пределы бытия, отмеренного на земле каждому индивиду. Как все очень чуткие
и отзывчивые натуры, Обидин умел угадывать чужие мысли. Однажды он
спросил, обращаясь не то ко мне, не то к самому себе:
- Нужно ли бессмертие?
Я ответил вопросом:
- Зачем гадать, нужно ли, разве оно возможно?
Обидин улыбнулся своими тонкими умными губами.
- Уж кто-кто, а вы-то знаете не хуже меня, что принципиально оно возможно.
И что...
- И что, - перебил я его, - запланирован опыт замедления жизни. Мгновение,
остановись!
- Я спрашиваю не о том, возможно ли оно, а нужно ли? Не таит ли оно в себе
философскую бессмыслицу? Не противоречит ли оно нравственной сущности
человека?
- Ответить на ваш вопрос мог бы только тот, кто испытал это счастье или
это несчастье на себе.
- Беда в том, что нам бы не представилась возможность его об этом
спросить. Но шутка шуткой, а последние два года я очень много думаю об
этом. Есть "за" и есть "против".
- Меня больше интересует "за".
- Меня тоже. Мне кажется, что, помимо всего прочего, смерть несет для
личности интеллектуальную трагедию. Каждому хочется знать - что дальше? А
смерть отбирает это "дальше" и не позволяет человеку задавать вопросы.
Бессмертие нужно хотя бы для того, чтобы продолжать спрашивать. Нет,
смерть необходимо убрать с дороги, которая ведет человека вперед.
- А если это не соответствует человеческой сущности?
- Так черт с ней, с этой сущностью! Что она - вечна и неизменна? С
возможностью победы над временем и смертью изменится и наша сущность.
- Усталость. О ней вы забыли?
- Физическая усталость?
- Нет, духовная, нравственная усталость. Духовный, интеллектуальный
организм вовсе не приспособлен для очень длительной жизни.
- Приспособится.
Обидин часто возвращался к этой мысли. Он все время искал философское
оправдание своей дерзкой идеи. Он говорил мне и, разумеется, себе, в
первую очередь себе:
- Мы вступили в эпоху, значение и истинный смысл которой мы еще не в
состоянии полностью осознать. Выход в космос, завоевание наукой огромных
пространств - все это столкнулось с одним сложным и трагическим
противоречием Продолжительность человеческой жизни не соответствует тем
грандиозным задачам, которые поставили перед нами современная наука и
техника. Как сможет человечество выйти за пределы солнечной системы, если
жизнь отдельного человека так непродолжительна? Дальнейший прогресс науки
требует удлинения человеческой жизни.
- Это бесспорно, - сказал я, - но человек не машина, созданная только для
преодоления физических препятствий, человек - это прежде всего духовное,
интеллектуальное, моральное, то есть нравственное, существо. Его духовный
мир вряд ли приспособлен для вечного пребывания в мире. Извините, Всеволод
Николаевич, но ваша идея похожа на поиски абсолюта. Освободите человека от
смерти, и он превратится в бездушное существо.
- Не знаю, - ответил резко Обидин. - И никто не знает. Пока об этом можно
гадать.
26
Сотрудникам лаборатории все-таки удалось уговорить меня взять отпуск, для
того чтобы отдохнуть.
Я попросил свою мать позаботиться о Коле, купил путевку в дом отдыха и
уехал в Репино.
Целые дни я ходил на лыжах, а вечера проводил за шахматной доской. И лыжи
и шахматы должны были помочь мне, как выразился мой приятель Сашка Димин,
"войти в колею".
Глядя на пешку или слона, я погружался в обдумывание своего хода с таким
видом, словно этот ход был самой важной вещью на свете. Я хотел убедить
себя в этом и заставить погрузиться без остатка в пробегавшее мгновение,
как это делали все отдыхающие - и молодежь и старики пенсионеры. Но
мгновение за мгновением пробегали мимо, не вовлекая мое существо в
беззаботную радость существования. Меня выделяло и отделяло от всех других
отдыхающих одно чрезвычайное и сверхобычное обстоятельство. Мне была
дарована возможность преодолеть время. Я психологически подготовлял себя к
опыту, который должен был произвести надо мной Обидин. Я должен был
расстаться со своими современниками, чтобы через триста лет увидеть другой
мир. Я старался погрузиться в текущее мгновение, отвлечься от вечности и
безграничности, знакомство с которыми было не за горами. Жизнь с ее
радостями. Она была повсюду. Никто из отдыхающих не думал о времени.
Зачем? Они жили в единстве с мимолетным, и никто из них не требовал, чтобы
прекрасное мгновение остановилось. Но, как позже я узнал, пожелал
остановить мгновение человек, от которого это трудно было ожидать.
Я только что закончил одну партию в шахматы и уже расставлял на доске
фигуры, чтобы начать другую, когда в гостиную ленивой походкой вошла
сестра-хозяйка и сказала, что внизу, в вестибюле, меня ждет какой-то
гражданин.
- Кто же именно? - спросил я. - Разве он себя не назвал?
- Назвал. Да я забыла фамилию. Какой-то профессор.
"Уж не Обидин ли явился сюда", - подумал я, но, спустившись в вестибюль,
еще издали узнал чемодановскую шубу.
- Извините, Павел Дмитриевич, что нарушил ваш покой. Важное и срочное
дело.
Я указал Чемоданову на диван в углу, где можно было поговорить, никому не
мешая. Но Чемоданов не сел на диван, а продолжал стоять.
- Может, прокатимся до Зеленогорска? Со мной машина. По дороге побеседуем.
Я согласился, чтобы убить время. Ведь, в сущности, я только и занимался
тем в доме отдыха, что убивал время.
Мы доехали до Зеленогорска. Чемоданов остановил машину возле ресторана
"Ривьера".
- Зайдем, - сказал он почему-то настороженным и доверительным шепотком. -
Закусим. А за коньячком и поговорим. Тема разговора такая. Требует
подготовки.
В ресторане в этот час, кроме нас, не оказалось никого, если не считать
подвыпившего и задремавшего за столиком старика.
- Жизнь прожил, - покосился на него Чемоданов, - и с ее радостями
расставаться не хочет. Что ж, это естественно. Я это понимаю. А вы?
- Я не разделяю вашего восторга.
- Ну, ну, - шутливо погрозил он пальцем. - Не разделяете, а сам
собирается... - он не докончил фразу, многозначительно посмотрел на меня и
налил коньяк в рюмки.
Мы чокнулись.
- Не будем уточнять, - Чемоданов усмехнулся. - Да и конкретизация этого
предмета, о котором идет речь, дело не простое. Раньше бы сказали:
ме-та-фи-зи-ческое. Выпьем лучше за жизнь и за ее радости. Да, именно за
радости. А всякие отвлеченности оставим для вашего шефа Обидина. Он,
конечно, гений. Бесспорно! Но что такое гений? Это человек себе на уме.
Запомните этот афоризм.
- Запомню, - сказал я.
- Так вот. Не будем уточнять. Не надо. Да и слов нет в бедном человеческом
языке. Как сказал поэт: "Молчи, скрывайся и таи и чувства и мечты свои".
Вот я и таю. "Как сердцу высказать себя? Другому как понять тебя?.."
- У вас отличная память. Но я не понимаю...
- Ну, ну! Не делайте вид. Не вчера же вы родились... Это вам обещано
радоваться вновь и познать новую жизнь. Ну ладно! Молчок. Не тема для
разговора в ресторане. "Поймет ли он, чем ты живешь. Мысль изреченная есть
ложь...".
Он еще налил коньяк. Выпил. И в его глазах появилось не свойственное ему
выражение иронии.
- Фауст. Советский Фауст. - Он погрозил мне пальцем. - Но Фауст заплатил
за это не дешево по тем ценам. Душой. Душенькой. А вы собираетесь получить
все бесплатно. Я всегда был о вас особого мнения. "Этот товарищ, -
предсказывал я, - пойдет далеко".
- Только, пожалуйста, без пошлостей.
- Далеко пойдет. Уже, кажется, и некуда дальше. Все знаю. Но таю. И как
Обидину удалось получить разрешение на этот не имеющий прецедентов опыт и
как выбор пал на вас? Ничего себе командировочка! Не нравится это слово?
Ну что ж, назовем это отпуском. И это выражение не устраивает? Так можно и
никак не называть. Термин Обидина "временная смерть" неудачен. При чем тут
смерть, когда речь идет о бессмертии.
- Может, все-таки переменим тему разговора?
- Охотно. О чем же говорить? Ходил вчера в театр. Видел пьеску из жизни
ученых. Главный герой, профессор, все никак не может наладить отношения с
женой и детьми. Семейный конфликт. А в лаборатории у себя занимается
сущими пустяками. Ищет средство от чесотки. Приземленно очень. Быт. Как вы
относитесь к быту?
- Никак.
- Это не ответ. Без быта мы все не более как схемы. Ваш Обидин этого не
понимает, хоть и почти гений. А я, признаться, люблю быт. В квартире все
удобства. Ванна. Газ. Мусоропровод. Телевизор. Но хожу мыться в баню. И
знаете, немножко тоскую по коммунальной квартире. Теперь это редкость.
Домов настроили. Исчезли бытовые конфликты. Хорошо! Отлично! Культурно! Но
скучно. Вы об этом думали?
- Не думал.
- Зря.
- Что зря?
- Ничего. Пошутил. И хорошее на плохое менять не намерен. Зачем? Каждый
ценит удобства. За что предлагаете выпить? Давайте выпьемте за...
- За что?
Не ответил и внезапно меня опросил:
- А что вы с собой возьмете туда?
- Куда?
- Ну в свое путешествие, в свой вояж, как выражались в прошлом веке. Не
отправитесь же туда без багажа?
- А вы что бы взяли на моем месте? Свою знаменитую шубу?
- Хотя бы и шубу. Это вещь.
Он помолчал. Потом приблизил ко мне свое лицо, вдруг спросил шепотом:
- Уступите?
- Что уступлю?
- Понимаете сами, о чем идет речь.
- Не понимаю.
- Не притворяйтесь. Так уступите или нет?
- Что?
- Время. Времечко.
- Ах вот о чем вы просите. Время? А зачем оно вам?
- Ценю. Собственно, нет на земле большей ценности, чем оно.
- Для кого как.
- Так уступите?
Он рассмеялся и погрозил мне пальцем.
- Я уже говорил с Обидиным. Он ни в какую. С его точки зрения, я не тот
человек, а вы тот. Моралисты! Ну ладно! Пока довольно об этом. Хватит.
Молчок. "Молчи, скрывайся и таи и чувства и мечты свои"...
27
Я посмотрел сквозь стекло автобуса. Мелькнуло лицо школьника,
возвращающегося из школы. Я задержал свой взгляд на этом детском смеющемся
лице.
В автобус вошла старуха колхозница. И я долго-долго смотрел на нее, на ее
худую суровую фигуру, на ее морщинистый рот, на ее огрубевшие от работы
пальцы, которыми она неумело держала билет. Я смотрел на все, что было
вокруг, с каким-то острым и незнакомым мне чувством. Я еще был здесь, в
своем городе, среди своих современников, но уже все начало отдаляться и от
этого становилось еще прекраснее.
Я вышел из автобуса на углу Невского и Садовой. По тротуару текла толпа.
Прохожим не было до меня никакого дела. Никто из них не подозревал, что
среди них идет человек, которому суждено оторваться от бегущего мгновения
и сделать необыкновенный прыжок через "ничто". Им не было никакого дела до
меня. Но каждый из них был нужен мне, бесконечно нужен и дорог.
- Люди, остановитесь! Современники мои, - хотелось сказать мне, -
задержитесь на минутку!
Но я этого не сказал. Да и кто бы решился это сказать, будучи на моем
месте? Большие, искренние чувства чуждаются громких и красивых фраз.
На скамейке в Михайловском саду сидела девушка. Может быть, она
кого-нибудь ждала. Во всяком случае, не меня. Я сел рядом с ней. И
заговорил. Я предложил ей пойти вместе со мной в кино.
- На какую картину? - спросила она.
- На любую. На плохую. На хорошую. Мне хочется побыть вместе с вами.
Девушка улыбнулась. Это была довольно обычная девушка. И улыбалась она
чуточку жеманно. Но в эти минуты она мне казалась остро, необыкновенно
прекрасной.
- Как вас зовут? - спросил я.
- Валя.
- А где вы работаете?
- Ну вот, целая анкета. Работаю на заводе "Светлана". Есть еще вопросы?
- Все, - сказал я - Больше вопросов нет. А теперь просто поговорим.
- О чем?
- Не знаю. О земле. О вас. О сердце. Об этих кленах. Как здесь хорошо!
- Вы что, приезжий?
- Нет, здешний. Здесь родился и вырос.
- Наверно, куда-нибудь уезжаете? И надолго?
- Вы почти угадали.
- На целину?
- Дальше.
- За границу?
- Еще дальше.
- В космос, что ли, улетаете? Но что-то не похоже.
- Почему не похоже?
- Вид не тот. Наружность. - Она с любопытством посмотрела на меня. - Да и
в очках. Очкарик. Зрение не подходящее. Летчики и космонавты в очках не
ходят. А вы очкарик. - Она повторила, видно ей понравилось это слово.
Мне оно тоже понравилось, и я тоже повторил:
- Очкарик. Это верно. А откуда вы знаете, что очкариков бракуют?
- Все это знают. А если очки разобьются?
- Это верно. Об этом я и не подумал. Им никак нельзя разбиваться. Хотите
мороженого?
- А в кино?
- В кино как-нибудь в другой раз. Времени у меня в обрез.
- Когда же в другой? Вы уезжаете или передумали?
- Нет, не передумал. В другой раз уже не придется. Это верно.
Мы зашли в погребок на Невском у Садовой, и я заказал две порции
мороженого.
- Так куда же вы едете, очкарик? Секрет?
- Нет, не секрет. Я, собственно, не еду, но это все равно.
- Какой-то вы непонятный. И грустный, будто что-то потеряли. Паспорт?
Билет? Деньги?
- А вам приходилось терять?
- Сколько раз.
Я посмотрел на девушку. Теперь она казалась мне еще прекраснее. Она что-то
рассказывала, но я не слушал и смотрел на нее, не отрываясь.
- Что вы так смотрите?
Она вся зарделась.
- Мне хочется насмотреться. Вот уже несколько дней я занимаюсь только тем,
что смотрю на людей, на вещи, на дома, на улицы, чтобы запомнить.
- А зачем?
- Сам не знаю, для чего. Когда ложишься спать, ведь ничего не запоминаешь,
знаешь, что утром проснешься и все будет рядом с тобой - друзья, привычные
вещи, весь твой мир. Но этот сон слишком будет продолжительным, не ночь, а
несколько сот лет.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг