- А зачем? Пусть лучше она летает.
- Смогу ли я её излечить?
- С моей помощью, - сказала она. - Смотри, здесь у меня открытый перелом.
Она подняла руками свою страшно опухшую ногу и показала мне. Из
разорванных мышц торчал розовый осколок кости. Впервые женская нога вызывала во
мне такое отвращение.
- Отлично выглядит, правда? Открытый перелом большеберцовой и двойной
перелом лодыжки. Я не смогу прыгать со скакалкой целый год. А к тому времени я
вырасту и мне уже не захочется прыгать со скакалкой. Никогда в жизни. Детство
не повторяется. Разве это не печально?
- Почему, - спросил я, - почему ты помогаешь мне только в злых делах?
Почему ты отрицаешь добро?
- А ты знаешь, что такое добро? Ты же не бог.
- Я думаю, - сказал я, - что бог или та сущность, которую мы принимаем за
него, не имеет знания добра и зла - сам бог ведь не скушал яблочка. Возможно,
он и отличает добро от зла как красный цвет от синего или как семерку от
двадцатки - но не более. Познать добро и зло он не может, потому что ему
потребовалось бы познать боль. Это с одной стороны, а с другой - достаточно
посмотреть на виражи человеческих судеб чтобы понять - добро и зло тут даже и
рядом не сидели.
- Логично, - сказала она, - но ты не знаешь, о чем говоришь. Ты ещё
только эмбрион с зародышами жабер, а пытаешься перемудрить древних мудрецов.
Почему ты думаешь, что я творю зло?
- Одно из возможных определений состоит в том, что добро это все то, что
соответствует некоторой цели, а зло все то, что действует в противоположном
направлении. Такой была библейская этика и коммунистическая: добро это все то,
что помогает построить коммунизм или соответствует божественной цели для нашего
мира. Но в первом случае была выбрана лишь одна из частных целей, каких можно
придумать великое множество, а во втором - цель, которой мы не знаем. Но наш
мир существует уже довольно давно и можно увидеть, если не конечную цель, то
направление, в котором он движется. Он движется от хаоса ко все большей
структуризации, от примитивности к усложнению структур, от медленного движения
к убыстрению эволюции. Поэтому злом будет разрушение, а добром созидание. Ты
разрушаешь.
- То что зло для кошки, то добро для мышки, - сказала она. - Ты споришь
только потому, что все ещё чувствуешь себя человеком. Я хочу раскрыть тебе
глаза. Люди спят, не правда ли?
- Ну и что?
- Больше никто не спит. Никто, кроме людей. Сколько бы миров ты ни
посетил, ты никогда не увидишь спящего. Почему эволюция в вашем мире не создала
неспящее или хотя бы малоспящее существо? Оно бы имело большие преимущества.
Ведь во сне становишься беззащитен.
- Наверное, иначе нельзя. Нужно отдыхать.
- Нужно отдыхать, но спать необязательно. Все живые существа вашего мира
были выведены искусственно. Все они, включая людей, всего лишь скот, всего лишь
дойные коровки. Та информация, которую они накапливают за день, выкачивается из
них ночью. Эта информация идет сюда. Вот зачем нужны сны. Вот почему в вашем
мире нет неспящих существ. Ваш мир был задуман ограниченным, он как загон для
скота. Оттуда невозможно выбраться. А границы между другими мирами прозрачны, в
чем ты мог убедиться сам. Только ты можешь двигаться туда и обратно, но ты не
человек. Поэтому ты мне нужен.
- Вы высасываете информацию даже из младенцев?
- Нет, к человеческому ребенку подключаются лишь тогда, когда он начинает
проявлять индивидуальное сознание и становится интереснее животного: в возрасте
двух или трех лет. Как раз в этом возрасте дети перестают любить ночной сон;
они устраивают любые истерики, лишь бы не идти спать. Но это просто с
непривычки.
- Но, - сказал я, - если человечество это столь полезные дойные коровки,
то зачем же его уничтожать?
- Это стадо нужно заменить новым. Оно выродилось. Слишком сильно упало
качество информации. Люди уже не видят, не слышат и не воспринимают реальных
вещей, они ушли от реальности в свои выдуманные квазипространства. Вместо
ценности у них деньги, вместо детства - учеба, вместо игры - спорт, вместо
созидания - менеджемент, вместо информации - реклама, вместо зрения -
компьютер. Вместо хороших книг - плохая музыка. И так далее. Люди потеряли свою
ценность. Кроме того, человеческая техника так развилась, что вскоре позволит
людям проваливаться сюда. Этого нельзя допустить. Мы сотрем эту расу и засеем
землю семенами новой.
- Мы? Это ты и я?
- Не только. Но тебе предстоит стать ангелом смерти. Пока что ты лишь
начинаешь шевелить зародышами своих крыльев, но я научу тебя, ты подрастешь, ты
станешь страшен и могуч. Ты будешь почти всесилен. Они ещё узнают, какой может
быть власть подвала.
- Я не хочу быть Антихристом.
- Прийдется. Это ведь не подвал крепко держит тебя, и не человеческая
злая воля. Тебя держу я, и держу так крепко, что ты даже пошевелиться не можешь
без моего ведома и позволения.
- Все это значит и ещё кое-что, - сказал я. - Это значит, что, даже если
я восстану против тебя, ты меня не убьешь. Ты будешь меня мучать и терзать, но
не убьешь. Потому что другого, такого как я, у тебя нет. Поэтому я тоже буду
ставить свои условия. Отойди с дороги, я пойду туда, куда мне захочется.
- Да ради бога, иди.
Она отодвинулась.
11
Мне не хотелось возвращаться на землю. Были ли они действительно дойными
коровками, или не были - не в этом дело. Просто в какой-то момент разговора я
почувствовал, что ломаюсь. Мне уже не хотелось спасать людей или хотя бы
произносить фразы в их защиту. Они убивают и мучают друг друга - так пусть и
пропадают, если этого хотят. В сущности, каким бы цивилизованным ни был
отдельный человек, все люди вместе - злобные и подлые дикари. Как только одна
из стран чувствует свою безнаказанность, она сразу же нападает на другую и
начинает убивать направо и налево. Никакие звери не ведут себя так. Все это мне
надоело.
Следующие миры, которые а посетил, были довольно однообразны. Первым был
мир бесконечных болот.
То, что у нас бесконечность звездных пространств - у них бесконечность
болота. То что у нас поверхность земли - у них склон из твердой влажной почвы.
У края болота обычно стоят одноэтажные сельские домики, белые и коричневые,
обсаженные старыми ивами, а в сторону болота смотрят огороды. За огородами
остается ещё довольно широкая полоса твердой почвы, на которой растут
необыкновенно высокие, густые и пахучие травы. Местами заросли лопухов
достигают такой высоты, что можно спрятать верблюда. Чем дальше идешь среди
трав, тем труднее - трава становится все гуще, хотя и не такая высокая, а почва
все мягче и глубже принимает твои следы. Горизонт бесконечен. Трясин вобщем-то
нет, и некоторые из местных жителей уходили в болота на недели и месяцы, чтобы
разведать его. Болото однородно, как пустое пространство. Оно и представляет
собой форму пространства - здесь. Форму пустоты. Возможно в нем и разбросаны
островки жизни, но на громадных расстояниях - как звезды в нашем мире. Этот мир
ещё ждет своих Коперников, Гагариных или Хабблов. Среди жителей время от
времени появляются слухи и легенды о инопланетянах - будто бы с болот приходил
большой парусный или весельный корабль и из него высаживались гуманоиды. Эти
легенды до смешного похожи на наши.
Конечно, нет доказательств тому, что болота действительно бесконечны, -
кроме чувства, разве что. Глядя вечером на туманную ширь болот, ощущаешь то же
самое, что при взгляде на наше звездное небо - ощущаешь неподдельную
бесконечность, которая в каждом из миров всего одна, которая в каждом из миров
своя.
Вторым был мир бесконечных деревьев. Этот мир (то есть, его часть,
населенная людьми) был самым маленьким из тех, которые я посетил.
Здесь деревья растут до бесконечности вверх и в толщину - и, наконец,
сливаются стволами, заполняя все пространство. Они стоят кругом у поселения.
Чем старше становится дерево, тем тверже его древесина и тем труднее его
срубить. С какого-то момента это становится невозможным - дерево становится
прочнее стали. Иначе бы оно не смогло выдерживать вес трехсотметрового ствола.
Вокруг поселения возвышается лес, переходящий в древесное пространство.
Деревья здесь злейшие враги. Они постоянно сыплют семенами, прорастают
корнями в сторону поселения, дают новые и новые ростки. Ростки поднимаются
очень быстро. Если двухдневный стебелек может сломать даже ребенок, то
двухнедельный стебель уже так прочен, что вырвать его из земли невозможно.
Приходится спиливать, оставляя пенек, но пенек дает свежие ростки. При мне били
плетями негодяя, который вырастил семечко у себя во дворе. Совершенно
непонятно, зачем он это сделал и какую пользу хотел из этого извлечь. К
счастью, его раскрыли вовремя, пока росток ещё не был слишком прочен. И повезло
еще, что он выращивал этот росток в горшочке. В кармане моих брюк завалялась
старая семечка подсолнуха. Я узнал об этом потому, что она начала прорастать. Я
положил росток на ладонь: корень удлинялся, не нуждаясь в почве. Он двигался
примерно со скоростью минутной стрелки часов, приглядевшись, можно было видеть
его рост. Когда я оторвал корень, он начал расти снова. Я не знал, что делать с
этой семечкой, чтобы она не проросла, поэтому просто разжевал её и съел. Стоило
выйти из дома - и ты оказывался в царстве корней. Корни тянулись на многие
сотни метров и до поселения дотягивались лишь самые тонкие отростки. Все корни
были в шишках и узлах - от того, что на них постоянно срывали свежие ростки.
Метрах в тридцати за оградой идти становилось по-настоящему трудно: корень
наползал на корень и эти сплетения живого вещества поднимались на высоту
примерно моей груди. Здесь постоянно работали местные жители, выковыривая
свежие почки - стоит зазеваться и новое дерево начнет расти в опасной близости
от дома. Эти почки были съедобны и довольно вкусны. Они составляли здесь
основную пищу. Дальше от ограды узловатые корни вздымались на два, три или
четыре метра в высоту, потом они становились выше, чем трехэтажный дом. Я
забирался на них, используя зарубки на коре - кора была достаточно мягкой для
острого ножа. Потом я шел по гребню корня, приближаясь к настоящему большому
стволу. Глядя вниз на копошащиеся человеческие фигурки, я понимал, что эти люди
обречены. Деревья здесь были не просто растениями - они были вселенской силой.
Рано или поздно они победят.
Я ходил к границам поселения и по многу часов любовался громадными
деревьями. Они завораживали, они очаровывали, они ошеломляли. Их величина и
толщина была совершенно ненормальна. Деревья врастали друг в друга ветками и
сучьями. Прихватив веревку, я умудрился взобраться на одно из них и достиг
самой вершины. Это было довольно страшно, хотя приствольные ветки были так
многочисленны и так прочны, что я не рисковал упасть. То, что я увидел сверху,
было неописуемо и мои слова это всего лишь бледная тень, всего лишь тень от
тени того, что я увидел. Я находился в центре громадной воронки. Воздух был
кристально чист и видимость в каждую сторону была километров по пятьдесят.
Линия горизонта проходила гораздо выше моей головы. Я как будто очутился внутри
водоворота из живого леса. Каждый следующий ряд деревьев был выше предыдущего.
Наверняка дальние деревья уже вздымались до высот безвоздушного пространства,
но все равно оставались зелеными.
Я пробовал и забираться вглубь леса, до того предела, где деревья
полностью срастаются стволами, оставляя между собой лишь узкие и очень
неудобные пещерки, из которых всегда дует влажный сквозняк. Все это поражало
воображение и, конечно, любой из миров был бы рад иметь парк из таких деревьев,
всего лишь парк. Но, хотя мне и нравилось здесь, это был не мой мир - это был
мир людей, изнуренных постоянным трудом и борьбой за выживание. Я думаю, что
этому миру приходил конец - разве что люди перейдут к жизни на ветвях древесных
крон.
И то вряд ли. Несколько раз я слышал легенды о чотторах: о мелких стадных
зверьках, которые живут в вершинах деревьев. Они хищники и съедают все, что
могут догнать. Хотя никто из моих собеседников живого чоттора не видел, в их
существовании были уверены все. Действительно, странно, если бы в таком лесе не
было листоядных животных и древесных хищников.
Третьим был мир книг. Все горные породы здесь состояли из книг. То, что у
нас гранит и базальт - здесь книги и только книги. Вся планета состояла из
книг, присыпанных лишь тонким слоем плодородной почвы. Даже сама почва была
продуктом старения книжных листков. Книги были очень прочны и совершенно не
подвержены гниению. Мне повезло: я участвовал в любительской подводной
экспедиции к краю океанского оползня: отломилась полоска материкового шельфа и
обнажился многокилометровый подводный обрыв. Вместе с другими ныряльщиками я
плавал вверх и вниз вдоль стены из книг. Я даже мог читать названия или
выковырять из стены ту книгу, которая мне больше нравилась. Книги прилипли друг
к другу обложками, но, стоило их расшатать, как легко вынимались. Глубинные
книги наверное были прочитаны здешними жителями миллионы лет назад. Все
названия были понятны и, главное, интересны. Я читал по нескольку строк из той
книги и из этой - и тексты были интересны тоже.
Если в этом мире и были писатели, то они уже давно должны были покончить
собой, движимые чувством неполноценности. Я пытался запомнить хотя бы несколько
строк, но моя память и так слишком перегружалась при каждом переходе границы.
Четвертый мир тоже поражал воображение, но поражал неприятно. Это был
однополый мир амазонов. В отличие от амазонок эти мужчины были совершенно
лишены воинственности и агрессивности, зато очень сексуальны - но однополо.
Большинство из них ходили обнаженными, единственным культом здесь был культ
тела, мышц и красивой фигуры. Везде развешены эротические плакаты и лозунги.
Сказать по правде, они были прекрасно сложены. В среднем они были на голову
выше меня. И к счастью, потому что за день, который я провел там в поисках
выхода, никто не обратил на меня внимания и не поинтересовался моей слишком
обильной одеждой. Я был для них чем-то вроде карлика и уродца. К концу дня в
этом мире меня просто тошнило, но я не имел права этого показать. Я думаю, что
гомосексуализм это такая же болезнь как и все остальные, с одной только
разницей: никто не кичится и не объявляет себя иным потому что у него рак
кишечника, мигрень или частые запоры - а эти ребята именно так и делают.
Я слишком долго не мог найти подходящего ручья, потому что город был
очень плотно застроен. Мне не хотелось расспрашивать о дороге, чтобы не
привлекать к себе внимания. Из таких расспросов ещё неизвестно что могло бы
получиться. Я исходил из того, что ручей должен был в низине и проверял все
улицы, дворы и переулки, ведущие вниз. Но они, с железной закономерностью,
оканчивались глухими стенами и тупиками. Наконец, я все же выбрался на окраину.
Этот мир оказался не так прост. Все пространство вокруг города было заполнено
черным туманом. Природы, к которой мы привыкли, не существовало. Ручей
начинался уже в полутьме. У меня не было ни времени, ни желания выяснять, что
это значит и я просто ушел. В последний момент я успел увидеть в тумане
приближающиеся голубые искры.
Я вышел прямо в душевую кабинку. Судя по материалу, из которого
изготовлены стены и двери, это был высокотехнологический мир. Дизайн тоже
оказался великолепен. Но мне не удалось обдумать все это, потому что в этот
момент прямо из стены в кабинку вошел очень худой человек в темном трико и не
глядя на меня, отворачивая лицо, положил этот некий предмет под полотенце.
Предмет оказался черным кубиком такого размера, что едва помещался в ладони.
Кубик был довольно красив, хотя трудно сказать почему: углы почти прямые
и деталей нет, но он привлекал внимание, он почему-то не был похож ни на что
сделанное человеком; в нем сквозила приятная основательная нездешность.
Пока я рассматривал кубик, человек в трико вышел в дверь и пошел по
коридору. Я вышел вслед за ним. Он оставлял на полу мокрые следы - длинные и
тонкие, больше похожие на женские. Он поднял руки и встряхнул свои волосы
расслабленным и красивым движением. Навстречу ему шли двое людей и ещё один
вдруг материализовался прямо из воздуха, как раз передо мной; в этот момент на
меня дохнуло теплом и я ощутил во рту резкий вкус йода. Все трое шли
неторопливо и с отстраненным выражением лица - по крайней мере те двое, лица
которых я видел. Но уже через несколько шагов их одежда начала меняться и
превращаться в стандартную, скорее всего военную, форму серовато-белого цвета.
На плечах у них появились снежно-белые курточки с непонятными мне погонами.
Возможно, это был аналог нашей милицейской формы. Не говоря ни слова, они
схватили человека в трико за руки. Он молчал и не сопротивлялся, хотя мне
показалось, что он не ждал преследователей так быстро.
Я попал прямо в центр заворушки, смысла и значения которой я не понимал.
Для того, чтобы найти место для перехода границы, мне потребуется от нескольких
часов до нескольких дней. Надо вести себя осторожно чтобы никуда не влипнуть.
Не хватало ещё оказаться в тюрьме. Интересно, бегут ли из тюрем в параллельные
миры? Я завернул кубик в полотенце. Предмет был слишком объемным, чтобы
незаметно нести его в руке. Кроме полотенца у меня был ещё и прозрачный кулек с
тапочками. Но тапочки были мокрыми, а я не знал, можно ли кубик намочить. Без
сомнения, это был какой-то прибор, а с приборами стоит обращаться осторожно.
Я прошел по короткому коридору вдоль дверей других душевых кабинок, потом
мимо сидящих людей и вышел из здания. Кажется, люди смотрели удивленно. Кубик я
нес в руке, прикрыв его полотенцем. Судя по звукам, справа от меня играли в
биллиард, но я был так напряжен, что не смог обернуться. Мир снаружи здания был
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг