что обмен веществ вовсе не равен жизни, а затем победить время. - Обидин
рассмеялся. - Как вам нравится эта идейка?
- Услышал бы вас Чемоданов! Он давно обвиняет вас в поисках абсолюта.
- Я как раз о нем подумал! На заседании ученого совета, не далее как
вчера, когда обсуждали перспективный план научно-исследовательских работ,
он заявил, что деньги, отпущенные на наши исследования, это все равно... и
при этом сделал жест, сложил губы и фукнул с таким видом, словно эти
денежки уже вылетели в трубу. Но Чемоданову в этот раз не повезло. Кто-то
из наших хозяйственников намекнул о шести сотнях яиц, отпущенных на опыты
группы, которую возглавляет Чемоданов.
- А что случилось с этими яйцами?
- Ничего. Поговаривают, что Чемоданов их съел.
- Завидный аппетит!
- А по-моему, он правильно распорядился этими яйцами. Превратил их в свою
плоть и кровь. Хорошая яичница лучше плохого эксперимента. А какой из
Чемоданова экспериментатор? Он теоретик. Плохой. Неталантливый. Но все же
теоретик. Пишет статьи по философии естествознания.
- Не каждого, кто пишет статьи, можно называть теоретиком.
- Вы хотите отказать Чемоданову во всем. Он и не практик. Он и не
теоретик. А кто же он?
14
Как выяснилось, у моего гостеприимного хозяина было две профессии.
Крупнейший исследователь, биоэнергетик и биофизик, он совмещал свою
научно-исследовательскую работу, и теоретическую и экспериментальную, с
непритязательной должностью лесного обходчика. Сторож, или, как в мое
время называли, лесник. Вот чем он занимался, поселившись на берегу Катуни.
Сообразно этим двум занятиям распределялось и его время. Проведя сорок
пять минут в машине быстрого движения, Павел дома задерживался недолго,
переодевался, обедал и уходил в лес.
Что он любил больше - теоретические проблемы или лесные тропы? Трудно
сказать. Вероятно, то и другое в равной мере.
Иногда он и меня брал с собою. Я надевал соответствующий костюм. Его
костюм. Мы были одного роста и одинакового сложения. Специально
предназначенный для этого робот помогал мне одеться. Вот это было уже
совсем ни к чему и порядком меня смущало. Смущение мое усугублялось еще и
тем обстоятельством, что у механического помощника, расторопного и
угадывающего все мои желания, было человеческое имя: Митя.
Это имя, простое и милое, звучавшее несколько фамильярно и интимно,
облекало своим звучанием нечто стоящее по ту сторону жизни. Митей называли
предмет, вещь. Вещь ли? Вещи никогда не бывают разумными, хотя и служат
разуму. А Митя был воплощением разума, хотя и относился к существам
неодушевленным. Он никогда не ошибался, исполняя мои желания. Между ним и
мной существовала, как я узнал позже, связь, о физической сущности которой
в XX веке имели смутное представление. Механических слуг и людей связывало
силовое поле, однако же не электромагнитной природы. Физическая сущность
этого силового поля была более деликатного свойства, чем грубые
электромагнитные волны. Помню, в какую ошибку я впал, сказав однажды при
Павле:
- Счастье, что Митя и ему подобные лишены эмоций.
- Как сказать! Он, в сущности, весь состоит из эмоций. Ведь физическая
природа силового поля, которое соединяет вас с Митей, имеет прямое и
непосредственное отношение к эмоциям. Митя чересчур эмоционален. Он
постоянно чувствует ваши переживания и сопереживает вам.
- Тогда это ужасно! - сказал я. - Я думал, что пользуюсь услугами
бездумной вещи, автомата, механизма. Я не думал, что он чувствует и
переживает.
- Он весь состоит из чувств и переживаний. Он наполнен эмоциями, как
лирический поэт или актер-трагик. Но успокойтесь! Он ведь не личность. Его
эмоции имеют чисто служебный, утилитарный характер.
- Но он чувствует, сочувствует, сопереживает?
- Эти чувства и переживания существуют в нем не для себя, а для вас. В
Мите нет того, что мы называем "я". Митя как бы неотделим от того, кому он
служит. Он ваш придаток. - Павел усмехнулся. - Эмоциональный придаток,
учтите!
Я с облегчением вздохнул, когда Митя удалился. Мы разговаривали о нем,
словно он в самом деле был только вещью, только предметом.
В лесу Павел старался обходиться без роботов. Труд лесника, в сущности,
архаический труд, древняя работенка, чуждавшаяся техники.
Я помогал Павлу собирать опавшие сучья. Мы складывали их в кучу и
разводили костры. Дым забивался в нос и в глаза, он напоминал мне и Павлу
о тех далеких временах, когда люди считали пылающий костер и желтое,
мечущееся между ветвей пламя почти чудом.
Посидев у костра, помечтав, полюбовавшись огнем, бросавшим отсвет на воду
шумевшей рядом горной реки, мы шли дальше. Павел шел рядом со мной.
По-видимому, он побаивался, чтобы я, чего доброго, не заблудился. Стоило
мне отойти на несколько шагов в сторону от тропы и скрыться в густой чаще,
как Павел уже окликал меня:
- О-о! Павел Дмитриевич! Где вы? Ау!..
- Я здесь!
И Павел каждый раз не мог скрыть радость, когда снова стоял рядом со мной.
- Жаль, - сказал он, - что вы оставили дома Митю. Митя бы без всякого "ау"
знал, в какой вы стороне. А сейчас он сидит дома и скучает без вас. Я ведь
его подключил к вам. Он теперь ваш эмоциональный двойник. Вы ушли, и он
уже затосковал. И теперь будет тосковать каждый раз.
- Это хорошо или плохо? - спросил я.
- Я не совсем понимаю ваш вопрос. Кому хорошо? Ему? Мите? Вам? Для Мити не
существует ни "хорошо", ни "плохо". Он живет по ту сторону оценивающих
принципов. Оценивать может только человек. А Митя - вещь. Эмоциональная,
тонко чувствующая вещь, но все же вещь. Что касается вас, вам хорошо. У
вас есть помощник, эмоционально слитый с вами, идеально пригнанный к вам
угадчик и исполнитель ваших желаний... Примерно сто семьдесят лет назад,
еще в двадцать втором веке, физики и биофизики раскрыли физическую
сущность некоторых таинственных явлений психики. Вот наглядный и
тривиальный пример одного из этих явлений. С хозяином в пути случилось
несчастье. Собака, оставшаяся дома, начинает беспокоиться. Она воет,
мечется, выражает свою тоску, свое горе. Откуда она узнала, что в пути с
хозяином случилась беда? Об этом еще не знают люди. Но она осведомлена.
Какие-то неизвестные науке волны принесли ей известие. Физиологи
пренебрегали такими явлениями до тех пор, пока смежные области науки не
заинтересовались ими. И вот выяснилось, что живые близкие существа связаны
особой связью. Была раскрыта сущность этого силового поля. Мир узнал нечто
новое о том, что называют эмоциями. Не сразу пришла в голову ученым мысль
наделить эмоциями вещи. Философы и поэты жаловались, что слишком
механической становится цивилизация. Бездушие, ледяное поведение роботов,
исполнявших физическую и утилитарно-интеллектуальную работу, не
удовлетворяло наиболее чутких и тонких людей. И вот совсем недавно техники
решили воспользоваться силовым полем, связывающим людей эмоциональной
связью, для того, чтобы создать вещи особого типа. На свете появились
чувствующие предметы. С наивно философской точки зрения это алогизм, если
не полный абсурд. Вещь, объект включил в себя, внедрил нечто присущее
только субъекту. Будем рассуждать дальше. Значит, объект стал более
субъективным? Уменьшился разрыв между моим "я" и вещью, отраженной моим
сознанием? Не так ли? Эти вопросы дискуссионны. Ни о чем так сейчас не
спорят философы, ученые, лирики, как о Мите и ему подобных. Пока их
немного. Митя - это экспериментальный робот. Он в стадии испытания. Да еще
большой вопрос, одобрит ли общество этот эксперимент. Это будет в скором
времени решаться. Пока идут дискуссии. Но вернемся к Мите. Кто такой Митя?
Или, вернее, что это такое? Во-первых, между "кто" и "что" нужно поставить
тире. Митя где-то в промежутке между "кто" и "что". Он и то и другое. И в
какой-то мере не это и не то. Его чувства обострены. Он переживает не за
себя, а за вас, только за вас, другие люди его не волнуют. Малейшая ваша
неудача, оплошность, ошибка огорчают его. В нем нет ничего от "эго", от
личности. Он бесконечно добр. Но философы ожесточенно спорят, можно ли это
называть добротой. Вы устали? Давайте посидим у костра. Отдохнем. Я тоже
устал.
15
Митя исполнял мои желания. Правда, он не в силах был выполнить мое самое
сильное желание - ускорить срок моей встречи с Ольгой.
Пока об Ольге не было никаких сведений. Я очень страдал. И мой
слуга-двойник, мой эмоциональный дублер, переживал за меня. Он был
воплощением отзывчивости, доброты, сердечности, но все эти добродетели и
чувства были отъединены от разума, они имели чисто служебный характер.
Страдал ли Митя "для себя"? Павел уверял меня, что он этого неумел. Да и
само понятие "для себя" отсутствовало в программе этого автомата. Я
все-таки решил мысленно называть Митю автоматом. Это мне облегчило общение
с ним, помогало пользоваться его услугами, не чувствуя угрызений совести.
Как-то между ним и мною произошел любопытный разговор, записанный мною
дословно.
Я. Что вы знаете о себе? Кто вы?
М и т я. Я - Митя.
Я. Человек вы или вещь?
М и т я. Не понимаю.
Я. Вы чувствуете?
М и т я. Да.
Я. Думаете?
М и т я. Да.
Я. О чем вы думаете?
М и т я. О вас.
Я. Еще о ком?
М и т я. Еще о вас. Только о вас. Больше я ни о чем не умею и не могу
думать. Я думаю о том, о чем думаете вы.
Я. Откуда вы знаете, о чем я думаю?
М и т я. Я ваш эмоциональный двойник.
Я. О чем я сейчас думаю?
М и т я. Вы думаете сразу о многих вещах. И мне очень трудно. Сейчас вы
думаете о том, что не хотите встретиться с Людмилой Сергеевной. Я тоже не
хочу.
Я. А можете вы захотеть то, чего не хочу я?
М и т я (смущенно). Не пробовал. Но могу попытаться.
Я. Сделайте попытку. Пожалуйста. Я вас прошу.
М и т я. Боюсь, что мне будет очень трудно.
Я. Но все-таки попробуйте. Я вас очень прошу.
М и т я (после продолжительного молчания). Я хочу подышать свежим
воздухом.
Я. Но это не ваше, это мое желание. Я только что об этом подумал.
М и т я (смущенно). А я думал, что это мое желание.
Я. Ну, значит, наши желания случайно совпали. Это бывает.
М и т я. Я еще мало знаю о том, что бывает и чего не бывает. Я
существую всего три месяца. А правда, что вам триста лет?
Я. Откуда вы это знаете?
М и т я. В мою программу входит ваш опыт. Но только теперешний опыт.
То, что было до вашего пробуждения, я не знаю. И это мне не нужно.
Прошлое. Далекое прошлое. А там я бессилен чем-либо вам помочь.
Я. Так вы умеете думать? Даже и размышлять? Я этого не ожидал. Мне
сказали, что вы только чувствуете...
М и т я. Это правда. Я только чувствую. Но иногда я могу и мыслить.
Очень редко. Когда что-нибудь не в исправности. Сейчас должен прийти
техник, наблюдающий за мной.
Затем Митя вышел из комнаты, вышел бесшумно, как всегда. Я рассказал о
своей беседе с Митей Павлу, как только он вернулся из института.
Павел задумался. Он долго ходил из угла в угол комнаты, потом сказал мне:
- Какие-то неполадки. Вещь находится в стадии эксперимента. Что-то не
получилось... Но техники проверят. Это хорошо, что вы наблюдаете за ним и
записываете свои наблюдения. Президиум Академии наук и Высший технический
совет очень интересуются вашим непредубежденным мнением об этом
экспериментальном роботе.
Я был польщен этими словами и, кажется, не сумел скрыть свое смущение.
- Вы мне льстите, дорогой Павел, - сказал я. - Кого может интересовать мое
мнение о технической новинке? Я отстал более чем на триста лет.
16
Я. Митя, о чем вы сейчас думаете?
М и т я. О том же, о чем думаете вы. О ней.
Я. Но вы же ничего не знаете о ней, кроме того, что триста лет назад мы
с ней расстались.
М и т я. Мы? Мы расстались? Мы?
Я. Не мы, а я! Я расстался с ней. Вас тогда не было и не могло быть!
Кибернетика в те годы была молодой наукой. И многие надеялись, что машины
научатся думать, но никто еще не думал, что они будут уметь чувствовать и
переживать.
М и т я. Я не знаю этого.
Я. Вы и не должны об этом знать. Да и зачем? Но я не могу понять,
почему вы тоскуете по женщине, которую вы ни разу не видели?
М и т я. Я тоскую по ней только потому, что тоскуете вы. Я ваш двойник,
эмоциональный придаток.
Я. Успокойся, Митя. И, ради бога, отвлекись. Думай о чем-нибудь другом.
Кстати, если тебе не трудно, принеси, пожалуйста, книги.
М и т я. Какие?
Я. Те, что доставлены были вчера. Они в соседней комнате.
Митя уходит за книгами.
Я наблюдаю за ним, записываю свои наблюдения. В свободное от этих занятий
время я много читаю. Мне нужно заполнить промежуток в триста лет,
разделяющий настоящее от прошлого, узнать, хотя бы схематично и вкратце, о
всех тех событиях в политической, экономической и культурной жизни
человечества, которые случались за все то продолжительное время, пока я
пребывал в пассивном состоянии, в состоянии заторможенных и почти
остановленных процессов жизни.
Я читаю с жадным, захватывающим все мое существо интересом. Я волнуюсь и,
конечно, переживаю. И все мои волнения и переживания сразу передаются
беззащитному Мите, моему эмоциональному двойнику. Иногда мне кажется, что
он не сможет перенести такую сильную нагрузку. Он слишком впечатлителен.
Пожалуй, еще впечатлительнее меня. Конструкторы, создавшие его, были,
по-видимому, слишком темпераментные и щедрые люди, они явно перестарались.
Сочетание крайней впечатлительности и нервности с обликом и сущностью вещи
(внешне Митя - обычный робот, предмет, механизм, собранный из
металлических и пластмассовых частей), это сочетание создает нечто такое,
к чему я не могу привыкнуть. Эмоциональность, а значит, и в какой-то мере
духовность, как бы пробивается сквозь нечто холодно вещественное,
безразлично предметное, чуждое и враждебное всякой субъективности, всякой
духовности. Парадокс? Противоречие? Логическая загадка? Синтез того, что
противится слиянию?
Я делаю попытку подробно развить эту мысль, готовясь к выступлению на
сессии Академии наук, где будут обсуждаться эксперименты с
роботами-новинками, подобными Мите. Об этом мне сообщил Павел, передав
привет от президента Академии и наилучшие пожелания от председателя
Высшего технического совета Земли, Венеры, Марса и всех космических
станций. Павел не забыл сказать мне о том, что президент и председатель
Высшего технического совета очень интересуются моим мнением и многого ждут
от моего публичного выступления.
Я не был настолько наивен, чтобы поверить ему на все сто процентов. Я
догадывался, что мудрые и опытные люди хотели отвлечь меня от тревожных
дум о судьбе Ольги и ее спутников (пока в солнечной системе о них не было
никаких известий). Они хотели также помочь мне забыть о том, что я
организм и материал для изучения дискретных проблем жизни, и напомнить мне
о том, что я человек. А человек не может жить, не творя и не действуя. Не
может. И не должен! Я высоко оценил эту заботу о себе, выраженную таким
осторожным и деликатным способом. И именно это обстоятельство заставляло
меня тщательно готовиться к обсуждению.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг