семенившего мимо. - Вы только гляньте, совсем нас не уважает молодое
поколение!
Дядя Коля приблизился, пахнуло дешёвой вонючей колбасой, он посмотрел на
упрямого мальчика сквозь призму круглых очков сверху вниз, погрозил ему
пальцем и проговорил:
- Cтарших надо уважать, юноша.
Школьник затравлено глянул на пенсионера. Потом на компанию. Огляделся. И
вдруг просто повернулся и зашагал прочь, помахивая портфелем, откуда
торчала длинная линейка.
- Куда? А прощения? - услышал он за спиной голос Ары.
Пошёл и не оглядывался больше.
- Вернись, сучонок! Хуже будет!
Шёл и не оглядывался...
- Ну, держите меня, ребята!
Он шёл и не оглядывался, считая недостойной эту слабость. Шёл и не
оглядывался - ненавидя и презирая это великорослое ничтожество.
- Стоять! - заорал Ара.
В три прыжка он настиг мальчика, рывком повалил на землю и стал
остервенело избивать ногами...
- Ой, ребятки! Матерей вы своих не жалеете! - сказала сердобольная
тетушка, высунувшись из окошка первого этажа. - Им ведь стирать - не
перестирать.
- И чему тебя только в школе учат! - юродствовал Ара. - Дебил. Дают -
бери, а бьют - беги. Побежал бы - ничего с тобой не стало бы.
- Тварь! Гнусь! Гадина! - выпалил мальчишка, вывернувшись из-под удара.
Ему, наконец, удалось вскочить. - Ты сдохнешь, - повторил он, и указал на
обидчика пальцем, - Не будь я учеником Трижды Мудрого.
- Спятил?! Книжек обчитался! Дебил и есть! - выговорил, словно запыхавшись
от работы, Ара, но уже не так уверенно, как прежде.
- Черви сожрут твою плоть, - продолжал мальчишка, вытерев ладонью кровь
под носом, но только размазал её по разбитым губам, - и грязь, которой ты
являешься, разотрут сотни ног по улицам этого города, - продолжал мальчик,
не опуская указательного пальца. - Но, сперва, тебе предстоит долгая,
мучительная жизнь. Её так и назвать-то нельзя.
- Во, больной! - Ара покрутил ладонью у виска и кивнул, словно приглашая
дружков и дядю Колю присоединиться к веселью. - Совсем обчитался книжек,
до одури... - повторил он.
- Ты сам. Сам! - пронзительно выкрикнул мальчишка и сделал властный жест
рукой, словно приказывал всю жизнь, обратив большой палец вниз.
Ара отшатнулся, зацепившись ногой за арматурный прут, каких понатыкано
сотни во дворах новостроек, не удержал равновесия и грянулся наземь.
- Теперь ты будешь ползать, как последняя тварь, до конца своих дней, -
услышал он сквозь боль, поразившую его так подло в спину. В спину, где
сидело три дюйма ржавого металла.
"Он ещё не волшебник. Ему лишь предстоит учиться, - подумал я и улыбнулся,
поигрывая кадуцеем. - Но какой способный мальчуган! Да и кто сказал, что
только любовь способна творить настоящие чудеса? Любовь - она совсем не по
моей части".
СМЕРТЬ ГОБЛИНА
По утру лаяла очумелая собака...
"Духи! Душманы приехали!" - раздалось с улицы. "Молодых пригнали!" -
понеслась благая весть от одного к другому. "Где? Откуда?" - и пошло,
поехало... Курилки опустели. Все, кто был в казарме, высыпали наружу и
теперь заинтересованно всматривались вдаль, туда, где за густыми, но
аккуратно подстриженными кустами акации мелькали бритые головы новобранцев.
- Вот они, зайчики, - молвил Киреич и смачно сплюнул под ноги. -
Вешайтесь, духи!
- Солобоны! - вторил ему Абдурашид и добавил что-то по-таджикски.
Эта рота в учебке держалась особняком. Все, как один. Личный состав её
считал дни, когда окончатся распроклятые сборы, и они уже сержантами
вернутся в свои части. Здесь - сам Устав, там - свобода и вольготная жизнь
черпаков. Вот и долгожданное время завтрака. Старший сержант Лопатин
построил своих подопечных, и они двинулись к солдатской столовой. На этот
раз обошлось без лишних разговоров, подгонять роту не приходилось. Первые
шеренги взяли ускоренный темп. Лопатин давно понял, в чём дело, и зло
отсчитывал: "Ряз... з! Ряз... з! Ряз... з, два, три..." Они поравнялись со
зданием казармы какой-то учебной части. Тут шеи черпаков вытянулись, и
головы, как по команде, повернулись туда, где неизвестный старлей
дрессировал плотный строй очередного призыва.
- Вешайтесь, духи! Ждём к себе через пять месяцев!
- Они у нас другой курс пройдут! - загоготали будущие сержанты.
Лопатин оборвал их: "Разговорчики! Третий взвод!"
- Гы!
- Рота! Стой! ...Ну, сколько вам дать времени, чтобы насмотреться?
- У, чмошник! - пробормотал Киреич.
Но, как ни странно, подействовало. Все притихли и до столовой не проронили
ни звука. "Откуда такая ненависть? Почему такое презрение? - думал
Лопатин, - Подумаешь, год отслужили!" Он, впрочем, тут же поймал себя на
мысли, что сам свысока относится к подопечным. Была в сердце и досада, как
Лопатин её ни прятал, старшего сержанта вот-вот должны были уволить. В Уфе
его ждала девушка (если ждала), и он поспешил написать ей - после
праздников будет уже дома. А сегодня - двадцатое мая. Навязались
командированные на голову. "Обучишь - сразу дембель!" - в который раз
пообещал комбат, а замполит потупил глаза, поскольку клялся и божился
отпустить отличника боевой и пока ещё политической в неделю после
мартовского приказа.
В столовой дружно стучали ложками и выискивали в бело-жёлтом жирном вареве
куски мяса.
- Опять "дробь 16"! - скорчил рожу Киреич. - Эй! Душара! Соль где?
Дневальный Реншлер услужливо кинулся за солонкой, но Абдурашид ненароком
подставил ему подножку, и бедняга растянулся на склизком плитчатом полу.
- Ррота, встать! - гаркнул Лопатин. Он прекрасно видел, в чём дело, но
ограничился лишь тем, что поднял и вновь посадил головорезов: - Ррота,
сесть! Ррота встать... Рота, сесть!
Киреичу, кстати, не вняли, и перловка начала таять. Дмитрий сидел за тем
же столом, каша и ему не лезла в горло, но он заставил себя через силу
проглотить ненавистные калории. Пища для борьбы - так он это называл.
Рыжий, щекастый, похожий на лисёнка Дема, сокращенное от Деменёва,
спросил: "Все сахар взяли? А то - тут ещё остался!"
Наиболее ловкие потянулись к миске...
- Кому нужна белая смерть! - попытался пошутить Дмитрий. - Это сахар
Реншлера, он дневалит, если не заметили.
- Кто не курит и не пьёт - тот здоровеньким помрёт! - провозгласил Киреич,
сверкнул золотым зубом, и сахар исчез.
- Спасли, значит, "духа" от смерти! - рассмеялся Абу.
- Зря ты, Киреич, это сделал! Вспомни, как нас гоняли в своё время!
- Всё отлично помню, поэтому и съел.
- Слишком ты правильный, дорогой! Стукач, наверное? - бросил Дмитрию
Абдурашид.
- Просто не терплю уголовщины. И кликухи мне блатные тоже надоели.
- Вот из таких и вырастают рвачи типа Лопатина! - похлопал его по плечу
Абдурашид.
Дмитрий не стал спорить с "дедом", как бы подчинившись незримой
иерархической лестнице. Он промолчал, хотя внутри уже закипало, но год в
армии научил его сдерживать эмоции. К чему радовать этих гоблинов?
Не дождавшись ответа, враг решил подойти с иной стороны.
- А что, - осведомился Абу у Демы с Киреичем, - он и в части такой же
неразговорчивый?
Те хитровато улыбнулись.
"А, сволочи! Боитесь при мне! Мало ли что случится? ...Гоблины! Вонючие
грязные гоблины! ...Хорошо, что дембель неизбежен, как крах империализма!"
- заметил про себя Дмитрий.
- Слушай сюда, парень! Будешь выступать - мы тебя не переведём!
Пажа посвящали в рыцари, даруя ему шпоры и опуская меч на плечо.
Старослужащие по негласному неуставному закону раз в полгода переводили
своих младших сослуживцев с одной ступени армейской феодальной лестницы на
другую. "Дух" превращался в "молодого" или "гуся", выдержав десяток ударов
пряжкой по спине. Затем - в "черпака", тогда разрешалось ослабить ремень и
расстегнуть верхний крючок гимнастерки. "Черпак" в ночь за полгода до
приказа становился "дедом" и сам вершил торжественный ритуал посвящения.
Но даже ему не дозволялось того, что мог вытворять после Приказа "дембель".
- Ты понял? - настаивал Абу.
- Гм... Можешь считать, что я испугался, если это так существенно,-
произнес Дмитрий и в упор посмотрел на мерзавца.
С каким бы наслаждением он свернул эту ненавистную шею. "Гоблин! Я тебя не
боюсь! Это ты должен меня опасаться!" - Дмитрий представил, как невидимая
властная рука тянет свои пальцы к заветной цели, как они сжимаются всё
сильнее и сильнее... При этом у него и в самом деле нервно задрожала
кисть, и он спрятал ее под стол.
Абдурашид с синим лицом повалился на плитки. Он задыхался, тщетно пытаясь
избавиться от беспредельно разросшегося языка. В глазах рябило. Грудь
судорожно сжималась. Тело не слушалось. Последнее, что он увидел - так это
дежурный по столовой, который бежал к нему через весь зал, опрокидывая
стулья.
- Когда я ем - я глух и нем! - прошептал Дмитрий, склонившись над гоблином.
- Что с ним? - спросил Лопатин.
- Наверное, подавился, товарищ сержант! - предположил Киреич, не
подозревая, что не далёк от истины.
- Уводи своих! - тихо, но внятно сказал офицер Лопатину.
- Посуду на край столов! Встать! Строиться на улице! - взводный степенно
направился к выходу. Справа и слева его обгоняли, закончив трапезу,
солдаты. Они любопытно поглядывали на скорчившегося Абдурашида, который
уже не производил впечатления грозного "деда".
- Становись...! - сержант высек подковой искру, обернулся к строю. -
Подтянули ремешки! Застегнули крючки и верхние пуговицы!... В частях у
вас, должно быть, другие порядки? - продолжил Лопатин, выволакивая Киреича
за болтающуюся пряжку из последней шеренги. - Но здесь вы в гостях. Так
что, будьте добры, по уставу!
Он опустил слоистый кожаный ремень "жертвы" на асфальт и каблуком придал
дугообразной бляхе выпрямленную форму.
- Чмо! - сквозь зубы выругался маленький, гаденький, узкоглазый Киреич.
- Вы что-то сказали, товарищ рядовой? ...Встать в строй! - козырнул
Лопатин.
- Есть, "встать в строй"! - угрюмо согласился посрамленный. Ещё бы он
попробовал не согласиться, когда за Лопатиным Устав, и что самое
неприятное - блатное неписаное право "дембеля".
- Рравняйсь! ...Смирно! ...Нале-во!
И зашагали! С песней зашагали... Про пламенный мотор вместо сердца, про
цвет нации, что отбывает срок в авиации.
- Чётче шаг!
- Эй, длинный! Не беги, как страус! - пнул Дмитрия сзади Киреич.
- А ты поспевай, короткий! - отозвался он и судорожно стиснул пальцы
невидимой ладони.
- Рряз! Рряз! Рряз... два... три...!
В ржавую канализационную трубу заползала помешанная беременная сука.
Примечание автора:
*Я намеренно использовал жаргонные слова, иначе этот рассказ стал бы
похожим на фельетон.
Гоблин - при всеобщем увлечении Толкиеном это слово вряд ли нуждается в
пояснении. Злое, страшное существо из мира, враждебного человеку;
дух - общее обозначение солдат самого младшего призыва в частях Советской
армии в 80-х годах 20-го столетия ("шуршать, как дух");
чмо, чмошник - наиболее универсальное ругательство солдатского жаргона;
черпак - военнослужащий, отслуживший год;
другой курс пройдут - новобранец, попав в часть, подвергается во время
"курсов молодого бойца" наибольшим унижениям со стороны старослужащих,
которые всецело подчиняют его зэковским законам и ломают волю к
сопротивлению;
дед - военнослужащий, прослуживший полтора года;
дембель - солдат, приказ об увольнении которого уже подписан;
стукач - доносчик;
рвач - энтузиаст.
ЛАРВ
Ольге Куликовой
"...На помощь только враг придёт,
Лишь праведник глядит лукаво,
Всего прекраснее урод,
И лишь влюблённый мыслит здраво".
(Франсуа Вийон. "Баллада истин наизнанку")
"Ларвы рождаются под влиянием особенно навязчивой идеи и поддерживаются за
счёт витальной силы их создателя".
("Магiя и гипнозъ. Разъясненiе оккультизма под редакцiей д-ра Папюса")
4 ОКТЯБРЯ. На стадионе было нестерпимо холодно. Голова гудела, точно
колокол Ивана Великого. Что-то мокрое легло на лоб.
- Живой? А мы думали - всё! С концами! - незнакомая пожилая женщина с
добрыми глазами краешком платка провела возле моих в кровь разбитых губ.
- Нет, мать. Он еще поживёт... немного, только пусть зубы в другой раз не
подставляет, - отозвался мужской сиплый голос.
Я посмотрел на благожелателя. А он не отвёл взгляда. Ему досталось не
меньше моего - кажется, сломали нос. Но этот сиплый тип держался молодцом,
а я чего-то раскис.
5 ОКТЯБРЯ. ... Мне было одинаково плевать как на одних, так и на вторых. Я
ждал Её, безуспешно ждал, и не было никакой надежды на встречу. Я простоял
бы так, прислонившись к колонне, сотню лет - лишь бы Она пришла. Но
неожиданно справа и слева в фойе станции метро хлынули спецназовцы.
- Лицом к стене, суки!
Едва я отрешённо глянул на это сытое рыло в камуфляже, мне тут же
захотелось записаться в партию. Омоновец пихнул в спину, я упёрся носом в
мрамор.
- Мужчины! Да что же это! - кричала сердобольная старушка. - Они же хуже
фашистов!
Её вытянули резиной по голове, больше она не вставала. Краем глаза я
заметил, как толпы горожан рванули вниз по внезапно застывшим эскалаторам.
За ними гнались, отставших добивали, сильные давили слабых...
- Вот видишь, парень! - вторил моим размышлениям сиплый сосед. - Ты хотел
остаться в стороне, а иногда бывают моменты в жизни, что нельзя
сторониться.
Я хотел прервать эти, начавшиеся было, нравоучения, но опешил - как это
ловко незнакомец проник в чужие мысли. Он, ко всё усиливающемуся
удивлению, и не продолжал, а спросил, неожиданно и прямо:
- Никак, разлюбила!?
- Я лишь касался Её руки, помогая сойти со ступенек автобуса. Я не успел
Ей ничего сказать. К тому же Она всегда любила другого...
- Все в мире беды из-за баб! - просипел сосед.
- Она не баба, - отвечал я и хотел уж задать вполне закономерный вопрос...
- Товарищи! Можно чуточку потише! Хоть под утро немного поспать! -
привстал со скамейки изрядно помятый мужчина профессорского вида.
- Людовик Одиннадцатый, - продолжал мой странный собеседник уже шепотом, -
как-то раз заметил: "Где замешана женщина, величайший дурак имеет больше
шансов на победу, чем трезвый и благочестивый". Чтобы добиться женщины,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг