали
бы те, кто ему дорог. Эгоист! Но как жить? Зачем жить?
Никого ведь нет...
Как бы противореча его мыслям в комнату вошла Катя.
- Ты что, Сережа? - голос ее дрогнул.
Он поднял глаза, она стояла, протягивая ему костюм. На ее лице был
испуг. Он отогнал все мысли, попытался спокойно улыбнуться, хотя сердце
все еще щемило и рвало на части.
- Ничего. Все в порядке.
Он взял костюм и принялся переодеваться.
Ее присутствие его не смущало - какое может быть смущение перед врачом?
Она заметно успокоилась, но тут наткнулась на лежащие на кровати листы
бумаги и в глазах ее появилось беспокойство.
- Что это?
Сергей безразлично глянул на листы.
- Это? Ты хочешь знать? А Виктор тебе не рассказывал?
- Нет. Да. То есть хочу, но не рассказывал.
- Может он делал правильно, а я поступлю подло, но я расскажу тебе.
Расскажу, потому что сам хочу знать то, что мне не говорят. Хочу знать то,
что мне знать не следует. Я расскажу тебе, если ты захочешь, но учти, ты
можешь пожалеть о том, что узнала это.
- Пусть.
- Ты уверена?
- Да, не тяни.
- Это, - Сергей поднял с кровати листы.
- правда, вернее сказать это - часть правды. Это одна из причин, по
которой меня ловят, и - одна из причин, по которой ловят Виктора. В нашем
обществе могут казнить только за то, что ты знаешь это, - Сергей потряс
листами. - так что подумай, прежде чем прочитать. Стоит ли?
Он положил две страницы на кровать между собой и Катериной. Она
смотрела на бумагу с непонятным выражением на лице, ее пальцы потянулись к
листам, замерли, а потом решительно ухватились за бумагу и потянули ее к
себе.
Она принялась читать. Сначала жадно, потом замерла, вернулась к началу,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг