ноге веревкой. Не вижу последовательности.
Она рассмеялась.
- Даже удивительно, как тупы могут быть мужчины. Что касается последнего,
того, кто в беде, надо выручать, неважно, друг он вам или враг. Вы не
находите?
- Да. Но кто же вы сама при таких обстоятельствах?
- Человек. - Пожала плечами. - Человек, в котором, может быть, намешано
много разного. Я, как вы, очевидно, поняли, была воспитана средой, где мы
пробегали по всей клавиатуре чувств, не ограничиваясь единственной нотой, от
непрерывного ее употребления уже дребезжащей, фальшивящей. Даже любовь и
ненависть могут соседствовать, не говоря уж о бесчисленных оттенках других,
противоположных чувств.
Тут она попала в самую точку, потому что я сам в этот момент ненавидел ее
за светский тон, неуместный при том положении, в каком я находился, и любил
не меньше, чем в тот день, когда она нагая стояла под черным небом на
площади. Даже больше. Любил и любовался ею похорошевшей, расцветшей,
прибавившей к суровой сосредоточенности последних месяцев сегодняшнюю
беззаботную шаловливость. На лице, которое она так долго скрывала, ни следа
болезни. Встала.
- Извините, я на минуту.
Побежала опять вокруг мыса. Подумал, что решила наконец помочь мне, и тут
же сообразил - поздно. Спасти меня мог бы, пожалуй, только экскаватор с
большим ковшом на длинной стреле и никакая другая сила на земле и в небе.
Хотел подольше видеть девушку бегущей, но корпус был уже под песком, а шея
больше чем на девяносто не поворачивалась.
Впрочем, она и не собиралась со мной возиться. Просто вспомнила о своей
ноше.
Вернулась.
- Приятно было поболтать с вами. Спасибо. Я, к сожалению, тороплюсь, а вы
здесь, по-моему, будете заняты долго. Всего хорошего.
Быстрым шагом пошла вдоль берега на восток. Фигурка ее уменьшалась, я
следил за ней, пока ее не скрыла небольшая дюна.
Теперь мне оставалось совсем немного времени, чтобы приготовиться к
смерти. Длинной вереницей посыпались они, с кем дружил, за кем ухаживал,
кого просто однажды встретил, увидел незнакомого, незнакомую. Девушка с
серьезным умным лицом прошла мимо на Невском - несет виолончель в футляре,
приятель- физик, с которым слушали записи Высоцкого, силачи-весельчаки на
Лепестке, всегда готовые вылететь на аварию, и много-много всяких за
считанные секунды. Потом выше всех стали они, мать, отец, чуть поодаль дед,
которого уже давно нет на свете. Простят ли меня за страшную весть, что
придет из Московского управления ОКР? Ужасно, что один я у них был. Родился
в семидесятом. Маленькая комнатка в коммуналке. Отец эмэнэс - сто десять в
месяц, мать - актриса в Ленинградском областном. Всегда автобусная тряска по
городкам и поселкам, а зарплаты целых девяносто, если без вычетов. Не
решились выпустить в мир второе дитя. Но простят. Космос бывает жесток, ОКР
тогда посылает длинные письма, где есть слова "без вести". Напоминает
последнюю большую войну. А здесь почти и была война, только маленькая. В
детстве завидовал деду, который участвовал в боях под Ленинградом, Курском,
входил в освобожденные города Европы, побывал на высотах исторического
деяния. А я здесь чуть сдвинул историю. И настоящая любовь озарила. Жизнь
была.
Стало неудобно в плечах - сам погружаюсь, а вытянутые руки снаружи.
Поспешно принялся выкапывать ямки с одного бока, со второго. С усилием
просунул руки к животу. Если иначе, стало бы выворачивать из суставов -
дополнительная мука.
Три-четыре минуты оставалось до... Смерть не из самых страшных, мучиться
недолго. Потеряю сознание, тело еще будет ворочаться в тисках мокрого песка.
Чтобы скорее все прошло, надо считать в уме секунды. С яростью, с гневом на
глупую неудачу. От единицы сотен до трех... Вещмешок давит на затылок.
И...
И ноги уперлись в твердое.
На твердом плотно стали ступни.
- Черт возьми! Ну черт же возьми! Знала ведь паршивая девчонка, оттого
невозмутимость тона.
Вдруг разом вспотело все лицо. Выдернул руку, ладонью вытер. Ну теперь-то
совсем другое дело.
Стал выкапывать яму перед собой. Докопался до колен, упираясь одной ногой
в камень, легко вытащил вторую.
Переступил. Теперь все зависело от того, будет ли впереди опора. Если да,
то важно, выше она или ниже места, где отставшая нога.
Чуть повыше.
До полудня прокапывал мгновенно заплывавший сзади ров. Из последней ямы
вышел на трясущихся ногах, упал у берега. Чтобы в дальнейшем не испытывать
отвращения к песку, погладил его влажный от набегающих волн разлив.
- Ты не виноват. От моей глупости получилось.
Пролежал, задремывая и просыпаясь, шесть часов. Встал, воду и
продовольствие в куртку, брюки и туфли туда же. Побежал: По-настоящему. Весь
вечер и всю ночь. На рассвете вдали увидел Вьюру. У самого дыхание, как у
рыбы, выброшенной на берег, ноги словно колоды. Пока добрался до нее, она
уже закидывала свой рюкзак за плечи. Сел, обессиленный, на песок.
Сказал ей, что, во-первых, у них в усадьбе пятьсот, может быть, человек
со сравнительно несложным кругом дел, в то время как на Земле государство -
огромное образование, где сотни миллионов людей должны быть прекрасно
обученными профессионалами в десятках тысяч специальностей. Поэтому
невозможна такая смена ролей, какая практикуется в усадьбе.
Она прервала меня
- Это вы виноваты.
- В чем?.. Что сотни миллионов...
- Во всем. Горожане на Иакате спокойно и тихо уменьшались в числе. Если б
не вы, все так и шло бы. В усадьбе были споры о судьбе города, спокойные,
теоретические. И вдруг с неба - вы. Да еще начинаете пробуждать. Возникает
обстановка, требующая немедленного решения... Ну что, пойдемте? Нам по
дороге.
Видела же, что на ногах не стою.
И так оно пошло. Вьюра убегает. Я должен догонять, но нет сил, нуждаюсь в
отдыхе, и болит травмированное бедро. Понял, что сорвал себя на
двадцатичетырехчасовом пробеге, когда после зыбучего песка догонял.
Вьюра заметила мое плохое состояние, стала чаще отдыхать сама. Порой,
прежде чем ей убежать, разговаривали минут по тридцать и больше. Обычно она
уходила, задав мне какой-нибудь вопрос, ответ на который я потом обдумывал в
одиночестве на бегу.
- А может быть так, что в результате своих научно- технологических
успехов человек потеряет инициативу в устройстве собственного будущего?
Или:
- Вы согласны с тем, что ритуалы безмерно легче, чем свободная
деятельность? В них ведь укладываешься, как в мягкую постель. В ритуалах
люди ищут себе рабства, ими же защищают себя от свободы. У вас на Земле есть
ритуалы?
Но больше я размышлял о ней самой и об истории усадьбы на Иакате, которая
открывалась в некоторых ее репликах. Оказывается, я не ошибался относительно
причин почти полной гибели жизни на планете. С усадьбой было сложнее. В ней
после пуска машины прожило жизнь шесть поколений. Первые ближайшие потомки
бюрократов вели себя так, как раньше их родители. Но уже не было и не могло
быть борьбы за теплые местечки, нравственный климат усадьбы стал меняться.
Вместо бывшего в чести понятия "иметь" стали интересоваться понятием "быть".
Над материальными ценностями возобладали духовные, дети господ и слуг стали
составлять дружеские пары и тройки не по кастовым признакам, а по другим.
Несмотря на сопротивление глубоких стариков в четвертом поколении, взрослые
и молодежь решили периодически меняться с обслугой ролями. Строй, который
сначала действительно напоминал феодальный, сохранили затем, чтобы внутренне
не распускаться, не упускать в прошлое традиционные качества лучших
представителей аристократии. Такие, как понятие чести, рода, ощущение
человеком собственного достоинства, воспитанность, безусловная порядочность,
утонченность чувств, рыцарское отношение к женщине - то, наверное, чем в
первых десятилетиях девятнадцатого века в России могли похвастать дворяне из
круга декабристов, Пушкина, Грибоедова, Чаадаева. Целью маленького
усадебного общества стало восстановление былого величия Иакаты. Промышленная
цивилизация, чей крах остался в памяти, была признана порочной, считали, что
надо остановиться на земледельческой. Но пугалом, дамокловым мечом висело
над оазисом странного рыцарства более чем стотысячное население горожан,
необразованных, ленивых иждивенцев машины. Из боязни, что город пойдет на
усадьбу, создали корпус "младших братьев". По вопросу о судьбе старой
столицы усадьба при господстве пятого и шестого поколений раскололась на две
группы примерно поровну...
На четвертый день пути на горизонте показались горы. Я все шел по следам
Вьюры, иногда догонял. Разговаривали, потом она уходила вперед.
У предгорья набрел на остатки примитивных строений. Внутри утварь, грубые
земледельческие орудия. Понял, что "край" - место, куда лет двести назад из
разоренного голодного мегаполиса в долине бежали те, кто потерял надежду на
промышленную цивилизацию. Поблизости кладбище - несколько полузанесенных
песком, развалившихся на части скелетов. Теперь кости последних обитателей
"края", просто оставленные на земле, не удивили, как те, что попались в
первый день на Иакате, когда шел от корабля к городу. Вообще отношение к
смерти и мертвым очень разное не только по Галактике, но даже у нас на
Земле. Особенно в прошлом. По рассказу Геродота персидский царь Дарий Первый
однажды устроил дискуссию между своими подданными греками и индусами. Первые
сжигали трупы отцов и матерей, что вторым казалось чудовищным, поскольку
согласно собственным обычаям они поедали тела умерших родителей.
Горы были испытанием. Осыпи, эрозированные склоны, за каждым высоким
перевалом открывался новый, еще выше. Все нагоняло тоску однообразием,
отсутствием малейших признаков зелени, жизни. Вьюра козочкой взбегала
наверх, я еле догонял ее со своим растревоженным бедром. Потом двое суток
шли по ровному, как налитому плоскогорью. Никаких ориентиров - ни дерева, ни
животного, ни человека. От этого впечатление, что не вперед двигаемся, а
только топчемся на месте. На высоте стало холодно, ночевать на голом камне
было неуютно. Далеко впереди появились белые кучевые облака - первые, какие
видел на Иакате. Вьюра ушла так далеко, что не стал догонять, ночью лег,
уснул.
Утром разбудила.
- Идем.
Первый раз обратилась на "ты", что так же редко на иакатском, как на
английском. Сразу прошли накопившаяся усталость и боль в бедре. Небо за
краем плато было ничем не загорожено, вышли к нему.
Вблизи восточный склон покрыт мхами, дальше кустики трав, еще ниже луга,
огромная чаша горизонта с коврами лесов.
Земля обетованная.
Спускался с трепетом. Боязно было помять траву, сломать стебель цветка.
Кустарники стояли одухотворенные, деревья, будто зная что-то сокровенное о
мире, думали свои думы. Из-под хвойного куста выскочил небольшой зверь вроде
нашего леопардового кота. Застыл, как был в этот миг с начавшей подниматься
для следующего шага ногой. Есть еще животные на Иакате! Вьюра его знала,
позвала. Подняв переднюю лапу, кот смотрел на меня с неодобрительным
удивлением. Неторопливо ушел, не оглядываясь, ведя в траве над собой
маленький смыкающийся за ним просвет. (Я уже знал, что Вьюра ведет меня к
лагерю тех, кто решил расстаться с усадьбой.) Тщеславный вид лоснящегося
усатого, мордастого хищника доказывал, что мелких, во всяком случае,
животных здесь много. Решил, что вся местность - забытый в хаосе последних
лет разрухи, а потом разросшийся заповедник. Вьюра догадку подтвердила.
Спускаясь к реке, вступили в рощу деревьев-великанов - стволы обхватом в
десяток метров, кроны выше, чем у австралийского эвкалипта. Под ногами почва
красная, проросшая лишь тоненькими зелеными копьями. Одно сломалось под моей
ногой, из этого места брызнул фонтанчик воды. Крылатая ящерица села мне на
грудь, взлетела. За рощей великанов заросли жуга, орешник с плодами.
Воздух звенел насекомыми, мне чудилось, поют фанфары.
Подошли к лагерю. Загорелые молодые люди строили здесь деревянный дом. С
достоинством раскланивались с нами. Девушки возле двух палаток приседали. С
удивлением встретил двух городских парней из Продовольственной Комиссии,
которых после ухода "братьев" никто в городе не видел. Узнал, что уже
посланы люди за большим отрядом городской молодежи.
За те несколько дней, что прожил в лагере отдыхая, молодежь расчистила
участок для посадок анлаха - саженцы были у Вьюры в вещмешке. Приходил
леопардовый кот, сидел, обернув хвост колечком вокруг передних лап, наблюдал
строительство дома. Сказали, что он избран почетным гражданином будущего
поселка...
Путешественник по Вселенной замолчал, посмотрел на часы
- Скоро мне должны звонить... Это, в общем, все, что стоило рассказать об
Иакате. Остальное - лирика.
- Расскажите лирику, - прозвучал голос
Из коридора в гостиную вошла дочь профессора, студентка.
Мужчины в комнате задвигались, утомленные долгим сидением в креслах и на
стульях. Только председатель колхоза был свеж, как огурчик.
С веранды доносился звон посуды, там готовили стол то ли для обеда, то ли
для ужина.
Путешественник посмотрел на студентку, кивнул.
- Знаете, я даже молился. Так получилось. У космонавтов дальнего полета,
как в прежние времена у моряков на парусных кораблях, особенный взгляд на
женщин. Они для нас не становятся обыденностью, всякий раз чудо и тайна.
Когда пришла пора, вечером простился со всеми в лагере. Вьюра пошла
проводить. Долго спускались к морю - здесь недавно обнаружили более удобный
путь к пустыне. Шли молча. Начался подъем, предложил Вьюре вернуться, дальше
не провожать, сам, конечно, думая об обратном. Поднялись на скалы, откуда
мне надо было вниз. Она сказала, что на Иакате у мужчины может быть только
одна женщина на жизнь, у женщины - один муж. Стал обнимать ее, целовал. Она
шептала, что где бы я ни был, всегда будет чувствовать, жив ли и как мне.
Стал спускаться, спустился, солнце уже близилось к горизонту. Вьюра стояла
там, где простились. Прошел несколько километров и всякий раз, когда
оборачивался к стене гор, залитых золотом заката, в тот день желтого,
казалось, вижу ее на скале. За спиной вещмешок, в руке лопата. Звезды горели
все ярче, тишина. Пустыню Иакаты теперь чувствовал дышащей, как-то ко мне
относящейся, не чужой. Освещенные луной серебряные пространства
сочувствовали моей тоске, а темные пятна лощин между дюнами упрекали -
оставил, оставил... Неожиданно для себя вдруг опустился на колени: "Боги -
Аллах, Кришну, пресвятая Дева Мария и Зевс - сделайте так, чтобы ее миновала
любая беда". Не религиозный, а верящий, почувствовал, что должен каким-то
ритуалом, словами, действием выразить то, что во мне. Стал на колени,
склонился, поцеловал песок. То, что дальше, без затруднений. Опять шагал
ночами. Трижды встречал группы идущей в лагерь молодежи из города. Остановил
первую. Рассказали, что город меняется. "Ни в коем случае..." не читают,
даже не берут газету у почтальона. Сумка возвращается в редакцию полной, там
опускают тираж в трубу. Молодежь свободно переправляется на остров. Главное
же - атмосфера. Заговорили. Неисчерпаемая тема - события, когда решалось,
жить или не жить. Вспоминают, кто как встретил беду, вновь и вновь
переживают радость первого появления настоящего солнца. Члены Совета - снова
герои. По дворам многие сажают жуг. Другие группы не останавливал, чтобы не
терять времени. Укладывался в какую-нибудь ложбинку, пропускал мимо
приближающиеся в полумраке шаги, разговоры, смех. На пятые сутки добрался до
заветного места. Снова ночь, знакомая тропинка. Скинул со спины мешок, где
сухари и сушеный жуг. Взялся за лопату. Через час звякнула о металл. Это как
голос старого друга. "Авариец" - давняя модель. Когда на Лепестке корабль
спускали с рам, ухитрились погнуть нагонный гребень, лонжерон оказался с
дефектом. Но не очень-то комфортабельный, он прост и надежен, как
наковальня. Докопался до дверцы, приложил ладонь - распахнулась мгновенно,
будто то, что внутри, совсем изныло, дожидаясь. Включил прогрев. Кресло,
приборный щит встретили, как вернувшегося в семью блудного сына. Не хотелось
пока заглядывать в записи - конечно, там беспокойство. Открыл "затылочный
глаз". Голубым шаром Иаката уже плыла внизу. Смотрел на нее, думая о том ни
с чем не сравнимом счастье, что испытывают сейчас те, кто остался внизу, в
лагере. Никогда ни у кого не было такого, что лежит там перед людьми.
Неповторимый феномен Иакаты. Может быть, позади заповедника опять леса,
горы, удивительные растения и животные, а за пространствами моря целые
материки, где природа тоже вернула свои права. Пойдут, поплывут, но не так,
как первые невежественные завоеватели. Иначе. Нацарствовались над планетой
распределители, прокатилась индустриальная цивилизация, по оставила людям
свой высший цветок - науку. "Если бы юность знала, если бы старость могла".
Но здесь юность как раз знает и умеет, потому что научило прошлое.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг