смышленых подростков из знатных семей и отправляли будущих пророков высоко
в горы, в потайные места. Глухо изложена следующая история... Но вы же не
пьете кофе, - спохватилась хозяйка.
Йен наскоро отхлебнул из чашки.
- Простите. Кофе отличный! Так какая же, собственно, история?
- Дело было так. Какие-то "плохие люди" (иногда, в тексте они
назывались "оборванными людьми", "оборванцами") поднялись на горный
хребет, куда подниматься было строжайше запрещено. Они хотели похитить у
жрецов тайну предвидения, пытались получить (или, быть может, получили)
"Удар с неба", Это была борьба за будущее, за овладение будущим -
воровство будущего, - невиданный, неслыханный фольклорный сюжет, с которым
до находки кодекса никому из исследователей не приходилось сталкиваться.
- А чем все кончилось?
Заира ответила не сразу.
- Конец был обычный: дерзких захватили и принесли в жертву богине земли
и смерти Коатликус, увенчанной венком из черепов. С них содрали кожу, а
сердца, вырезанные каменными ножами, еще трепещущие, бросили на съедение
священным собакам.
Наступило молчание. Йен больше не улыбался.
- Скажите, а я мог бы... ознакомиться с этим манускриптом?
- О, конечно. У нас есть фотокопия.
Напоследок она добавила, что Йену, физику и математику, наверное,
покажется любопытной одна подробность, Жрецы ацтеков, которые очень
увлекались вычислениями, нашли некую цифровую закономерность. Дело в том,
что среди получавших ежегодно "Удар с неба" были и девушки и юноши. И
соотношение между ними было всегда одинаковым: один к четырем. Иногда на
четырех девушек - один юноша, на восемь - два, ну, и так далее. А иногда
наоборот.
- Но всегда только это соотношение. Как вы считаете, мистер Йен, чем
это можно объяснить?
...Он научился отключаться.
Да, научился включать и выключать свое предвидение, как люстру в
комнате, как зажигание в автомобиле.
Интересно, как другие? Тоже овладели этим приемом? Возможно, у них не
было такой острой необходимости в этом. Если бы Йен не научился "отключать
мир", сосредоточивая все умственные усилия на одном определенном деле,
одном четком задании, то он, вероятно, не мог бы справляться со своей
напряженной работой на станции слежения. Его мучили головные боли, часто
наступало состояние странной расслабленности, апатии. А капитан Фелисьен
Карне свято верил в необыкновенные возможности Йена Абрахамса и свои
сообщения начинал так: "Всем и Йену. Йену и всем..." И ставил перед Йеном
задачи адской трудности, которые надо было решать всегда необыкновенно
срочно и предельно точно.
Была еще одна причина, по которой Йен выключал предвидение - даже в те
часы, когда он не был занят "Лютецией" и бродил, опустив уши меховой
шапки, по заснеженным полям. Он ощущал настойчивую потребность
разобраться, что же, собственно, произошло с ним и еще четырьмя
"настигнутыми", что представляет из себя этот самый дар предвидения.
Короткие записи тесно ложились на страницы блокнота в переплете из кожи
крокодила.
"...Ты подумал: "Стакан падает не пол, он сейчас разобьется". Это
простейший вид предсказания, доступный ребенку. Кто-то сказал (кажется,
Эйнштейн), что мозг человека - такое устройство, которое создано, чтобы
делать полные выводы на основании явно недостаточных посылок. Посылок у
каждого из пятерых "настигнутых" стало гораздо больше, но все равно
информация не стала исчерпывающей, всеобъемлющей - значит, процесс остался
в принцип" тот же.
Итак, не таинственное, мистическое наитие, не озарение свыше. Нет,
расширение старых возможностей, знакомых человечеству издавна. И не
прозрение истины в окончательном, непреложном виде... Совершенно ясно;
предвидение пятерых вариабельно. Создается приближенный вариант, который,
в свою очередь... Идет нормальная работа человеческого мозга: перебор
вариантов, только чрезвычайно интенсивно, усиленно.
Предположим. Ну, а дальше?.. Когда он пытался что-то конкретизировать,
нащупать закономерности, то все расползалось. Предвидение было мерцающим,
действовало неравномерно, то вспыхивало, ярко разгоралось, то полностью
затухало. Великолепные достижения - и рядом элементарные ошибки, как было
тогда, на шоссе, когда они не угадали ловушки с грузовиком, не могли
предвидеть, доберутся ли до аэродрома, самолета, а там и до Парижа.
Он "выключал мир". И все равно вторгались, мешали думать лица,
разрозненные кадры, Африка. Франция, Дик, берущий билет у окошка кассы
(собрался посмотреть окрестности Парижа?). Студенты, сдающие экзамены уже
не ему, Йену, а бородатому Джеймсу, перевирающие интеграл Стильтьеса...
Он прогонял эти видения. Особенно настойчиво возвращалось одно лицо -
молодой девушки, очень красивой, пожалуй, трагически красивой, с
каштановыми, мягко падающими на плечи волосами и золотисто-карими
огромными глазами. Глаза просили, умоляли, кричали о беде, звали на
помощь. Он был уверен, что никогда в жизни не разговаривал с ней, не
слышал звука ее голоса. И а то же время он смутно ощущал...
Йен, Иен, что делается с твоей головой?!
Загадка Заиры...
Это очень серьезно. Может быть, серьезнее всего остального. Заира
ускользала от него, от его дара предвидения, он не мог увидеть ни клочка
ее будущего, ни разу не сумел прочитать ее мыслей. Как будто бы
натолкнулся на непроницаемый экран, какой-то заслон, забрело. Женщина в
шлеме с опущенным забралом!
Они шли из концертного зала Городка Науки, Йен Абрахамс и Заира
Дзахова.
- Почему вы занялись историей, миссис Заира? - спросил Йен. - Вы
биолог, насколько мне известно, биолог-кибернетик.
- Историк - мой муж, Воинов, это он меня впервые натолкнул. - Она не
могла не улыбнуться: у Йена было такое удивленное лицо! - Ну да, академик
Воинов, специалист по истории человеческих заблуждений, как его иногда
называют (он много занимался историей религии). А вы знаете физика
Воинова, Воинова-младшего, нашего сына...
Йен бегло подумал, что, наверное, это сын просил мать быть
повнимательнее к гостю-чужестранцу, занесенному судьбой на другой конец
Земли, одинокому, потерявшему родину.
- ...и задумались; а нельзя ли искусственно получить пророческие
способности? Со временем наметились два пути - технический и
биологический.
- Значит, вы вошли в биологическую группу?
- Естественно. Несколько лет работали на обезьянах...
Они вышли на главную магистраль.
И именно в эту минуту Йен _увидел_: опыты с предвидением перенесены с
животных на людей. Миссис Заира поставила эксперимент на себе. Она не из
тех, которые перекладывают опасное на других.
И потом она провела детство, юность высоко в горах, Если верить
ацтекам, то это тоже могло иметь значение.
Дик Мэллори сидел в своем комфортабельном купе и отчаянно нервничал,
Вагонетка подвесной рельсовой дороги Чоп - Анадырский залив неслась с
огромной скоростью над ниткой Волги и отрогами Уральских гор, опоры
подвески мелькали так быстро, что их нельзя было разглядеть, а
возмущенному журналисту казалось, что ни черта он не продвигается вперед.
Чем же все-таки это объяснялось? Почему он, еще будучи в Париже, сумел
ясно увидеть, какая опасность угрожала Йену, а сам Йен ничего не видел, не
чувствовал? Что сделалось с даром предвидения Йена, какого дьявола он стал
незрячим и глухим?! Почему он и телеграмму не получил? Это было непонятно.
Пришлось Дику бросить все свои парижские дела и срочно мчаться к Тихому
океану, чтобы предупредить товарища о смертельной опасности.
Но поспеет ли он? Не придет ли предупреждение слишком поздно?..
А еще тревожила Дика одна близкая к Йену фигура - немолодая женщина,
как будто бы дружественная... Он воспринимал ее как некое смутное,
туманное пятно, никак не мог добиться точного фокуса, определенности.
Женщина эта не раскрывалась, не прочитывалась. Это было необычно - и
пугало, настораживало. Дик каждый раз, думая об этой женщине, наталкивался
на какую-то глухую стену сопротивления; что-то сильное, упорное не только
отталкивало его "лучи предвидения", но само как будто отвечало излучением,
мощным и дальнодействующим, которое пронизывало его, Дика, насквозь. Он
был бессилен против этого излучения.
Йен! Мистер Абрахамс!.. Вы не видели Йена? Уже третий раз звонят из
центропункта слежения. Какое-то важное сообщение из космоса... Куда он мог
деваться? Срочно нужно разыскать Йена! Вы случайно не видели...
Йен упал в снег за мгновение до того, как раздался первый выстрел.
Произошло, вероятно, что-то вроде самовыключения дара предвидения,
сработал инстинкт самосохранения, который оказался сильнее запретов
разума, и послал спасительный сигнал.
Убийца лежал на той стороне оврага за скалой, невидимый, неуязвимый,
хорошо оснащенный, опасный, и время от времени стрелял. Сорок лет, пошлые
усики, документы иностранного туриста-швейцарца (поддельные), складное
автоматическое ружье, пистолет, надувной матрац с теплообогревом,
электроодеяло, вволю патронов, стойкий загар профессионального
африканского охотника, курит трубку в виде головы буйвола.
Установить все это для Йена не стоило большого труда. Голова была
странно ясной, мысли - отчетливыми; думалось холодно, спокойно. Влип
основательно; ничего не скажешь, очень мало шансов на спасенье; даже если
пуля не прикончит - прикончит мороз, вон пальцы на ногах уже немеют.
Все с той же холодной ясностью он увидел лицо девушки с шоколадными
глазами - нет, не лицо, он увидел, как она лежит на полу гостиничного
номера (странно, это Россия, Москва?) со связанными руками и ногами, глаза
ее все так же умоляют Йена о помощи, а над ней наклонился... И он уже
твердо знал, как ее зовут, и какое она имеет отношение к проблеме
предвидения, что это за тип, который угрожающе подносит к ее голой тонкой
руке горящую зажигалку. Прохвост Питер Брейген отечески уговаривал Фрону
Мэссон не капризничать, продолжать с ним сотрудничать!
Лежа в снегу, Йен жалел о многом. Но больше всего он жалел о том, что
не поговорил в последний раз начистоту с Заирой Дзаховой и не отдал ей
свой крокодиловый блокнот с важными записями.
6. Север ГАНСОВСКИЙ
Солнце - на треть больше, чем его видно с Земли, и заметно ярче -
стояло колом над головой. В зените.
Это было неправильно, непонятно, поскольку они опустились на Венеру в
ее "северном" полушарии, отнюдь не на экваторе. Но трое лишь поглядели
друг на друга, и Фелисьен Карне вяло махнул рукой - одно к одному.
Невероятности, парадоксы выстроились уже в такой длинный ряд, что
экипаж "Лютеции" перестал удивляться. Необычное ведь производит
впечатление, лишь появляясь в среде обыкновенного. Если же невероятности
налезают одна на другую, сознание начинает просто равнодушно отмечать их,
и все.
А у них было время привыкнуть.
Правда, до того как корабль вторгся в атмосферу планеты, все шло как
должно. Успешно завершался один из величайших экспериментов века - высадка
людей на Венеру. Уже советские космонавты прошагали первыми по лунным
базальтам, уже русская и американская экспедиции двигались навстречу одна
другой из двух пунктов Марса, космическая станция "Октябрь" облетела
вокруг Нептуна, и станция "Вашингтон" приблизилась к Сатурну. А теперь
Франция - третья великая космическая держава - готовилась, как выразился
один обозреватель, "вплести свои цветы" в венок вселенских открытий,
"Лютеция" все же выкрутилась тогда из той дикой, непонятной штуки, включив
двигатели по совету с Земли. Потянулись монотонные полетные сутки. Сон,
работа на связи, всяческие замеры. Неделя за неделей постепенно
увеличивался в иллюминаторе диск Утренней звезды - левая половина,
блещущая, освещенная, и правая, темная, пепельная. На сто тридцатый день
пути огромный сверкающий шар повис перед ними в глубокой тьме космоса,
пронизанной немигающими, мертво неподвижными точечками. На сто сороковой -
этот мир заполнил собой все, даже Солнце сделалось маленьким и незаметным.
Стихло в "салоне", гигантский шар гипнотизировал их - капитана Карне,
пилота Альбера Рюо и астрофизика Сержа Ришпена, еще не вполне
оправившегося после той катастрофы. Можно было часами смотреть и смотреть,
какой-то сладкий ужас овладевал от грандиозности происходящего. С трудом
поднимались, чтоб сделать запись в бортовом журнале, принять или послать
текст по радио. И опять сидели, смотрели - даже как-то ни о чем конкретном
не думалось, хотелось видеть, поглощать, впитывать в себя. Перемещались
вихри на планете, клубились безмерные массы облаков - при видимой
бессмысленности странным, непостижимым для разума значением было исполнено
вечное могучее движение. Часы напролет никто не произносил ни слова.
А потом как некая лавина сорвалась - приблизились и начали передавать
информацию на Землю. Спектральный анализ наружного слоя облаков,
радиозондирование, магнетизм, радиация. Колебались стрелки приборов, текла
перфолента.
Вот оно - дошло! "Лютеция" ставила свои заявочные столбы на золотых
жилах знания. Кончились столетние споры, проблемы захлопывались - хлоп,
хлоп! - как крышки сундуков. Уже никогда не возникнет дискуссий по поводу
того, каков период вращения Венеры вокруг оси - 20 часов 50 минут! В
будущем уточнятся лишь секунды, но вопрос разрешен "и ныне, и присно, и во
веки веков". Удивительные, торжественные и чем-то чуть горькие мгновения
триумфа, когда свершается переход от мечтаний, от догадок к фактам.
На дальней, в звездочку превратившейся Земле залы Центра слежения под
Парижем осаждают репортеры всех газет мира, "Что? Установлено наличие
свободного кислорода?!. Океан!.. Море?.. Значит, я могу сообщить, что
Козырев был прав, и температура действительно..." С листа читаются вслух
радиограммы, на глазах рушатся бастионы непознанного. Седовласый профессор
недоуменно пожимает плечами у телефона: "Неужели?.."
На "Лютеции" включили двигатели, повернули корабль дюзами к
титаническому небесному телу, заполнившему уже почти всю площадь обзора,
вошли в венерианскую ночь и начали торможение. Подобно пылинке на
бесконечную вьюжную снеговую равнину, опускалась "Лютеция" на слой
облаков. У троих сверлило в голове: "Неужели это возможно? Неужели это мы
здесь?.."
Передали температуру верхнего слоя облаков, среднего. Вышли на дневную
половину. В иллюминаторе был туман, туман - и вдруг асе ахнули. Яркий,
ослепительный свет залил рубку, облака исчезли сверху, будто растаяли,
сияло солнце, а внизу расстилалась поверхность планеты.
И пошло необъяснимое. Как если бы они вырвались из сферы действия
привычных законов и вступили в другую сферу.
Вдруг оборвалась связь с Землей, перестал действовать радиозонд, вышли
из строя все вообще радиоустройства. Но не это было главное. Венера лежала
под ними, как на тарелочке. Они шли на высоте около 180 километров. Они
готовы были наблюдать, записывать, фотографировать, регистрировать. Но
нечего было наблюдать.
Потому что внизу ничего не было.
Не на чем остановиться взгляду. Ни гор, ни океана, ни холмов, ни леса.
Просто ничего.
Абсолютно ровная, без деталей белесая поверхность простиралась от
горизонта к горизонту. Лишь несколько часов назад сквозь облака были
прощупаны хребты, водные резервуары, а теперь все это как бы куда-то
спряталось.
Наверху была густая синева с золотым диском солнца. А внизу под
космонавтами неслась поверхность планеты. Впрочем, неслась ли? Из-за
полного отсутствия ориентиров этого тоже нельзя было проверить. И солнце
сияло прямо над головой. Может быть, они и не мчатся совсем, а висят
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг