- Вполне логично, - кивнул тот. - Она все это могла проделать
действительно машинально, автоматически, почти бессознательно: и записать
номер, и, наоборот, не указывать фамилию.
- А почему Федершпиль не внушил ей вычеркнуть из книжечки свой номер,
чтобы окончательно замести следы? - спросила я мужа. - Почему не внушил
Петеру Гроссу забыть его адрес и фамилию?
- А зачем? Это, наоборот, послужило бы уликой, доказывало, что он
внушал им нечто преступное, если хочет скрыть, что они имели с ним дело, -
ответил вместо Мориса комиссар Гренер.
Морис кивнул, подтверждая его слова.
- Он настолько был уверен в своей безнаказанности, что даже просил
Петера Гросса рекомендовать его знакомым, - продолжал комиссар. - И тот
так и сделал, недавно послал к нему своего приятеля - химика с
фармацевтической фабрики. А секреты новых лекарств тоже весьма
котируются...
- Ну и подлец, - только и смогла сказать я.
- Надо выяснить, что привело к нему Урсулу, - задумчиво произнес Морис.
- Видимо, была у нее какая-то причина скрывать нужду в помощи психиатра.
Она стыдилась этого, как, к сожалению, по-обывательски делают еще многие.
Это поможет нам выяснить, каким недугом, требующим вмешательства
психиатра, она страдала.
- Явно не запоями, - хмыкнул Гренер.
- Но, видимо, чем-то похожим, - сказал Морис. - Попробую порасспросить
хорошо знавших ее. Это я беру на себя.
- Отлично, - сказал комиссар, вставая. - А я займусь Федершпилем.
- Все же не представляю себе, как вам удастся уличить его, - тоже
вставая, покачал головой Морис. - Ведь от Урсулы осталась лишь горстка
пепла. Петер Гросс ничего не сможет вспомнить, да и суд не поверит его
показаниям, вы же прекрасно знаете. А гипноз в организме никаких следов не
оставляет, я вам уже говорил.
- Посмотрим, поищем, - ответил комиссар Гренер, задумчиво глядя на
него. - Как утверждает старая пословица: "Чего не может лев, то сможет
лиса..."
Мне не так-то легко связно изложить, как развивались события дальше:
они то вроде совсем замирали и прекращались, томя нас неизвестностью, то
вдруг поражали самыми неожиданными поворотами.
Уже на следующий день после визита Гренера Морис без особого труда
выяснил, что привело несчастную Урсулу к преступнику-психиатру.
- Помнишь, на ее похоронах профессор Бикельман помянул, что Урсула
перенесла тяжелую операцию? - сказал мне муж. - Я тогда не обратил на его
слова должного внимания. Операция эта действительно сложная, и потом еще
долго мучают сильные боли. Приятельницы - медицинские сестры, как мы
теперь выяснили, жалея Урсулу, делали ей тайком от врачей дополнительные
инъекции морфина и понтапона, давали в больших количествах сильные
снотворные. У нее возникла привычка к наркотикам. Видимо, она продолжала
делать себе инъекции и потом, уже избавившись от болей, постепенно стала
наркоманкой. Это засасывает, как трясина. Как медичка, она прекрасно
понимала, что ее ждет, но сама справиться с губительной привычкой уже не
могла. Стыдилась этого, скрывала от всех, ты же помнишь, какой у нее был
гордый характер. Наконец, решила прибегнуть к помощи гипноза. Это
действительно, пожалуй, самое надежное средство избавиться от наркомании.
Но из ложного стыда и боязни огласки она не решилась обратиться хотя бы ко
мне или к другому знакомому психиатру, а разыскала частнопрактикующего...
- И нарвалась на этого злодея!
Морис мрачно кивнул:
- От наркомании он ее, видимо, вылечил, но взамен сделал послушной
исполнительницей преступных замыслов.
- Неужели он так и останется безнаказанным? Это будет страшная,
нестерпимая несправедливость. Сделай же что-нибудь, Морис, чтобы уличить
его!
- Что? - угрюмо спросил он. - В чем ты его обвинишь? Где улики, какие?
Лечил Урсулу Егги от наркомании? Да - и вылечил. Лечил Петера Гросса от
запоев? Да - и вылечил! Он этого не скрывает, даже похвастает. Его
благодарить надо, рекомендовать другим, а не сажать на скамью подсудимых.
Что я могла ответить мужу?
И Гренер, похоже, постепенно утрачивал свой оптимизм и уже не надеялся
разоблачить коварного злодея. Я комиссара больше не видала, к нам он не
заходил, но по моей просьбе муж несколько раз звонил ему. Однако отвечал
Гренер уклончиво, больше отделывался шуточками. Я прекрасно понимала, что
он не имеет права посвящать нас с Морисом в секреты следствия, но все же
мне стало обидно. А потом Гренер вообще куда-то уехал, во всяком случае,
так сказали мужу при его очередном звонке в полицейское управление.
Все это время я много думала о том, в каком ужасном мире мы живем. Мне
вспомнился и не выходил из головы поразительный опыт, о котором мне как-то
рассказывал муж, проведенный одним французским журналистом. Морис потом
дал мне почитать его статью, где он все описывал, теперь я разыскала ее у
мужа среди бумаг и перечитала вновь.
Этот журналист решил проверить, можно ли нанять человека, готового
совершить убийство, и поместил в газетах довольно прозрачное по смыслу
объявление: "Требуется сильный и решительный мужчина для деликатной и
хорошо оплачиваемой работы. Писать Р.С. Бюро I".
Он получил в ответ пятьдесят писем. Некоторые из них показывали, что
его предложение понято вполне правильно и не вызывает колебаний. "Готов на
что угодно, даже если надо иметь дело с револьвером", - писал один
решительный господин. Его интересовала лишь оплата. Другие, более
осторожные, выражали желание уточнить, что именно от них требуется.
Отобрав двадцать шесть самых подходящих, по его мнению, кандидатов,
журналист написал каждому письмо: что речь идет о предприятии весьма
деликатном, до некоторой степени даже тягостном, требующем к тому же
физических усилий... И заканчивал каждое письмо словами:
"За операцию, которая не займет больше часа, вы заработаете десять
тысяч франков. Значительность этой суммы, надеюсь, не оставляет у вас
сомнения в исключительном характере этого предприятия. Однако при
соблюдении необходимых мер предосторожности вам нечего бояться".
Столь откровенное предложение совершить преступление все же напугало
большую часть адресатов. Они не ответили на письма журналиста. Но
одиннадцать человек приняли его предложение. "В моем положении мне терять
нечего", - писал один из них.
Этим одиннадцати журналист послал второе письмо, уточняя задание: надо,
дескать, прийти к одной пожилой даме, "присутствие которой в здешнем мире
смущает некоторых персон, и сделать все необходимое, дабы оно никого
больше не стесняло...". Вдобавок журналист разъяснял, что указанная дама
живет на окраине Парижа, в доме, стоящем в стороне от других, на отшибе и
без собаки: "все это существенно уменьшает риск".
Еще пятеро негодяев, с которыми журналист вел переписку, струсили,
испугались. Причем один из них испугался лишь того, что его завлекают в
какую-то ловушку, ловят на провокации. "Не считайте меня идиотом!" -
написал он. Другие четверо просто не ответили на это второе, уже совсем
откровенное письмо журналиста.
Но все равно остались шестеро, готовых без всяких угрызений совести
убить совершенно незнакомую пожилую женщину просто так, но газетному
объявлению, всего за десять тысяч франков!
"Вы хорошо платите, но работа стоит этого", - деловито писал журналисту
один из этих готовых на все молодчиков.
Журналисту осталось сделать последнюю проверку. Он написал каждому из
шестерых негодяев, назначив им свидание в кафе на бульваре Распай, и
указал, что будет в белом свитере и серой кепке с голубой эмблемой.
И что вы думаете? Когда он пришел в кафе в назначенное время -
разумеется, одевшись для предосторожности совсем по-другому, он сразу
заметил среди посетителей шестерых добровольных кандидатов в убийцы. Они с
нетерпеливой надеждой поглядывали на дверь и озирались по сторонам, жадно
высматривая щедрого человека в белом свитере...
- Все-таки невероятно, - сказала я, перечитав статью, Морису. - Какой
ужас!
- А чему ты удивляешься? - мрачно ответил муж. - Чего иного можно
ожидать в мире, где каждый день газеты наперебой спешат рассказать о
каком-нибудь очередном кошмарном преступлении, по вечерам на всех экранах
телевизоров красочно, смакуя подробности, насилуют, грабят и убивают, и
уже никого не потрясает, не повергает в ужас страшное зрелище политых
напалмом пылающих деревень или гибели под бомбами целых городов?
Да, Морис был прав. А что касается промышленных шпионов, то их
развелась тьма-тьмущая. Причем почему-то они особенно облюбовали нашу
маленькую тихую Швейцарию - проходной двор Европы. Как сообщали газеты, у
нас в Цюрихе процветало международное детективное агентство со специальным
отделением для выполнения заданий по промышленному шпионажу.
И спрос на мастеров этого темного и зловещего ремесла все возрастает. Я
сама совсем недавно рассматривала номер американского журнала "Харперс", с
глянцевитой обложки которого на меня выжидающе глядел плечистый и
решительный молодой человек в надвинутой на лоб шляпе и в пальто с
поднятым воротником.
"Наймите шпиона! - приглашала сделанная большими буквами подпись под
снимком. - Сотни квалифицированных агентов, которых можно использовать для
частного шпионажа. Используйте излишек правительственных агентов и
"секретные правительства" для работы на вас по всему миру!
Эта работа не считается ни слишком рискованной, ни слишком
таинственной. Среди удовлетворенных клиентов - корпорации "ИТТ", Говард
Хьюз и многочисленные компании. Пользуйтесь услугами агентов ЦРУ и ФБР!"
Я переписала это "рекламное объявление" дословно.
В тщетных ожиданиях прошло два месяца, и я уже начала постепенно
смиряться с горестной мыслью, что, видимо, бедная Урсула и злополучный
Петер Гросс так и останутся без вины виноватыми, неотмщенными.
- Вспомни, Гренер не раз говорил: бывает гораздо труднее доказать
виновность опытного преступника, чем обнаружить его и поймать, - пытался
утешить меня муж. - И сам он признавался, что из-за этого некоторые
преступники преспокойно разгуливают на свободе: комиссар знает, что они
виновны, но доказать этого пока не может. А это "пока" ведь может
растянуться на всю жизнь... Помнится, в "Пестрой ленте" Шерлок Холмс
напоминает: когда преступление совершает врач, он опаснее всех иных
преступников. Конан Дойль прав и прекрасно показал это, недаром он считал
"Пеструю ленту" лучшим из своих рассказов о великом сыщике. А когда
врач-преступник пользуется к тому же опаснейшим оружием, не оставляющим
никаких улик, он становится еще неуязвимей.
Разве такие утешения меня успокаивали?
И я не могу передать, что пережила, когда вдруг в один прекраснейший
день зазвонил телефон, я сняла трубку и услышала веселый голос комиссара
Гренера:
- Здравствуйте, дорогая Клодина. Мы так давно не виделись, я соскучился
по вас. Вы не хотели бы пригласить бедного старого холостяка поужинать?
- Приезжайте сегодня! - закричала я. - Хотя сегодня я ничего не успею
приготовить. И Морис, видимо, вернется поздно, сказал, что задержится.
Завтра!
- Чудесно. До завтра, - засмеялся он.
Можете представить, какой ужин я приготовила: устрицы, суп с
фрикадельками из гусиной печенки, форель, шампиньоны в сметане, жареные
цыплята. Правда, я так волновалась, что немножко пересушила цыплят, они
даже чуть не подгорели, но Морис и Гренер дружно отрицали это.
Сегодня у меня уже не было терпения ждать, и я, как только сели за
стол, потребовала:
- Не мучайте меня, Жан-Поль! Можете не начинать рассказывать, пока не
утолите первый голод. Скажи мне только одно: есть справедливость на свете?
- Есть, Клодина. Все-таки есть.
- Вы поймали его?
- Они оба сидят у меня на Казарменной и, думаю, не отвертятся.
Выпив чудесного игристого "Невшателя", который где-то раздобыл Морис, и
наскоро закусив, комиссар наконец стал рассказывать о сложнейшей, поистине
виртуозной работе, какую ему пришлось проделать за эти два месяца, чтобы
уличить преступников.
- Спешить было никак нельзя, чтобы их не спугнуть. И начинать охоту
следовало не с Федершпиля. Тот был слишком хитер и хорошо застрахован.
Попытаться пробить его защиту можно было только через Альфреда Бромбаха.
Тот ведь знал, как руками Урсулы для него добывали наследство, и не забыл
об этом: он-то под гипнозом вряд ли побывал.
Оказывается, Бромбах действительно переехал на Лазурный берег, в Веве,
где приобрел роскошную виллу с парком по соседству с домом Чарли Чаплина.
Конечно, он хотел убраться подальше от своего сообщника или хотя бы из
Цюриха, где все ему напоминало о совершенном злодействе. Хорошо еще, он не
переменил подданства и вообще не уехал куда-нибудь за границу.
Комиссар Гренер поехал в Веве и разработал с друзьями из местной
полиции хитрый план для разоблачения Бромбаха.
- Нужно было сразу ошеломить Бромбаха, так насесть на него, чтобы он
дрогнул, хоть чем-то выдал себя и дал нам ниточку, ухватившись за которую
удалось бы распутывать клубок дальше. Пока ведь никаких улик против него у
меня не было. В этом и заключалась главная трудность. Нам нередко ведь
приходится начинать разоблачать преступника, блефуя, не имея серьезных
доказательств его вины, но делая вид, будто мы ими располагаем.
Разумеется, уже при первом допросе опытному следователю сразу становится
ясно, замешан человек в преступлении, в каком его обвиняют, или совесть у
него чиста. Но ведь этого мало. Надо заставить преступника сознаться, а
потом уже, исходя из его показаний, подкрепить его признание другими
доказательствами. Как говорит пословица: "Мало целиться - попасть нужно".
Я не сомневался, что Бромбах замешан в убийстве тетки. Но я даже не был
уверен, знает ли он Федершпиля по фамилии и в лицо. Возможно, тот вел с
ним переговоры в гриме или вообще через кого-то. Но хоть раз они должны
были встретиться: в момент передачи денег за убийство старухи. Вряд ли
Бромбах просто перевел их на счет Федершпиля в банке. Тогда по номеру
счета можно было бы при желании найти Федершпиля, а тот, конечно, старался
остаться для Бромбаха совершенно неизвестным. Так что вряд ли он и
привлекал еще кого-нибудь для передачи денег, взял их у Бромбаха сам, из
рук в руки, но так, чтобы тот его потом не мог опознать.
Я слушала, и мне вспоминались хитроумно закрученные сюжеты всяких
читаных детективных романов. В самом деле, нелегкая задача стояла перед
комиссаром Гренером. Но он сумел ее разрешить.
- Мы вызвали его на допрос, посадили под прожектора, хотя я не любитель
таких приемов, и сразу ударили, как ледорубом, по голове. Следователь
заявил, что открылись новые обстоятельства и его привлекают к
ответственности за соучастие в убийстве своей тетки. А я с другими
коллегами не только внимательно наблюдал за реакцией Бромбаха, мы еще
записывали весь допрос и снимали крупным планом его лицо на
видеомагнитофон. Конечно, он сразу выдал себя, не сумел скрыть испуга. Но
это была еще не улика. Он, разумеется, начал все отрицать, ссылаться на
свое алиби.
Я хотела подложить комиссару на тарелку еще форели, но боялась его
прервать.
- Тогда я сказал, что его главный сообщник и Урсула в свое время не
поделили полученные от него деньги, перессорились. Урсула, дескать, была
тоже убита, но успела оставить подробную исповедь, она и помогла нам
теперь разоблачить их сговор и преступление. Не смотрите так на меня,
Клодина, - засмеялся комиссар, - я прекрасно знаю, что Урсула не была с
ними ни в каком сговоре. Но ведь Бромбах-то наверняка этого не знал,
Федершпиль ему не докладывал, что внушит Урсуле впрыснуть старухе
смертельную дозу морфина. Так что Бромбах почти наверняка, предполагал я,
считал Урсулу соучастницей преступления, только оно было так ловко
продумано, что ей удалось уйти от ответственности. А изобразив ее
самоубийство убийством, я еще больше утвердил его теперь в этой мысли. И
он заметался! - торжествующе сказал комиссар, жадно отпивая несколько
глотков вина. - Пытался все отрицать, закатывал истерики, кричал, что
привлечет нас всех к суду за оговор и насилие над ним. Показывали ему
крупные фотографии Федершпиля - сначала в его обычном виде, потом
загримированного ретушерами: то с усами, то с бородой одной формы, то
другой, то лысого, какой он в жизни, то в различных париках, то в шляпах
разных фасонов. И все время внимательно наблюдали за Бромбахом и
записывали его ответы и реакцию на видеомагнитофон.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг