феномену. И это объяснение будет слишком запутанным и сложным, чтобы быть
истинным.
- Может, лучше не вдаваться в объяснения, господин Кант?
- Философ не должен бояться истины, как бы она ни была ужасна. Я жажду
узнать причины, чтобы понять следствия.
- Все очень просто. Я прилетел на Землю с Дильнеи. Космический корабль
ждет меня на Луне. Моя миссия подходит к концу. Мне пора, господин Кант.
Благодарю вас за аудиенцию. Вот уже слышны шаги... Кажется, сюда идет
господин Яхман?
- Да, это он. До свидания, господин с русской фамилией, посланец будущего.
Я не хотел бы при Яхмане сомневаться в том, что вы человек. До свидания!
- Прощайте! Я вернусь через двести лет.
НАКАНУНЕ
Сто пятьдесят лет назад один из крупнейших биологов Дильнеи, великий Ахор,
писал, не скрывая своей ревности к успехам физиков:
"Если бы наше знание проникло в живую клетку так же глубоко, как в
сущность атома, вероятно, мы избавились бы от большинства болезней и
смогли бы продлить нашу короткую жизнь вдвое, втрое, а может, и в десять
раз".
Еще недавно эти слова звучали несбыточно, как не оправдавшееся
пророчество, сейчас же они были близки к реализации. Вот уже несколько
лет, как вся Дильнея была занята наступлением на тайны клетки. Казалось,
все превратились в цитологов: инженеры, поэты, старушки, доживавшие свой
век, диспетчеры на космических вокзалах, астросадовницы, астрономы,
работники связи, литературоведы, косметики.
Арид сказал Эрое:
- Теперь вы можете спокойно ждать Веяда. Вам не суждено состариться. Мы
уже накануне победы над энтропией и временем.
В глазах Арида, увеличенных экраном приближателя, были следы грусти.
Нелегко было ему вспоминать о Веяде.
Об этом Эроя догадывалась давно.
- Когда мы встретимся? - спросила она.-Я так давно не видела вас.
- Может быть, завтра. Если мне удастся выкроить час, отложив все дела.
Трудно Ариду выкроить час. Его личное время принадлежало не ему, а
проблеме, которую нужно было решить.
Клетка была куда сложнее атома. Атом не обладал "памятью". А клетка не
только "помнила" себя, но своей безукоризненной "памятью" связывала
прошлое, настоящее и будущее каждого многоклеточного организма. Найти
средства, предохраняющие наследственно-информационный аппарат от
разрушающего действия энтропии, - значит сделать каждый индивид, каждое
"я" и каждое "ты" таким же не боящимся смерти, как вид и род. Кому, как не
Ариду, могла прийти такая дерзкая идея? И эта идея завладела умами всех
дильнейских ученых.
Эроя ждала Арида в тот день, когда он обещал прийти.
Но он пришел только через неделю.
- Спешная работа, - сказал он, - не могла выделить для меня даже
свободной минуты. Вы должны меня извинить. Но зато теперь остались
считанные дни...
- Вы рады? - спросила Эроя.-Ваше усталое лицо об этом не говорит. Глаза
смотрят на мир не только утомленно, но и грустно. Отчего это, дорогой? Раз
вы так близки к победе, вы должны быть счастливы. Выражение вашего лица
опровергает это.
- Это не совсем так, - ответил Арид.-Я действительно счастлив, как и все
мои многочисленные сотрудники и друзья. Но поймите нас, Эроя. Ведь мы
берем на себя огромную ответственность. Трудно сказать, что принесет нам
победа над старением клеточной "памяти". Дильнейское общество, все и
каждый, переступит через границу, отделяющую две эпохи - прошлую и будущую
- и выйдет в неведомое. В продолжение десятков ты сяч лет дильнеец жил,
если благоприятствовали социально-экономические условия, столько, сколько
ему было отмерено его биологическими и физиологическими пределами. Между
мыслью дильнейца, рвавшейся в беспредельность пространства и времени, и
его бренным телом не могло быть подлинного единства. Слабое, рано
стареющее тело было недостойно интеллекта и воли, готовой победить все,
преодолеть все физические препятствия для познания мира и для развития
коммунистического обществе. Наука была обязана продлить жизнь, сделать
слабое тело таким же сильным и боеспособным, как интеллект и воля
современного дильнейца. И вот мы накануне реализации этой дерзкой идеи.
- Так почему же вы тревожитесь? Разве может тревожиться врач, несущий
больному здоровье?
- Поймите, Эроя! Это же процесс необратимый. Каждый дильнеец станет чем-то
вроде Ларвефа, моего учителя, победившего сначала самого себя, а потом
время. Но не каждый может быть Ларвефом. Жизнь-это, кроме всего, цепь
привычек и привязанностей. Разве легко выскочить из рамок своей жизни, ко
дну которой, как ракушки к кораблю, прилипли привычки и пристрастия, А
что, если дильнейцы, чьи клетки приобретут долговечную память, потребуют
от меня и моих сотрудников вернуть им утерянный мир, утерянное бытие,
способность быстро стареть! Судя по вашей улыбке, вы этого не
предполагаете?
- Вы не поняли мою улыбку. Я как раз это предполагаю. Многим свойственно
желать того, чего у них нет, и не ценить то, чем они обладают. Подарите им
бессмертие, и они будут тосковать по смерти.
-Ну вот, - сказал удовлетворенно Арид, - вы лучше меня объяснили мою
тревогу. А сейчас, если вы согласитесь отложить все срочные дела, я
предлагаю вам совершить вместе со мной быстрое путешествие по Дильнее. Мне
хочется запечатлеть в своем сознании мир таким, какой он сейчас. Через
несколько дней наступит перемена. Все, что есть сегодня, отделится от нас
почти с катастрофической стремительностью. Слово "вчера" потеряет всякий
смысл. Вчерашний день будет так же далеко от нас, как палеолит, если не
дальше...
- А вы не преувеличиваете, Арид?
- Наоборот. Я преуменьшаю.
Он бросил взгляд на автоматический справочник.
- Как поживает ваш Эрудит?
- Отлично.
- Как работает?
- Бесперебойно.
- Бедняга!
- Чуточку тише. Я очень прошу. Он не любит, когда его жалеют.
- А как его не жалеть? Все изменятся, а он останется прежним.
- Ничего. Мы подновим его программу.
- Дело не только в программе, а в точке зрения на мир. Разве дильнейцы,
обретшие долголетие, будут точно так же мыслить, как мыслили они вчера?
Вся история прошлого покажется им крайне странной и во многом непонятной.
Им прежде всего будет непонятно, как их предки могли откладывать срочные
дела, когда рамки их бытия были столь узкими. Но идемте, Эроя. У нас есть
возможность поговорить и в вездеходе.
Автомат-водитель открыл дверцы вездехода.
- Ну, как настроение, Кик? - спросила Эроя водителя.
- Самое бодрое.
- Ну вот. Кик. Сегодня бодрость - это тот идеал, к которому стремимся и
мы с Аридом.
Водитель сел на свое место, и вездеход стал набирать скорость.
САМА СКОРОСТЬ
А потом много лет спустя они оба - Арид и Эроя с чувством грусти
вспоминали свою поездку, с чувством грусти, смешанной с легкой радостью.
Они то мчались, обгоняя минуты и секунды, то замедляли движение вездехода
так, что могло показаться: они не летели, а шли. Шли!
Они шли, и мир шел вместе с ними. Они мчались, и мчался мир, почти
развеществляясь и превращаясь в движение, в абстракцию, в кружащийся фон.
Они плыли, и плыла Дильнея, как облако, и плыли леса и горы, слегка
покачиваясь как отражение в прозрачном озере, и все становилось музыкой:
трава и небо, деревья и реки, дно озер и морей.
Они летели-сама быстрота и скорость, и от страшной скорости срастались
времена года, сливались зима и лето, весна и осень. Движение вездехода как
веер развертывало пространство и время.
Крыло ласточки. Верхушка горы, леденящей дыхание.
Дно моря с синими, розовыми, оранжевыми его обитателями. Гром. Молния.
Снегопад. Ливень. Звон падающих капель. Снежная тропа, соединившая жаркую
пустыню с прохладной поляной, по которой скачут зайцы, высоко поднимая
свои пушистые тела. Водопад. Грохочущая, стонущая, поющая громада, вода,
обрушившаяся со скал в долину. Следы в снегу. Озеро в кратере потухшего
вулкана. Просека. Удивленная голова жирафа. Медведь, с ревом выскочивший
из берлоги. Стремительный бег вспугнутой лани. Пчелиный улей.
Ладонь лесника. Полевые цветы от горизонта до горизонта, Одни цветы. Как
будто на свете нет ничего, кроме цветов.
- Не слишком ли ты спешишь. Кик? - сказала Эроя, - Если не трудно,
замедли мгновение.
Кик включил аппарат, изобретенный отцом Эрой Эрономстаршим. Теперь они
оба, Эроя и Арид, глядели на мир сквозь "лупу времени". Бытие замедлило
свой темп. Другой ритм жизни, знакомый только бабочке или пчеле, охватил
их сознание. Время, казалось, остановилось. Согласно ритмам и темпам
замедленного времени, уже никуда не спешило самое быстрое в их существе -
их мысль. Минута растянулась невыразимо, превратилась в день.
Ласточка в небе остановила свой полет. Медленно-медленно, сорванный
ветром, падал лист с ветки. В только что бешено мчавшемся ручье вдруг
застыла вода, замедлив течение. Где-то куковала кукушка. Звуки
растянулись, замедлились, таяли, таяли и никак не могли растаять.
- Кик! - сказала Эроя водителю.-Мы превратились в твоих братьев.
- У меня нет ни братьев, ни сестер, - возразил автомат.
- А вещи? Разве они не в родстве с тобой, не в дружбе?
- Нет! Вещи замкнуты в своем остановившемся застывшем ожидании. Они не
говорят и не мыслят.
- В ожидании? Но чего они, собственно, ждут?
- Того же самого, чего жду и я, - чтобы их одушевили.
- Я знаю, ты ждешь, когда к твоей программе подключат живую, веселую душу?
- Вы мне обещали.
- Не все обещания легко выполнимы. Кик. Иные из них относятся к тем
иллюзиям, которыми мы тешим себя. Но довольно тишины и покоя! Вези нас
туда, где движение, в центр цивилизации.
- А вы мне достанете душу?
- Иногда я готова вынуть свою и отдать тебе. Но у меня женская, слабая
душа. А тебе, Кик, надо мужскую. Ну, трогайся, не клянчи! На Дильнее нет
душ, годных для тебя. Нет душ из металла. Ты слишком прочен, Кик. Ну,
поторопись! Я тебя прошу.
Арид взглянул на часы. Нет, ему только показалось, что они остановились.
Они шли. Секундная стрелка отмеряла мгновения.
- Судя по часам, мы провели здесь всего-навсего одну минуту. Но мне
показалось...
- Мы привели здесь не минуту, а целый день.
- Часы идут. Почему я должен им не верить? - спросил Арид.
- Часы идут точно. И все же они обманывают, обманывают себя, а не нас. Мы
были в другом измерении времени, в том мире, который возникает в чувствах
насекомых. Туда перенес нас аппарат моего отца. Вам не понравилось там?
- Нет, там было чудесно.
- Кик, увеличь скорость! Ты, случайно, не спишь?
- Я нахожусь по ту сторону сна, - ответил водитель,
- Лучше бы ты находился по эту.
Пространство, охваченное бешенством движения, стремительно неслось вместе
с вездеходом. Уже не существовало ни часов, ни минут, только обезумевшие
секунды.
Кик начал тормозить. Скорость стихала.
Несколько секунд спустя Эроя и Арид оказались в одном из центров планеты.
Затем их взгляду открылся прозрачный, как горный воздух, зал с
бесчисленным множеством танцующих пар. Зал был безграничен. Он висел над
морем. Волны бились о прозрачную синеву стен. Невидимое оптическое
устройство, включенное администратором, освобождало глаза от привычной
обстановки неподвижных вещей, от всего прочного, стабильного, незыблемого,
сопротивляющегося движению. Казалось, зал парил над морем, плыл, как
воздушный корабль. К тому же действовали антигравитационные установки,
правда не на всю мощность. Танцевало сразу десять тысяч пар. Десять тысяч
молодых дильнейцев обоего пола, почти освобожденных от тяжести своего
тела, от груза привычек, сливаясь с ритмом музыки, словно плыли в
неизвестное. Ритм музыки и самого бытия освобождал их от всего
неподвижного, он был как мысль, одевшаяся в плоть, но сохранившая всю
подвижность, быстроту и красоту мысли.
Потом запел женский голос. Он пел o великой победе над косными силами
природы. Казалось, это пела сама Дильнея, устремленная в дали будущего.
- Вы не хотите хотя бы на десять минут обрести то, что обрели они? - Арид
показал на танцующие пары.
- Хочу, - сказала Эроя.
И только они вступили на площадку в сферу действия антигравитационного
устройства, как обрели легкость. Они несли себя по воздуху, едва касаясь
пола, почти сливаясь с музыкой. Это было похоже на сновидение.
- Посмотрите, - шепнул Арид, - на танцующую пару рядом с нами.
Эроя оглянулась и увидела Физу и Математика. У Математика было такое
выражение лица, словно он и здесь, танцуя, продолжал вычислять. Но Физа Фи
была счастлива.
Десять тысяч танцующих пар. Под ногами у них бушующая стихия, море, волны.
А над головами Вселенная.
ПУТЕШЕСТВИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
- Кик, - спросила Эроя, - ты знаешь, где нужно остановить вездеход?
- Знаю, - ответил электронный водитель. - Возле дворца дискуссий и споров.
- Ты не ошибся, Кик. Но откуда тебе это известно?
- Я научился угадывать ваши желания.
- Научился или тебя научили?
- Зачем вы напоминаете мне об этом? - сказал обиженно автомат. - Но вы не
даете мне забыть и забыться. Почему? Я знаю, что когда меня в прошлый раз
ремонтировали, то немножко изменили мою программу, включили в нее
телепатическое устройство. Да, эту самую телепатию, которую так не любит
ваш брат Эрон-младший.
- Тебе и это известно?
- Мне все известно. Решительно все.
- Не притворяйся всезнайкой. Кик. Ты всегда был скромным и славным малым.
- Был и остался.
- Но ты не должен слушать и запоминать то, о чем при тебе говорят. Ты же
только автомат.
- Автомату иногда тоже может быть скучно.
- Это для меня ново. Раньше ты никогда не жаловался на скуку.
По-видимому, не в полной исправности телепатическое устройство. Чужие
чувства и желания ты принимаешь за свои. Не забудь остановить вездеход
возле дворца споров.
- Разве я когда-нибудь что-нибудь забывал?
Водитель включил механизм торможения.
Арид и Эроя вошли в переполненный зал как раз в ту минуту, когда
выступавший оратор упомянул имя Эрона-младшего. Это был высокий дильнеец с
одутловатым лицом и широкими, размашистыми жестами. И в жестах и в лице
было что-то неуловимо знакомое. "Чем-то похож на моего брата, - подумала
Эроя.-И в то же время совершенно ему противоположен".
- Я буду возражать Эрону-младшему, - выкрикнул оратор. - Я буду возражать
ему даже на смертном одре, даже после своей смерти в статьях и книгах, да,
даже после смерти...
- Не волнуйтесь! Вам отсрочат вашу смерть, - сказал кто-то из сидевших в
зале.
- Я не приму этого подарка от Эрона-младшего. Я не нуждаюсь в
отсрочке.-Жестом и мимикой он показал, как он отвергает и отталкивает
протянутую ему в подарок жизнь.-Я отвергаю это сомнительное счастье!
Отвергаю!
- Кто это? - тихо спросила Эроя сидящего рядом Арида.
- Телепат Монес, кто же еще! Старый демагог, яростный противник вашего
брата.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг