тумблера, продолжил:
- Вы знаете Зарокова?
- Нет.
- Кто еще с вами работает?
- У нас в газете большой штат, всех сразу и не вспомнишь.
- Вы агент ЦРУ?
- Нет.
- Кто вы по профессии?
- Журналист.
- Какой у вас стаж работы?
- Пять лет.
- Вы знаете Штырева?
- Нет.
- На какую разведку вы работаете?
- Ни на какую.
- Какого цвета ваша карточка?
- Не понимаю вопроса.
- С какой целью вы ездили за границу?
- Я не был за границей.
- У вас есть брат или сестра?
- Нет.
- Когда впервые вы услышали о крикунах?
- Только что от вас.
- Сколько вам лет?
- Тридцать.
- Вы знаете Мукина?
- Нет.
- Чему равен метр?
- 100 сантиметрам, 1000 миллиметрам, или 1650763,73 длины волны
оранжевой криптоновой линии в вакууме.
- Ого... - удивился Яншин неожиданному ответу на, казалось бы, простой
вопрос.
Он еще раз сменил параметры на приборе и продолжил:
- Вы знаете Федотова?
- Да.
- Как его зовут?
- Николай Петрович.
- Где вы с ним познакомились?
- В зале ожидания.
- Вы разделяете взгляды крикунов?
- Не имею о них представления.
- Ваш любимый сорт сигарет.
- Я не курю.
- Вы были участником какой-либо катастрофы?
- Нет.
- В последнее время у вас было психологическое потрясение?
- Нет.
- Вы знаете Штырева?
- Нет.
- Расскажите о своем детстве.
Разговор с профессором продолжался больше часа. Все это время Зубков
сидел в кресле, глаза его были открыты и он спокойно отвечал на вопросы
профессора. Постороннему человеку, зайди он сейчас случайно в восьмую
комнату, невозможно было бы догадаться, что человек, сидящий в кресле,
находится в гипнотическом сне. Зубков смотрел прямо перед собой, и мимика
его лица была вполне естественна. Профессор Яншин считался непревзойденным
специалистом в области работы с подсознанием. Еще никому ни разу в жизни не
удавалось его обмануть. Время от времени Павел Егорович прерывал беседу с
пациентом, щелкал переключателями, нажимал кнопки, крутил ручки. Шкала
индикатора постоянно меняла свои показания, самописец монотонно чертил на
бумаге диаграмму.
После полуторачасовой беседы Зубкова вывели из состояния гипноза и
проводили в палату. Костя понятия не имел, о чем его спрашивали. Он лишь
спросил профессора, как все прошло, на что тот ответил, что ничего
серьезного нет.
Как только Зубков ушел, профессор записал что-то в общую тетрадь и,
сняв телефонную трубку, набрал номер. На другом конце провода трубку взяли
не сразу.
- Владимир Ильич, Яншин беспокоит. Я только что поработал с Зубковым...
Ты сейчас не занят? Я зайду к тебе, есть интересные детали.
Яншин пришел через двадцать минут. Владимир Ильич Шваркин был не только
профессором, директором психиатрической клиники, но и членом комиссии по
контролю за работой психиатрической медицины города. Должность в комиссии у
него была не бог весть какая, но все-таки дорога на повышение была уже
открыта. Со времени начала Эры Водолея область психиатриче-ской медицины
была выведена из Министерства здравоохранения и подчинена напрямую Службе
государственной безопасности. Многие, на ком был белый халат, носили погоны,
но практически все, кто в той или иной степени занимался психиатрией, имели
синие петлицы.
Шваркин принял гостя с дежурной улыбкой на устах. Он предложил Яншину
сесть в кресло, достал из шкафчика бутылку коньяку и, разлив его по рюмкам,
сел в соседнее кресло. Яншин передал Шваркину результаты теста. Профессор
Шваркин принял бумаги с легкой настороженностью. Он видел в Яншине
соперника. Их борьба за руководящую должность продолжалась полтора
десятилетия. Бегло просмотрев тесты, он понял, что не ошибся в истинных
мотивах предстоящего разговора.
- Ты действительно так уверен в своей машине, Пал Егорыч? - спросил
Шваркин и сделал маленький глоток коньяка.
- Я понимаю весь твой скепсис, Владимир Ильич... ты вообще больше
склонен доверять ощущениям людей, нежели показаниям машин. Отчасти я
согласен с тобой. Человеческий фактор и все такое, но...
- Перестань, Пал Егорыч. Если все обстоит так, как ты говоришь, то...
дело-то нешуточное получается.
- А о чем я тебе говорю? - вспыхнул Павел Егорович. - Нет об этом
человеке данных в компьютере! Никаких. Как будто и не жил совсем.
- Да. Я тоже навел справки, - согласился Владимир Ильич. - Данных
действительно нет.
- А между тем его подсознание прозрачно. Его рассказ не вызывает ни
малейшего сомнения. Этот человек говорит правду. То есть из тестов следует,
что это правда. Если это болезнь, то он болеет с рождения. Если он
притворяется, то он гений. Если его обработали... то гений тот человек,
который обработал его.
- И что ты намерен делать?
- Я должен поработать с ним. Его нужно отпустить.
Шваркин оторвался от распечатки тестов, поднял брови и удивленно
посмотрел на Яншина.
- Куда отпустить? Психа в город? Он же не в состоянии даже пропитание
себе добыть.
- Не переживай так сильно за него. В подсознании наш пациент журналист.
А они, сам понимаешь, народ живучий. Да и взяли его на выходе из халявки.
Так что твой неандерталец очень быстро приспособился к технократическому
обществу. И вообще я не имею права упускать такой экземпляр! Если не
разрешишь, то я пойду наверх. И добьюсь своего, ты меня знаешь.
- Ишь ты... разошелся, - огрызнулся Владимир Ильич. - Думаешь, я не
знаю, чего ты так суетишься? Боишься, что твоя технология стерилизации
крикунов на сторону ушла?
- Да не моя это технология! - крикнул Павел Егорович. - Потому что нет
у меня никакой технологии! Пока нет. Ее сейчас ни у кого нет!
- Так откуда же он взялся?! - тем же тоном ответил Владимир Ильич.
- Не знаю! Отпустим на волю, проследим, может, что-то и выясним.
- Как ты собираешься это сделать?
- Его нужно выписать, сказать, что у него временная потеря памяти.
Через полгода все начнет восстанавливаться. А пока устроить на работу в
газету, дать желтую карточку второго уровня, однокомнатную квартиру поближе
к Садовому кольцу. На нашу медсестру он глаз положил. Да и она на него тоже.
Попросим ее... приглядеть за ним, что ли...
- В постель лечь? - улыбнулся Владимир Ильич.
- Помочь в нужную минуту, - жестко ответил Павел Егорович. У него были
серьезные виды на работу с Зубковым, и насмешка Шваркина его сильно
уколола. - Я думаю, она это сделает с удовольствием.
- Ну, допустим, выпустим мы его... - сказал Шваркин, подняв брови, и
добавил после паузы: - И что ты надеешься получить?
- Как человек неглупый, он не будет ждать полгода, а попытается сам во
всем разобраться, попытается что-нибудь вспомнить... Очень скоро Зубков
будет делать то же самое, что и большинство простого народа. Начнет ходить
на посиделки, может, даже к крикунам попадет. А мы присмотрим за ним,
проанализируем...
А для верности поручишь Моисею взять над ним шефство. Поводить его по
городу, объяснить основы нашего общества. Заодно и самого Моисея еще раз
проверим.
- Так Моисей и согласился.
- Никуда он не денется и сделает все, что нам надо, даже не по-дозревая
об этом. Он же давно бросил подрывную деятельность. Официальная версия нашей
просьбы - болезнь Зубкова. Это и так видно. Наше общество переполнено
гуманностью, так что эта прось-ба весьма банальна. Тем более что Моисей тоже
работает в газете.
- Не в газете, а на складе расходных материалов, - поправил Шваркин.
- На складе при газете, - уточнил Яншин. - Он начальник отдела
снабжения газеты. Что в конечном счете одно и то же.
Владимир Ильич встал со стула и молча подошел к окну. Мимолетный летний
дождь намочил лишь асфальт и закончился. Солнце снова щедро припекало
асфальт и бетон.
- Хорошо, - сказал от окна Шваркин и повернулся к Яншину. - Но запомни.
Если через полгода у тебя не будет результатов... пощады не жди.
- Поживем - увидим, - ответил Яншин и вдруг, прищурив глаза, добавил: -
Когда я сменю должность, тебя я уволю первым.
Сказав это, он улыбнулся сладкой улыбкой, поднялся со стула и
неторопливой походкой направился к двери. Шваркин молча смотрел ему вслед и,
сильно стиснув зубы, играл желваками. Уже полтора десятка лет они работали
вместе и все это время вели скрытую борьбу друг с другом. Их служебное
положение практически всегда было одинаковым. Время от времени кто-то из них
вырывался вперед, но второй почти сразу же догонял его. Сейчас же
"лестничный марш" закончился. Промежуточная площадка - кресло директора
психиатриче-ских клиник города Москвы. А дальше новый "лестничный марш" -
служебная лестница Министерства Службы государственной безопасности.
Когда Яншин ушел, Шваркин подошел к столу, снял трубку с телефонного
аппарата и попросил вызвать Чуева. Через десять минут санитар постучал в
дверь и, получив разрешение, ввел пациента. Кивком головы Шваркин отпустил
санитара. Тот развернулся и вышел из кабинета, плотно закрыв за собой дверь.
- Садись, Моисей.
- Спасибо, Владимир Ильич, - сказал Чуев, усаживаясь на предложенный
стул. - Уже месяц сижу.
- Сидят в тюрьме, а ты лежишь в больнице, - многозначительно сказал
Шваркин. - Здоровье у тебя слабенькое, психика пошаливает... Ну да ладно. У
меня к тебе просьба. Тут у нас есть один пациент... с памятью у него плохо.
Так-то он мужик головастый, а вот что было до вчерашнего утра, не помнит
вообще. Естественно, не понимает происходящего вокруг. Не знает, как
пользоваться информационным автоматом, как делать покупки, как найти
работу...
- Ну а я здесь при чем? - не понял Чуев.
- Ты расскажешь этому сумасшедшему все, что он спросит.
- С какой это радости?
- По доброте душевной, - повысил голос Шваркин.
Профессор посмотрел на Чуева так, что тот все понял без слов.
- В принципе ты можешь отказаться, - продолжил Шваркин. - Тем более что
твое здоровье, как я уже сказал, оставляет желать лучшего. Тебе еще лечиться
и лечиться.
- Цивилизованному человеку не пристало разговаривать с позиции силы, -
нравоучительно заметил Чуев. - Что за манеры! Угрожать беззащитному
человеку - это гадко!
- Это кто здесь беззащитный? - усмехнулся Шваркин. - Человек,
взорвавший вычислительный центр госбезопасности в Зеленограде? Или, может,
участник июньского мятежа? Я бы даже уточнил: один из организаторов
июньского мятежа. Подумать только... Прошло всего двадцать лет... За
двадцать лет идеолог новой революции превратился в примерного гражданина и
смиренного послушника. В это трудно поверить. Ты часом на постриг не
готовишься?
- Все беды человечества от насилия, - вздохнув, сказал Чуев. - Еще Джим
Моррисон говорил: "Мир хочет трахаться и убивать".
- Два основных инстинкта зверя-хищника, - равнодушно подметил
Шваркин. - Что тебя в этом не устраивает?
- Что очень часто эти понятия смешиваются. Секс переходит в насилие, а
насилие доводит до экстаза.
- Дядя Юра... Я тебя очень прошу... Пожалей меня, - вздохнул Шваркин. -
Устал я сегодня. Продолжим эту философскую дискуссию в следующий раз.
Значит, так... тебя выпишут вместе с Зубковым. Предложи ему сходить
куда-нибудь, расслабиться. Кстати, он тоже не любит коктейли и тоже работает
в газете. Расскажешь ему все о нашем общественном строе. Что у нас хорошего,
что плохого. Как... в общем, все, что спросит.
- Мне нечего ему рассказывать.
- Ты думаешь, что есть что-то, что мы про тебя не знаем? - осторожно
поинтересовался Шваркин.
- Нет.
- Ну вот видишь, тебе нечего бояться.
Чуев надулся как мышь на крупу. Он понимал, что отвертеться от
уготованной ему роли невозможно.
- Кто он? - спросил дядя Юра.
- Больной человек. Помочь больному - святое дело.
- И когда нас выпишут?
- Сегодня к вечеру. Жить ему есть где. Кстати, квартиру ему поменяли,
переселили поближе к тебе. У него желтая карточка второго уровня. Так что
моя просьба ничем тебя не обременит. Ну разве что свободного времени немного
отнимет. Как я говорил,
соображалка у него работает превосходно. Он только не понимает, в каком
мире живет. Амнезия. Оставишь ему свои координаты, любезно предложишь
звонить, если что. Время от времени будешь отвечать на его идиотские
вопросы: что это такое и для чего. Зато я на время забуду, что ты есть в
моей картотеке.
- А по мне хоть каждый день вспоминай.
- Это не ответ.
Чуев молчал. Шваркин терпеливо ждал, когда он примет решение.
- Хорошо. Я согласен.
- Только не говори ему, что я тебя заставил это сделать.
- Хорошо.
- Все. Свободен. Можешь собирать вещи. Документы на выписку сейчас
оформим.
Шваркин снял телефонную трубку и начал неторопливо набирать номер. Чуев
встал со стула и направился к выходу.
- Мария Федоровна? Шваркин говорит. Готовьте на выписку Чуева и
Зубкова. Павел Егорович принес бумаги?..
Чуев закрыл дверь и продолжение разговора уже не слышал. Санитара у
дверей не было. Он прошел по коридору до лестницы, спустился по ней и вышел
на улицу. День клонился к вечеру. Чуев поднял глаза вверх и посмотрел на
облака, плывущие по небу. Раз в год его, как и многих в этой стране,
направляли в психиатрическую клинику на обследование. Тех, кто не
представлял опасности для государства, а следовательно, и для общества,
через три-четыре недели отпускали домой. Если у врачей в погонах
возникали сомнения, то обследование продлевалось еще на месяц. И так до
полного выздоровления. Закон не оговаривал максимального срока пребывания в
клинике. Все решал лечащий врач.
"Интересно, чего это вдруг меня заставляют нянчиться с каким-то
придурком? - думал Чуев, поднимаясь по лестнице в свое отделение. - Может,
Шваркин просто решил поиздеваться надо мной? Да нет, чушь собачья. Я не
обязан ничего делать. А все-таки интересно, кто он, этот больной".
В пять часов вечера Зубков сидел в кабинете Марии Федоровны в одежде, в
которой его привезли в больницу. На столе перед ним лежала желтая карточка с
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг