дыма. Значит, и там вулкан.
Надо двигаться немедленно. Со страшной быстротой пересечь хмызник. Бежать
в глубь материка, от берега, где может слизнуть цунами. В степь, в саванну.
Надо, но сижу. Еще на Бойне, сразу после Курица, я случайно, со страху,
покалечил небольшого ящера. Увидел рядом, испугался и, обозлившись, хватил
дубиной наотмашь. Он, хромая, поспешно убрался в густую заросль. Теперь
думаю - не может ли быть, что сам именно от него произойду через сотню
миллионов лет? Что ненужно причиненная боль как-то войдет к нему в гены и
много позже обернется моей неприспособленностью к миру? Если так, значит, я
закольцован, обречен вечно являться в цивилизации ненужным, неудачным,
свершать там свое преступление, быть низвергаемым в прошлое, тут опять
наносить роковой удар ни в чем не повинному животному и из-за этого удара,
уже народившись на свет в своей современности, вновь преступать закон.
Горькая, обессиливающая мысль... Неужели же ничему не пропадать
бесследно? Разве никогда не высохнет ни единая капля пролитой крови, а
бесчисленные войны, бесконечные пытки и мучительства первых ранних
тысячелетий уже сложились в такой задел зла, какого человечеству не избыть
во веки веков? Страшно, если таким масштабом отдаются все наши деяния.
Но, с другой стороны, в Башне собрали почти что черный ящик. "Эффект
бабочки", "эффект кольца" не подтверждены. Как раз планировались
исследования, когда меня судили.
Двухсотый день.
Готов, как стрела, когда лук натянут.
Натренирован. Вспомнил чуть ли не все, чему учили в школе. От
"равнобедренным треугольником называется...". Смог бы лить металл, лечить
водянку, делать механизмы. Бегло мыслю на двенадцати языках. Высоко
подбрасываю кварцевую глыбу, ловлю на голову и отскакиваю, когда коснулась
волос.
Завтра в путь. Левее вулкана, между берегом и скалами, где птеранодоны
сидят подобно гарпиям собора Парижской богоматери, и дальше направо от моря.
Эдафозавр будет в сумке за спиной - плевал я на его протесты.
Не успел.
Ночью был свирепейший подземный удар, самый сильный изо всех, что до сих
пор. Сначала низкий, обнимающий рев, который заставил меня проснуться в
ужасе. Потом будто снизу в землю бухнула гигантская кувалда. Подбросило, и я
сел. Колебалась почва. Грохот камней, треск деревьев, шелест листвы.
Бойня тоже пробудилась, оттуда несся многоголосый хор тревожных воплей.
На рассвете в полусотне шагов от своей площадки увидел трещину.
Впечатление, будто без дна. Сколько ни бросал камней, они проваливались в
темноту, исчезая бесшумно, как опущенные в глубокую воду. Ширина метров
около восьми. Начинается на западном склоне кальдеры и, перепоясывая его,
тянется на восток в хмызник. Я прошагал сбоку разрыва километров десять и
остановился там, где он углубляется в болото. Сероватая густая жижа медленно
скатывалась с обоих краев, и этот странный ров с жидкими стенами уходил
вдаль. В хмызнике стояла полная тишина - перепуганное зверье прекратило
видимо, жратву, попряталось.
Вернувшись на склон, почувствовал сильный запах аммиака и сероводорода.
Некоторые фумаролы превратились в маленькие самостоятельные вулканы - конус,
откуда пульсациями подается лава.
Поднялся на свой наблюдательный пункт и огляделся.
На горизонте, куда ни глянь, дымы и дымы, близкие и дальние. Вспомнил,
что как раз в меловом периоде лава заливала пространства в двести и триста
тысяч квадратных километров. Видимо, обречена огромная территория.
Бойни нет, а с ней погребены и все мои проступки. Эффект кольца, эффект
бабочки исключаются.
Ночью опять сильнейший толчок. Грохот, шум воды, переходящий в рев
водопада, конец света. Потом солнце осветило полностью изменившуюся
местность. Все, что от трещины, затоплено. Скрылось под мутной, белесой,
парящей водой.
Бойня на дне. Море подошло к самому склону.
Дым над "моим" вулканом поднимается километров на тридцать - сижу в тени,
которая достигла излучины реки. Дым настолько плотен и тяжел, что кажется не
летучим веществом, а ожившей полутвердой материей, которая каждую минуту
может застыть. Вокруг этого проткнувшего небо черного столба венец
непрерывных молний. Величественное зрелище.
Принимается и, разом оборвавшись, перестает стремительный ливень.
Ощущение, что откололась половина континента. Мне конец, но ужаса нет. Я
на капитанском мостике мироздания. Отсюда все видно. Вот сотни тысяч лет,
миллион, очертания материка были такими, а теперь на новые миллионы все
будет иначе. Какие-то государства, страны возникнут, знать не будут, что я
видел, как рождались их территории. Я почти что помогаю, почти что помешиваю
варево истории в дымном котле времени.
Сидим на холме, а вокруг уже сомкнулась лава, перехлестнувшая через стены
кальдеры. Горизонта не видно, дым и пар. Неподалеку из моря поднимается еще
черный столб, взлетают массы породы - подводное извержение. Воздух дрожит от
соединенного рева двух чудовищ.
Новые потоки лавы вокруг нас подаются на ту, которая уже затвердела
коркой. Но деревья и кустарники не попадают в жидкий камень живыми. Когда
раскаленная стена приближается, жар заранее охватывает растение. Листья все
разом скручиваются, истлевают, ствол гнется, чернеет и вспыхивает факелом
еще до того, как его коснулась наступающая волна.
Теперь-то эдафозавр не возражает против моих рук. И рядом опустился
птеродактиль... то есть птеранодон. Некрупный, молодой. Слабый летун, но в
свистопляске воздушных порывов сумел-таки вырулить сюда. А зачем? Кажется,
имея крылья, поднимайся выше и выше, окинь взглядом всю панораму и вдаль от
гибнущего края. Это так, но, возможно, он не хочет покидать родины. Пожалуй,
и на Бойне была своя радость существования. Пытаюсь прогнать птеранодона, но
он жмется к ноге.
Уже виден тот вал, который приближается, чтобы поглотить верхушку нашего
холма.
Жар нарастает.
Обнял обоих зверей, хочу своим телом подольше загородить их от огня.
Ну что же, я не последний. Еретики еще пойдут на "милостивую бескровную
смерть", раскольники "в огненную купель".
Кажется, я, наконец, присоединяюсь.
...И МЕДНЫЕ ТРУБЫ
Первый раз смотритель поклонился барину, когда по двору еще водили
распаренную тройку. (Тот в избе из ковша воду пил.)
- Ваше сиятельство, сударь, повремени. Шалят очень на гари. Злодейство
еще от Емельки не переведется никак. У нас компании сбивают, кому ехать -
купцы или по казенной части.
Был проезжий важного росту - до сажени вершков пяти не дотянул.
Подорожная от Тобольского генерал-губернатора, но следовал без прислуги,
сам, чего при таких-то подорожных не бывало. И лик не крупитчатый, округлый,
а загорелый, худой. Взглядом не медленно, с сознанием себя водит, а резко
упрет в одну сторону и в другую. Стиль твердый.
Ковш положивши, вытер рот рукою.
- Запрягай!
Вещей две клади. Сундук - одному поднять впору - он оставил в кибитке,
шкатулку же брал с собой, вынимал оттуда подорожную, чтобы смотрителю
переписать.
Как запрягли, еще пробовал урезонить проезжего смотритель - что случись,
с него тоже спрос.
- Ваше сиятельство, по крайности хоть пистолеты... Тот прервал его знаком
руки.
- Выводи!
Сам в карман и рубль кинул. У смотрителя дух захватило. Знатнее езживали
- прислуги только на трех повозках. А чтобы серебряным рублем, не помнилось.
И ямщик с седой бородой (а все Васька) тоже на мзду вознадеялся. И тут же
подумал, как бы с деньгой в трясину не угодить. Разбойничать нынче пошли уж
очень разные - иной и ямщика не побрезгует зарезать.
Поехали. Барин сидит, скалится на хорошую погоду. По- русски чисто
говорит, однако на русского не похож, а больше на иноземца, какие приезжают
звезды считать, нашу землю мерить. Ну, улыбайся-улыбайся. Как бы заплакать
не пришлось.
К пятой версте миновали гать, где по сторонам хворая сосна с тонкой
осиной друг дружку не видят, да пушица-трава. Еще через версту зачернелись
заплывшие обуглины на старых дубах - тут пожар ливнем гасило. И вот она сама
гарь. Сверху черные стволы, снизу малина, сморода. Самое для душегубства
место - тут и выскочить врасплох, тут и скрыться.
Оглянулся Васька на барина - тот вовсе заснул.
А как посмотрел ямщик вперед на дорогу, грудь сперло.
Шагах в десяти сосна бесшумно падает поперек.
Кони сами остановились, дрожат,
- Ваше благородие, просыпайся! Беда! Соскочил Васька с облучка.
Растерялся. В лес бежать, так это прямо злодеям в лапы. Оставаться на месте
- чего хорошего дождешься?
Являют себя с правой стороны из кустов двое, с левой - три мужика.
Которые первые вышли, один совсем зверина. Грудь бочонком бороду подпирает,
ноздри рваные, глаз кровавый. Руки до земли, в кулаке топор.
- Поднимайся, барин. Будем с тобой поступать, как государь наш, Петр
Федорович, приказывал.
А который рядом, ладный парень, чернявый, молодой. Глянул на него ямщик,
понятно стало, что его-то самого убивать не будут. А все равно со страху
помрешь, как начнут с приезжим ужасное делать.
Однако тот духу не сронил. Спрыгивает на траву спокойный.
Зверина-мужик поднял топор, закричал жутко:
- И-и-иэх!
Васька глаза шапкой прикрыл.
Хрип... Тело об мягкую дорогу хлопнуло. Кто-то сопит, топочет лаптями.
Выглянул ямщик из-под руки.
Топор стоит воткнутый по самый обух в поваленную сосну. Зверь-мужик на
земле животом кверху. Чернявый воздух хватает, держится за грудь.
Барин же на ногах, и на него трое насели. Про двоих Васька понимает - те,
о которых слыхал. Братья-близнецы - беглые с Демидовских заводов. Эти с
топором и с ножом. И третий с волосом рыжим заходит полоснуть саблей сзади -
ржавая она. От Пугачева сколько годов пролежала в земле.
Однако проезжий под одного из братьев уже нырнул, бросает его за спину. И
глядь, на траве все пятеро. В куче. Хотят расползтись, а барин поднимет и
обратно. Да еще стукнет поддых так, что у человека глаза на лоб. Ямщик
смотрит - не мерещится ли ему все? Барин же командует, ругается. Всю дорогу
молчал, теперь разговорился.
- Веревка есть?.. Вяжем злодеев... Клади в кибитку, в Ирбит отвезем, в
управу. Там с них спросят.
Заплакал Васька, как взялся за чернявого. Да что станешь делать? Поклали
одного на другого, как поленья. Злодеи те зубами скрипят, червяками
выгибаются.
Проезжий к лесу кинулся. Сосну взял у комля, оттащил с дороги. А дерево
вполобхвата!
- Давай! Трогай! Чего спишь? Только взяли кони, соскакивает.
- Стой! Стой, говорят, куда разогнался?.. Песку по дороге не будет?
- Песку?
- Ну да, песку! Коням-то тяжело.
- Коням? - Ваське не понять, о чем речь.
- О, господи! А кому, тебе, что ли?.. Снимай давай! Это про разбойников.
Васька слез с облучка. Себе не верит. Сняли, покидали на траву. Те лежат
связанные. Ни живы, ни мертвы. Тоже слово сказать боятся.
- Поехали!
Вскочил на кибитку, за полог взялся - поднять от солнца.
Кони опять взяли. Только миновали сосну, опять кричит:
- Стой!.. Стой! А веревка? - Соскочил. - Веревка-то как? Жалко, хоть и
резаная.
Ямщик уже начал понимать. Прокашлялся.
- Знамо дело - работа.
- Вот я и говорю. - Пробежался быстро до злодеев и обратно, остановился,
глядит. Вернулся к Ваське.
- Как думаешь, раскаиваются? У Васьки горло запнуло. Сказать ничего не
может. Барин опять к разбойникам. Остановился над рыжим.
- Что, сожалеете небось? Бес, видно, попутал. Другие молчат, а
мужик-зверь выдохнул:
- Дьявол ты, не человек. Проезжий будто не слышал.
- Раскаиваетесь, а?.. Молчание - знак согласия. Выходит, раскаиваются. -
К ямщику. - Как думаешь? Васька только рот разинул.
- Ладно. Давай тогда развязывай. Не сиди! Нечего время терять.
Развязали. Солнце на полдень поднялось. День ясный, небо высоко. Снизу от
зелени дух идет - живи сто лет. Весна.
Пятеро стали подниматься. Не знают, куда глаза девать.
- Ну что, мужики, - говорит барин. - Все тогда. Топор вон возьми.
Побрели они, один об другого толкаются. Проезжий шагнул было к кибитке.
Остановился. Снова не садится.
- Эй, подождите!
Те стали кучей.
Барин шагает к ним. Ткнул пальцем на чернявого.
- Пойдешь ко мне служить?
- Я? - Шары выкатил.
- Ну да. Обиды от меня не будет.
- Служить? К тебе?
У чернявого губы задрожали, оглядывается на ямщика, на товарищей.
Закраснелся. Один из братьев локтем его.
- Ну!
Тогда шапку тот срывает. Об землю.
- Ваше благородие... Да как ты нас... Да мы...
- Согласен. - Барин к мужикам. - Тогда прощайте. А ты садись. Меня
разбудишь, когда Ирбит покажется. Отдохну - нынешней ночью мне не спать.
Но барин проснулся сам, когда стали к городу подъезжать.
- Тебя как величают?
- Федькой.
- По отцу?
- Сын Васильев. Да вот мой отец. - На ямщика показывает.
- Ваше благородие, государь! - Ямщик тройку останавливает, соскакивает с
облучка. - Заставь до смерти богу молиться, не выдай. Крепостные мы
плац-майора Шершенева. Меня, старого, на оброк отпустил, молодых же всех в
землю - медь копать. А там воды до пояса - года по три живут, не боле. Вот и
согрешил парень - в бега кинулся.
Проезжий в ответ спрашивает:
- Тебя как по отчеству?
- Иваном отца звали.
- Василий Иванович, отведи тройку с дороги. Нам поговорить надо.
На поляне барин сел, шкатулку с собой вынесенную открыл, принялся
рассказывать дивную историю. Был он рожден природным бароном в жаркой стране
за океаном, куда от Руси плыть месяца два. С детства имел любопытство к
наукам, от древнего народа, майя называемого, узнал, как соблюдать себя,
чтобы сила и прыткость. Войдя в возраст, поехал от своей горячей родины в
край Аляску. Там возле берега прохлаждался на малом корабле, был унесен в
студеное море и, много претерпев, попал на сушу возле великой реки Колымы.
На той реке стоит селение Армонга Колымская, где он ради своего чудесного
спасения крестился в православную веру, в честь восприявшего его казацкого
воеводы, взявши имя Степана Петровича. (Говоря это, барин осенил себя
крестным знамением.) Теперь едет в Санкт-Петербург просить государыню
русского подданства.
Дивно сделалось отцу с сыном - барин-то им, холопам, про себя. Но,
правда, уже не первое он сегодня чудо являл. И по крайности убедились, что
не дьявол.
Потом, шкатулку отперев, проезжий развернул грамоту на барона,
прапрапрадеду жалованную князем Андорры, другие важные бумаги от
императоров, королей. Вынимал также камни, полезные корни, еще от его родины
сбереженные. Под конец же показал в шкатулке перья гусиные, чернильницу,
сургуч. И твердой речью:
- Что с нами дорогой случилось, Василий Иванович, забудь! Как выехали,
мол, так и доехали: нас никто не видал, нам никого не попалось. Нынче же
ночью напишу на Федора бумагу, будто продал мне его плац-майор, а в
губернской канцелярии купчая заверена. Той бумаги, однако, никому не стану
показывать, пока за Нижегородскую губернию не заедем.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг