продолжит смотреть, то увидит даже медленный танец звезды, движение по пяти
лепесткам - я говорю о сверхвселенской силе страдания, для которой тесны любые
законы бытия. Именно эта сила движет вашим миром.
- Я всегда думал наоборот: причина страданий - желания, избавься от
желаний и ты избавишься от страданий.
- О, какую древность ты вытащил на свет: Возможна и иная связь: сильное
страдание избавляет от желаний, заполняя душу целиком; а сильное желание не
оставляет времени страдать. Но людям свойственно избавляться от страданий. Для
этого есть единственный способ: сделай шаг вперед и ты не позволишь страданиям
ложиться слоями, друг на друга.
- Наша история: - начал я.
- Ваша история есть война, разбавленная временем. Это океан злой
бессмысленности. И очень немногие успевают побарахтаться на поверхности и
выкрикнуть несколько слов, пока их с головой накроет волна. Вспомни этих
праведников и грешников.
- Ты много знаешь о земле, - сказал я. - Но, кроме земли, есть и другие
миры, в которых страдание правит бал. Я повидал таких не меньше десятка. Ты
была там?
- Я никогда не была в промежуточных мирах. Там нечего делать.
- А я был, например, на Кантипуа. Я присутствовал при казнях и попытке
государственного переворота. Главное развлечение людей там это казни. Люди
стали совершенно апатичны, ни к чему не стремятся, на все согласны. Большой
жестокости в них нет, главная жестокость идет от правителя города. Его не
одобряют, но ничего не делают. Люди как под наркозом. Хотя он и разрешает себе
возражать. Он гордится своей справедливостью и тем, что казнит только за
поступки, а не за слова. Полная свобода слова - но никто все равно ничего не
говорит. Ему почти пришел конец после того, как практически невинный человек
был подвергнут наказанию бегом. Представь себе: круглый стадион, дорожка, по
которой бежит человек. За ним бегут два голодных дога, которые приучены
питаться людьми. Специальное устройство позволяет придерживать собак. К
ошейникам привязана цепь и на цепи груз. Чем больше груз, тем медленнее бегут
собаки. В принципе, собаки могут разделиться и пойти на человека с обеих
сторон, потому что стадион круглый, но они пока до этого не додумались. В этом
случае груз был очень небольшой и осужденный был приговорен к двум часам бега.
Он выдерживает два часа. Его осматривает врач и говорит, что ему повезло - ещё
несколько минут - и ему конец. Сердце уже за пределом. Но правитель назначает
ещё пол часа потому что он не насмотрелся, и кроме того, уменьшает груз. Это
его первое несправедливое решение за много месяцев. Все начинают роптать. И тут
некий герой поднимает что-то вроде мятежа. Домики там полуподземные и
небольшие. Правитель прячется в ближайшем домике. Бьют стекла, бросают туда
хворост, обкладывают все хворостом и поджигают. Через некоторое время он
выходит прямо из огня. Все просто ахнули - на его лице нет и следа ожогов, но
потом увидели большой пузырь величиной с половину яблока на его шее - и даже
корочка подрумянилась. Потом он протянул вперед руки - и на руках не было
нескольких пальцев. Он останется правителем, но больше в городе не будет ни
одной казни. Не будет ни одной несправедливости. Я говорю о том, что страдания
правят не только землей. А ещё о том, что наступает момент и страдание изживает
себя - и все ростки души начинают тянуться к свету. Так однажды случилось и на
земле две тысячи лет назад. С тех пор человек стал гораздо лучше.
- А ты знаешь, - спросила она, что человек был задуман бессмертным? Это
понятно уже потому, что он способен к бесконечному развитию. В организме
человека заложено бессмертие, но оно пока выключено. Оно выключено до тех пор,
пока вы сможете найти нужную кнопку. Чисто технически медицина сможет это
сделать довольно скоро. Смогла бы. Ведь дело не только в технике. Слишком мало
людей использует те возможности развития, которые они имеют. Поэтому такая
кнопка для большинства из вас не нужна. Люди будут умирать и сменяться лучшими
и лучшими поколениями до тех пор, пока очередное поколение действительно начнет
развиваться в бесконечность. Именно тогда будет найдена и нажата нужная кнопка.
Пока ещё слишком большой процент пьяниц, тупиц, лентяев и негодяев, чтобы дать
всему человечеству шанс бессмертия. Представь себе эту компанию в вечности.
Главное, чего не хватает человечеству - хорошее воспитание. И главное, чем оно
должно заниматься - воспитанием самого себя.
- Ты говорила со мной как с человеком.
- А это в отместку. Ведь и ты говорил со мной как человек. Забудь о них.
Здесь твоя родина. Здесь твоя кровь. Здесь твоя:
Она замолчала.
- Что?
- Ничего.
- Я хотел спросить, что ты имела ввиду, когда говорила, что спор заменяет
любовь? Я знаю что такое земная любовь, мне кажется, что я знаю. Но что такое
любовь здесь?
- Любовь - это когда чувствуешь в себе то же, что чувствуешь, глядя на
звезды. То же, но гораздо сильнее. Это понятно?
- Почти.
- Этому нужно учиться.
Мы помолчали.
- Я не согласен, - сказал я, - что земной жизнью движет страдание.
- А ты можешь назвать иной двигатель?
- Благородство.
15
Мои уроки продолжались. Я учился с переменным успехом. Добиться чистой
настройки мне так и не удалось, поэтому мы перешли к следующему учебному
предмету. Следующим предметом было влияние на материю. Вначале у меня случайно
получилось сложное упражнение: мысленным усилием я связал из розовой
пластиковой трубки довольно крупное существо вроде паука и заставил его бегать.
Существо осталось жить в моем доме. Больше всего оно любило сидеть сверху
телевизора и греться под моим взглядом. Время от времени оно сползало на экран,
чтобы лучше попасть под взгляд, но, услышав мысленный приказ, залазило обратно.
Оно было довольно забавно и несло на себе множество ненужных петель и
завитушек. Оно вело себя так, как будто имело собственный характер. Я спросил
учителя об этом.
- Конечно, - сказал он. - Все, что ты делаешь, сохраняет в себе часть
твоего духа, твоего характера и даже настроения. Конечно, если ты старался, а
не просто отбывал номер. Хочешь, я убью твоего паучка?
- Нет.
- Почему?
- Потому что я его сделал.
- Вот именно. Ты его сделал и поэтому в нем осталась часть тебя. Если его
убьют, ты почувствуешь, то же самое, как если бы убивали тебя самого - конечно,
намного слабее.
Потом мое продвижение снова замедлилось, но, в принципе, дела обстояли не
так уж и плохо. По телевизору транслировали земные программы, наверное,
специально для меня. Не думаю, чтобы скарелам они были нужны. Наверняка в их
домах даже не стояли телевизоры. Но мне нравился этот допотопный прибор, тем
более, что тот, который стоял в моей прихожей, был точной копией купленного
мною двадцать лет назад. Тогда я впервые скопил денег на цветной и очень этим
гордился.
Я научился перемещать взглядом любые, умеренно крупные предметы,
жонглировать ими, при этом предметов могло быть до двадцати или даже больше.
Научился направлять вверх течение воды и спрессовывать несколько кубометров
воздуха в маленькую воздушную бомбочку. Когда такой пневматический заряд
взрывался, шуму было не меньше, чем от настоящей бомбы. Такой взрыв мог бы
перевернуть земной автомобиль. И я чувствовал, что это ещё не предел моих
возможностей.
Но научиться летать оказалось не так-то просто. Я уже легко управлял в
воздухе большими предметами, значительно больше меня по массе, но как только я
пытался обратить ту же силу на самого себя, начиналась полная чепуха. У меня
вдруг взлетала рука или нога, иногда я вообще чувствовал морскую болезнь.
Несколько раз я падал на спину и больно ушибался. Здесь нужен был подход и я
этот подход нашел. Я разбежался и прыгнул, стараясь пролететь как можно дальше.
Кое-что у меня получилось. Мне очень понравилось. Трудно объяснить человеку,
знающему, в лучшем случае, подпрыгивания и прыжки с парашютом, что такое
лететь. Мне так понравилось, что я прыгал пять или шесть часов подряд. Я прыгал
и в длину и в высоту. Для прыжков в высоту я принес из дому резинку и привязал
её между стволами деревьев. Часа через два я уже перепрыгивал резинку на высоте
около трех метров - правда, при приземлении сильно ударял ноги.
Наконец, я заметил, что группа любопытных скарелов уже давно наблюдает за
моими занятиями. Как только я обратил на них внимание, мои результаты начали
падать. Я чувствовал себя бездарным и неуклюжим по сравнению с ними. Они не
смеялись, они не подходили близко, они просто смотрели на меня с интересом и
сочувствием. Этого было достаточно.
На следующее утро я отправился подальше от города и от любопытных глаз.
Конечно, они все равно могли видеть меня, раздвигая сознание, но так они мне не
мешали. Я нашел поле, трава на котором была не слишком высока, и стал прыгать в
длину с разбега. Напряжением мышц всего туловища мне удавалось поддержать
медленный планирующий полет метров на десять, над самой землей. Я дрыгал
ногами, пытаясь придать себе лишний импульс, и это в самом деле помогало. К
вечеру этого дня я сумел бы пролететь довольно большое расстояние по прямой -
но мне постоянно требовалась махать руками и ногами в воздухе чтобы
поддерживать равновесие. И с каждым махом я поднимался на десяток сантиметров
выше, а потом снова начинал медленно опускаться. Такой полет можно было
показывать лишь в цирке, но я был счастлив. Я не знал чем себя занять этой
ночью и около двух часов, в самую темень, пошел тренироваться снова. В этот раз
я уже сумел обойтись без лишних движений ног, я только выставлял руки вперед и
медленно плыл над самой травой. Я был очень напряжен, а особенно напрягались
мышцы шеи и нижней челюсти. Как только я их расслаблял, сразу начинал
опускаться. К утру я научился плавно поворачивать и подниматься в высоту на
несколько метров. Это требовало значительных физических усилий. Вначале я
разбегался, затем прыгал головой вперед и <ложился> в воздухе на грудь. Если я
не оказывался на траве к этому моменту, но начинал медленно подниматься, потом
резким напряжением всего тела взлетал на несколько метров вверх и снова
продолжал скольжение. Когда мне удалось пролететь между ветвями деревьев и
выйти в свободную пустоту предрассветной ночи, я почувствовал, наконец, что
могу летать.
Я продолжал тренировки ещё много дней, но так и не научился расслабляться
в полете или взлетать высоко. О мертвых петлях, полетах быстрее скорости звука
и прочем подобном я даже не мечтал. Моим любимым развлечением в этот период
стало - взлететь, на высоту метров пятнадцать двадцать, разогнаться до той
скорости, когда ветер режет глаза, и лететь, повторяя своим движением контуры
лесов или озер. Я продолжал летать ночью, потому что все это, по сравнению с
виртуозной техникой скарелов, было просто лягушачьими шлепаниями в луже.
Однажды я пролетал над большой каменной плитой. Скорее всего, это был
остаток какого-нибудь древнего плато. Я вспомнил Экзюпери, который в подобных
местах находил метеоры - и снизился. Я заметил несколько круглых камней, но
приблизившись, узнал в них черепа. Я стал на ноги и огляделся. Плато
безжизненно простиралось на два-три километра в каждую сторону и оно было
усыпано черепами. Дальше их было так много, что местами они даже лежали в
несколько слоев. Но, если скарелы не умирают, то это могут быть только
человеческие черепа. Останки сотен тысяч, если не миллионов людей. А вот об
этом я уже не буду расспрашивать никого. Это именно та разновидность спроса,
которая бьет в нос, и бьет пребольно.
Я спрятал эту информацию как можно дальше, на самое дно памяти и поставил
сильный экран. С этого момента я перестал доверять скарелам.
16
Изучив влияние, я занялся установлением преград. Суть предмета была в
том, чтобы установить невидимую, но непроходимую преграду. Причем преграда
могла быть абсолютно непроходимой или избирательно непроходимой - не пропускать
только нужного человека или нужный предмет. Могла быть неподвижной и
передвижной, мягкой и твердой - чтоб нарушитель разбил себе лоб. Могла даже
пахнуть и иметь предупреждающий голос. Отменить такую преграду мог лишь
специалист - специалист, больший чем я. Я сразу же вспомнил отель на триста
шестьдесят пять мест. Если бы я умел это тогда!
- Зачем это нужно? - спросил я. - Я ведь не собираюсь ни с кем воевать.
И, насколько я знаю, никто не собирается на меня нападать. То, что я учу, это
больше боевая техника, чем бытовой навык. Но во мне и так столько боевой
техники, что порой я чувствую себя боевым петухом. Я хочу спокойно жить и
спокойно варить лапшу на спокойной кухне.
- Это нужно для самозащиты.
- От кого?
- Но ты ведь пришел к нам. Пришли и твои герои. Время от времени
появляются пришельцы. Если бы мы, скарелы, не умели обороняться, то мы бы
никогда не достигли теперешних высот жизни. Все было бы разрушено и разрушено
неоднократно. Вспомни, чем кончилось дело на Кантипуа. Правитель стал
благороден, это так, но меньше чем через месяц его собственная жестокость
вернулась к нему и убила все, что он создал. И все начинается снова. Поэтому
нужно уметь обороняться. И уметь охранять друзей.
- Все скарелы умеют это? - спросил я.
- Все, но большинство умеет очень плохо. Предметам обороны уже давно не
уделяют внимания, их запустили, к сожалению. Теперь, чтобы поставить хорошую
преграду, некоторым скарелам требуется возиться больше часа. А это недопустимо,
если враг рядом.
Я вспомнил свой первый день в этом мире и женщину, входящую под сень
деревьев.
- Они могли её убить?
- Скарелы бессмертны. Может быть, она просто хотела, чтобы ты её спас.
Изучив влияние и установление преград, я занялся, наконец, героями,
сидевшими в клетке. До сих пор я не мог их выпустить, но теперь я почувствовал
уверенность в своих силах. Пребывание в клетке их нисколько не утомило. Они
были приучены к любым трудностям солдатской жизни. Вначале я выделил им одну
комнату в доме и установил прочную преграду.
- Скарелские штучки, - проворчал Федклп. - Ты становишься похожим на них.
- Ты предпочитаешь клетку?
- Нет. Там грязно.
Они оказались очень опрятны и просто не вылазили из ванны. Ванну я им
раздвинул простым мысленным влиянием. Для этого пришлось отодвинуть стену
кухни. Возможно, они и неплохие ребята, но нужно подождать.
Через пару дней я вывел их на прогулку. Раздвижение сознания стало для
меня уже привычным и неутомительным делом и, хотя я ничего не видел четко, но
перемещение таких массивных существ ощущал хорошо. Я лег в траву и отпустил их
погулять по саду, предупредив, чтобы они не подходили к дороге, к скарелам и к
их жилищам. Герои оказались послушны и исполнительны. Побродив в саду, они
устроили военную игру и выломали несколько фруктовых деревьев. Мысленным
приказом я заставил деревья снова врасти в грунт. Принялись три дерева из
четырех.
17
Однажды вечером мы снова говорили с ней о любви. Она была почти раздета и
это сбивало меня с мысли.
- Ты смотришь на меня как на самку, - сказала она.
- Но ты сама так оделась.
- Разве дело в одежде или в её отсутствии? Смотри.
Она сбросила накидку и, неизвестно откуда, в её руках оказалось два
веера. Теперь она была прикрыта только ими. Потом она сделала то, чего я ещё
никогда не видел: создала собственные копии, превратилась в двенадцать
совершенно одинаковых женщин, которые стояли в ряд. Их тела не были телами
земных женщин, они были слишком безупречны для земли. Это была не безупречность
хорошей породы, которую иногда можно почувствовать в собаках и лошадях, а нечто
совсем иное. Что-то подобное может чувствовать земной мужчина, когда любимая
женщина впервые расстегивает верхнюю пуговичку на своей рубашке и за тканью
появляется бледный треугольник кожи, всего лишь треугольник без всяких деталей
- и он изумляется великолепному совершенству того, что увидел. Это как удар
током, растянутый на минуты и боль которого обращена в свой негатив.
- Ну как я выгляжу? - спросила она.
- Великолепно.
- Чистое физическое совершенство?
- Нет. Наполовину дух, - ответил я. - Просто тело может быть прекрасно,
то есть, может казаться прекрасным, но через пять минут оно становится скучным.
На тебя же можно смотреть бесконечно.
- Возможно. Теперь я буду танцевать. Смотри. У тебя же нет предубеждений
против эротики.
Она создала ещё один фантом, на этот раз мужской. Смешной мужчина в
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг