Комиссар покачал головой и засмеялся, видимо вспоминая все это.
Я тоже живо представляла, как они час за часом, сменяя друг друга,
допрашивают Бромбаха, а тот корчится в свете направленных прямо ему в лицо
слепящих ламп. Сколько подобных сцен я видела в детективных фильмах!
- Но, как я и опасался, Федершпиль принял все меры, чтобы Бромбах его
потом не опознал, - продолжал, снова став серьезным, Гренер. - Ни один его
портрет не произвел на Бромбаха особого впечатления, хотя некоторые вроде
ему кого-то смутно напоминали. Потом уже, когда он стал обо всем подробно
рассказывать, выяснилось, что Федершпиль беседовал с ним всегда в полутьме
и не только был с привязной бородой, но и в маске, и к тому же старался
держаться спиной к Бромбаху, так что тот и не мог его опознать. Но я
предвидел это и приготовил Бромбаху хороший сюрприз, - хитро прищурившись,
сказал комиссар. - Уж голос-то Федершпиля, подумал я, он хоть однажды
слышал и, возможно, припомнит, узнает его? И я прихватил о собой этот
голос.
- Подслушивали его телефонные разговоры и записали на пленку? - спросил
Морис с явным неодобрением.
Комиссар кивнул и добавил, словно не замечая его тона:
- Не только телефонные разговоры. Я решил привлечь на помощь Гаузнера с
его ищейками. Ведь они тоже пострадали. Парни они ловкие, аппаратура у них
фантастическая, вот они и установили во всех уголках квартиры Федершпиля,
вплоть до самых интимных, потайные миниатюрные микрофончики, передававшие
все разговоры на магнитофон. Какая техника! Эту бы выдумку использовать
только для добрых дел! - Комиссар сокрушенно покачал головой. - Один
микрофон, вы не поверите, был искусно сделан в виде дохлой мухи,
валявшейся в пыли на шкафу! Специально подобрали: уж он-то наверняка не
привлек бы внимания хозяина, потому что в квартире у Федершпиля довольно
запущено и грязновато. И магнитофон применили новейший: ради экономии
пленки сам включался автоматически только при звуках голосов, а порой даже
лишь при произнесении определенных слов - скажем: "Спите спокойно, спите
крепко..."
- Вы записали, как он делает преступное внушение? - недоверчиво спросил
Морис.
Гренер с довольным видом кивнул.
- Кому?
- А помните другого инженера, химика? Ему Гросс рекомендовал Федершпиля
как прекрасного излечителя от запоя?
- И Федершпиль стад обрабатывать и его? Вот наглец!
- Он же был уверен, что уличить его невозможно. К тому же аппетит
приходит во время еды. Но тут он и попался, могу продемонстрировать.
Комиссар встал, вышел в прихожую и тут же вернулся, неся свой старый,
потертый и разбухший портфель. Он порылся в нем и достал портативный
магнитофон. Поставив магнитофон на стол, комиссар заложил в него нужную
кассету.
- Я велел, разумеется, выбрать для вас самые выразительные куски. А то
у нас километры пленки, - пояснил он, включая магнитофон.
Громкий шорох, потрескивание, вроде что-то звякает, шуршит, звук шагов,
потом властно-вкрадчивый голос:
- У вас в лаборатории в любую минуту может случиться пожар. Тогда все
чертежи погибнут. Вы должны снять копию этой технологической схемы и
спрятать ее в надежном месте. Вы не будете перерисовывать копию. Вы
внимательно посмотрите на чертеж, хорошо запомните все детали и, придя
домой, вычертите точную копию по памяти. Ведь у вас хорошая память?
- Да, у меня хорошая память, - уныло подтвердил чей-то покорный, вялый,
какой-то неживой голос.
- Она станет еще лучше. Вы прекрасно запомните все малейшие детали
чертежа и сделаете дома его точную копию по памяти. А потом вы положите
чертеж в пакет и пошлете его по адресу...
Голос вдруг оборвался.
- Адрес был назван - номер ящика, абонированного на почтамте, -
торопливо пояснил Гренер. - Но из этой копии его пришлось вырезать.
Мы с мужем понимающе кивнули. А вкрадчивый голос уже продолжал внушать
дальше:
- Вы отправите копию ваших чертежей по этому адресу. Это самое надежное
место, чтобы сохранить их на случай пожара...
В этом месте раздалось какое-то громкое позвякивание, даже заглушившее
некоторые слова. Я поморщилась и вопросительно посмотрела на комиссара.
- Это скрипят пружины дивана. Пациент повернулся на бок, - пояснил он
и, засмеявшись, добавил: - Самое пикантное: пружины эти служили антенной
для нашей аппаратуры.
Мы посмеялись и стали внимательно слушать снова:
- Спите спокойно, крепко... Когда вы проснетесь, вы не будете ничего
помнить о том, что я вам внушал во сне. Но точно через неделю вы выполните
то, что я вам сказал, и сохраните копию чертежей от пожара. Вы не будете
ничего помнить об этом и никогда не позволите себя гипнотизировать никому
другому, кроме меня.
Шорох и легкое потрескивание. Комиссар выключил магнитофон и
торжествующе спросил:
- Ну, какова пленочка?
- Изумительно! - воскликнула я. - Но как же он решился дать адрес,
номер своего почтового ящика? Вы устроили там засаду и схватили его с
поличным?
- Он не так глуп, - покачал головой комиссар. - Это вовсе не его ящик.
Этот ящик абонирует одна почтенная фармацевтическая фирма. И, если бы мы
их спросили, кто прислал им секретный чертеж технологической схемы
конкурирующей фирмы, они бы только выразили изумление, причем даже не
очень наигранное. Ведь они в самом деле бы не знали, кто им сделал такой
щедрый подарок, какой доброжелатель, пожелавший остаться неизвестным.
- Ловко! - покачал головой Морис.
- И уж ни за что бы они не открыли, на чей счет в каком банке и за
какие услуги перевели бы некую, наверняка крупную сумму, - продолжал
Гренер. - Такие тайны промышленники хранят свято. Так что тут все было
продумано точно. Никаких тайников, как я сначала предполагал, возле
которого бы в самом деле, прослушав такую пленочку, можно было устроить
засаду. И само задание уже составлено умнее: химик не стал бы выносить
никаких чертежей, как Гросс, так что поймать его было практически
немыслимо. Он просто запомнил бы их, а дома начертил по памяти. Это
возможно? - спросил комиссар у Мориса.
- Вполне. Гипнотическое внушение необыкновенно обостряет память.
Известен случай, когда один каменщик под гипнозом припомнил малейшую
щербинку каждого кирпича в стенке, которую сложил тридцать лет назад.
Стена сохранилась, проверили; он запомнил все точно. Подобные опыты под
гипнозом, кстати, заставляют думать, что мы запоминаем практически все,
что попадает на протяжении жизни в поле нашего внимания, только, к
сожалению, не можем это припомнить по желанию. Но гипноз позволяет оживить
самые давние воспоминания.
- Вот видите... Значит, мы правильно сделали, что поспешили этого
химика задержать. Он, разумеется, возмущался, не мог понять, за что его
арестовали, даже подал на меня жалобу. Мы его выпустили, но его фирма тоже
приняла меры: кажется, уже изменили для страховки технологическую схему,
химика перевели в другой отдел и, вероятно, под первым удобным предлогом
вообще уволят. А мы поскорее всеми правдами и неправдами постарались
получить у прокурора ордер на арест Федершпиля. Его нельзя оставлять ни на
час на свободе. Он противник весьма серьезный, убеждаюсь в этом все больше
и больше. Видите, как быстро он прогрессирует? Начал грубовато - с
убийства, а потом понял, что куда выгоднее да и безопаснее воровать чужими
руками промышленные секреты и перепродавать их конкурирующим фирмам. И
методы свои все совершенствует: уже никаких бумажек, решительно без всяких
улик.
- Да, а вы заметили, как и от любых попыток проверить под гипнозом у
его жертв, не внушали ли им что-нибудь подозрительное, он надежно
застраховался? - сказал Морис. - Обратили внимание на то место, где он
запрещает усыпленному химику давать себя потом гипнотизировать,
кому-нибудь Другому? Такой запрет будет весьма действенным и прочным.
- Конечно! - воскликнул Гренер. - Как не заметить? Я нарочно оставил в
копии это местечко, дал вам его послушать. Эта пленочка - просто клад. Но
я вижу, наш уважаемый профессор что-то морщится...
- Не буду скрывать, мне не очень по душе, что добывали вы ее теми же
нечистыми методами, как и промышленные гангстеры. Завтра вы и мои
разговоры подслушивать станете?
- Морис! - укоризненно сказала я.
- Согласен, это не очень этично, - кивнул Гренер. - Но что поделаешь,
мы пользуемся иногда такими методами. А в данном случае ведь и не мы сами,
а частные сыщики, ловцы промышленных шпионов. Так что даже наша совесть
чиста. Хотя, пожалуй, ради такого случая можно и совесть немножечко
замарать, я так считаю.
- А я думаю, не бывает цели, ради которой можно замарать совесть, -
сердито сказал Морис.
- Браво! - похлопал в ладоши комиссар и подчеркнуто торжественно,
нараспев продекламировал: - "Любил бы меньше я тебя, коль не любил бы
чести". Шекспир. Еще не забыл со школьных лет. Высокая поэзия, благородные
чувства. Но есть операции, которые нельзя проводить, не запачкав рук.
- Надевайте перчатки, - буркнул Морис.
- На душу тоже? Таких перчаток, к сожалению, пока не придумали, -
вздохнул Гренер.
- Подложить вам еще грибов? - поспешно спросила я комиссара, стремясь
разрядить накалявшуюся атмосферу,
- Нет, спасибо, Клодина. Они слишком вкусны. Вы окончательно испортите
мне фигуру, - пошутил он и тут же, погрустнев, устало добавил, убирая
магнитофон: - А может, вы и правы, Морис, и зря я все это затевал, -
добавил он, убирая магнитофон в портфель. - Ведь по существующим законам
такая запись уликой служить не может. Ее всегда можно подмонтировать, как
тебе нужно. Но для опознания преступника по голосу она вполне пригодна. А
голос, установили, как вы знаете, ученые мужи, так же по-своему
неповторим, как и отпечатки пальцев. Под этим предлогом мы включим
пленочку на суде, и она произведет нужное впечатление, будьте спокойны.
- Я все более убеждаюсь, Жан-Поль, что вы избрали не ту профессию, -
сказал Морис. - В вас пропадает незаурядный психолог.
- Почему пропадает? - вступилась я. - Как будто для ловли преступников
глубокое знание психологии не нужно.
- Благодарю вас, Клодина, - комиссар взял мою руку и приложился к ней
колючими усами.
- Но рассказывайте дальше, - попросила я. - Как же вам удалось
припереть к стенке Бромбаха?
- Да, я несколько забежал вперед. Хотя мы и записали много интересного
в квартире Федершпиля, достаточной уликой все это, к сожалению, как я уже
сказал, служить не могло. Но мы выбрали и смонтировали из этих разговоров
несколько фраз, какие примерно мог в свое время говорить Федершпиль
Бромбаху, предлагая убить его тетушку. "Не забудьте принести деньги. Вы
должны уехать на это время..." - и прочее в том же духе. И вот я включил
погромче эту пленочку Бромбаху, грозно спросив: "Узнаете голос?" Конечно,
он его узнал, подумал, будто мы записали их беседы прямо с поличным, и это
его доконало. Мы еще поднажали, напоминая, будто сообщник уже во всем
сознался и запирательство лишь отягчит его вину, ну все как в детективах,
какие любит читать Клодина. И он заговорил.
Комиссар отодвинул от себя тарелку, поблагодарил меня восторженным
взглядом и красноречивой мимикой, вытер губы салфеткой и мечтательно
проговорил:
- Эх, теперь закурить бы...
- Ну что вы, - поспешно сказала я. - Вы уже совсем отвыкли, Жан-Поль,
вон даже трубочку бросили, не носите с собой.
- Да, повзрослел. Обхожусь без пустышки, - вздохнул он.
- Что же рассказал Бромбах? - спросил Морис.
- Все выложил подробно: как позвонил ему однажды неизвестный и
предложил встретиться и побеседовать о "состоянии здоровья его тетки".
Бромбах уже устал ждать наследства, был готов на все и согласился сначала
якобы из чистого любопытства, как пытался нас уверить. Встретились они
вечером за городом. Федершпиль, как я уже упоминал, не только тщательно
загримировался, но и все время разговаривал, стоя к Бромбаху спиной. Он
предложил ему за сто тысяч франков ускорить получение наследства. Бромбах
повел разговор в игривом тоне, стараясь показать, будто не принимает все
это всерьез. Дескать, откуда я возьму такие деньги и где гарантия, что на
него не падут какие-нибудь подозрения и тогда он станет не богатым
наследником, а каторжником... Но Федершпиль все ему разъяснил весьма
деловито: что он должен уехать на некоторое время за границу и у него
будет чистейшее алиби, а деньги уплатит потом, когда разбогатеет. "А если
я вас обману и не заплачу?" - спросил его Бромбах. "Ну что же, тогда вы
отправитесь вслед за тетей, - ответил ему Федершпиль. - Я же вам верю, не
требую деньги вперед. Можете поверить и вы мне: если попытаетесь меня
обмануть, тут же отправитесь вслед за тетушкой..."
Я опять живо представила эту картину: сумерки, глухая лесная опушка и
на ней два злодея, замышляющие ужасное преступление и в то же время
боящиеся и запугивающие друг Друга...
Комиссар посмотрел на меня и, видимо, вдохновившись выражением моего
лица, продолжал:
- Такая деловитость внушила Бромбаху уверенность. Он согласился и уехал
отдыхать в Ниццу на деньги, которые ему, кстати, как помните, щедро выдала
любимая тетушка. А через несколько дней он получил телеграмму, что тетя
скоропостижно скончалась. Приехал чистеньким, не очень убедительно
изобразил печаль, стал богатым и тревожился только в ожидании телефонного
звонка. А тот раздался лишь через два месяца, Федершпиль не хотел
рисковать. Они снова встретились вечером за городом, в сумерках. Бромбах
без слов вручил Федершпилю пакет с сотней тысяч франков, тот так же молча
их взял - и они расстались. Бромбах надеялся - навсегда. Но на всякий
случай решил перебраться в Веве, на Лазурный берег, более подходящий для
миллионера, хотя и считал не без оснований, что опасаться ему нечего: даже
если Федершпиль, которого он не знал ни в лицо, ни по фамилии, попадется и
признается, всегда можно будет сказать, что злодей оговаривает ни в том не
повинного любимого племянника так трагически скончавшейся тети. Он думал,
будто, уличить его невозможно. Но не учел слабоватости своих нервов и
нашей опытности.
- Но все же вам просто повезло, Жан-Поль, что он признался, - покачал
головой Морис. - И потом, боюсь, одного его признания для суда будет мало,
так же как магнитофонных записей, сделанных в квартире Федершпиля.
- Вы правы, - одобрительно кивнул комиссар и повернулся ко мне: -
Видите, дорогая Клодина, что значит не поддаваться гипнозу детективных
романов? В отличие от вас ваш супруг прекрасно понимает, как нелегко
доказать вину преступника, если даже он в ней сознался. Это просто для
Мегрэ у Сименона, которого я весьма уважаю и сам люблю почитывать перед
сном. Великому сыщику достаточно лишь добиться от убийцы признания в
преступлении, и дело в шляпе, больше никаких доказательств и не требуется,
как, скажем, в романе "Мегрэ путешествует", где он навещает, кстати, и
нашу скромную Швейцарию. Но нам, грешным, вынужденным ловить преступников
в жизни, а не в романах, приходится куда труднее.
- Перестаньте надо мной издеваться, Жан-Поль, - жалобно сказала я. - И
не томите, вы все время отвлекаетесь на самых интересных местах.
- Как полагается в детективных романах, - засмеялся он. - Я вам все
излагаю вкратце, но ведь бились мы с этим Бромбахом несколько дней. И еще
до его признания, но когда уже стало очевидным, что он явно замешан в
смерти тетки, мы добились у прокурора санкции на обыск его виллы. Можете
поверить, я сам провел его - и тщательно, как никогда. И мне редкостно
повезло: среди бумаг Бромбаха, а был он человек пунктуальный, несмотря на
рассеянный светский образ жизни, и аккуратно записывал все свои расходы и
доходы, среди его бумаг попался мне и листочек со столбиком цифр. Это явно
были номера или каких-то ценных бумаг или банкнотов. Не могу понять даже,
зачем он это сделал. А может, боялся, что Федершпиль станет его потом
шантажировать и уверять, будто не получил от него никаких денег. Тогда, в
свою очередь, можно будет припугнуть его, что все номера банкнотов
записаны и могут быть переданы полиции. Во всяком случае, с этой
записочкой мне чертовски повезло. Я тотчас же помчался в Цюрих и, приложив
неимоверные усилия, добился почти невозможного - доступа к банковскому
счету Федершпиля. Вы знаете, как свято наши банки хранят тайны своих
вкладчиков. Но они имеют и другой хороший обычай: на всякий случай
записывать номера банкнотов, которые им приносят, - а вдруг среди них
окажутся фальшивые...
- И номера совпали?! - вскрикнула я.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг