- Бывший журналист, господин гауптштурмфюрер.
- Это не имеет значения. Я читал ваши блестящие статьи, и они доставили
мне истинное наслаждение, невзирая на то, что я, естественно, не разделял
ваших взглядов. Поверьте, я охотно помогу вам вновь занять достойное
место... Но помогите мне сначала, камрад, я обращаюсь к вам как к офицеру
запаса рейхсвера, - помогите мне разрешить один вопрос. Дело вот в чем, -
он достал несколько чистых бланков и протянул их мне. - Взгляните на эти
бланки. Не правда ли, они очень похожи друг на друга?
Бланки действительно были очень похожи. Обычно считают похожими друг на
друга новенькие монеты одного достоинства или почтовые марки, отпечатанные
с одного клише. Трудно даже представить себе, что может быть большее
сходство. Но оно возможно. И когда сталкиваешься с ним, оно поражает
необыкновенно.
- Чему же удивляться, господин гауптштурмфюрер, - бланки отпечатаны на
одинаковой бумаге с одного клише. Это довольно просто, особенно при
высокой культуре производства.
- Присмотритесь внимательней. Вооружитесь атрибутами вашей новой профессии
и присмотритесь внимательней, - он протянул мне монокль. - Не кажется ли
вам странным, что вот эта царапина, оставленная, очевидно, ногтем,
повторяется на всех восьми экземплярах? Это отнюдь не общий типографский
дефект. Обратите внимание также на сальное пятнышко - вы найдете его в
левом углу на любом бланке. В лупу так же отлично видна и эта крохотная
складка... В чем тут дело, господин Карстнер?
- Я не разбираюсь в этих делах, господин гауптштурмфюрер.
- Ваша скромность похвальна, дорогой Карстнер, но не совсем уместна. Вы же
показали себя прекрасным контролером печатаемой здесь... продукции. О вас
отзываются очень хорошо. Но если вы так принижаете себя из ложной
скромности, очевидно, полагая, что это не ваша область, то уж такие
образцы несомненно относятся к вашей компетенции. - Он достал из бумажника
и протянул мне несколько пятифунтовых банкнот. Точь-в-точь похожих на те,
что я получил от человека с седыми висками. Серия и номер на них были
такие же (я почему-то запомнил ОР © 183765).
- Что вы скажете об этом, Карстнер?
- Отлично сделанные копии, господин гауптштурмфюрер. Это единственное, что
я могу сказать!
- Единственное? Право, Карстнер, вы щепетильны, как девушка! Неужели вы
опасаетесь каких-то враждебных мер с нашей стороны только за то, что
участвовали в нелегальном производстве этих пятифунтовок? Стыдитесь,
Карстнер. Вы же видели наш размах. Наоборот, мы рады будем заполучить
такого отличного специалиста.
- Вы ошибаетесь, господин гауптштурмфюрер. Я не участвую в изготовлении
купюр. Я только сижу на контроле. Да мы и не печатаем пятифунтовые.
Девятнадцатый барак выпускает банкноты минимальным достоинством в сто
фунтов.
- Вы или не поняли меня, Карстнер, или по-прежнему не верите в мое доброе
к вам расположение. Я призываю вас к сотрудничеству... Вам нечего бояться
меня! Тем более, я о вас уже все знаю. Дело идет о тех пятифунтовых
банкнотах, которые были найдены в вашем бумажнике. Вы, кажется, забыли его
в вокзальной пивной?.. - он посмотрел на меня долгим оценивающим взглядом.
Конечно, они вернулись тогда в пивную и отыскали его под столом. А может,
кельнер сам принес бумажник в гестапо... Скоро ли примутся за меня
по-настоящему?..
- Подумайте, подумайте, Карстнер. Я вас нисколько не тороплю.
- У меня не было никакого бумажника с фунтами.
- Фу, Карстнер! Это уже дешевый прием. Будем уважать друг друга. Вы,
конечно, можете принимать все это за провокацию. Тем более, что у вас в
бумажнике было четырнадцать таких штучек, а я вам дал только семь. Пусть
вас это не смущает. У меня есть еще целая пачка, - он бросил на стол
перевязанную стопку таких же пятифунтовок. - Вы должны доверять мне. Я же
не утверждаю, что в вашем бумажнике была вся эта пачка, когда там было
только четырнадцать банкнот. Так ведь, Карстнер? Но номер здесь один и тот
же. Меня интересует это. И только это. Будете вы со мной сотрудничать? -
неожиданно выкрикнул он.
- Так точно, господин гауптштурмфюрер!
- Тогда объясните мне, как достигается такая полная идентичность? Точнее,
помогите мне разобраться в некоторых неясных деталях. Прежде всего, меня
интересует происхождение машины. Вы меня поняли, Карстнер?
- Никак нет, господин гауптштурмфюрер. Не знаю, о какой машине идет речь.
- Цените мое доброе отношение, Карстнер. Я ведь не спрашиваю вас о людях.
Меня интересует только машина! Я знаю, что вы ни за что не назовете имен
тех, кто скрывался в подвале дома номер три по Кальтштрассе. Ведь верно?
"Пронюхали, гады! Или кто выдал?.. Человек с седыми висками не сказал им
ничего... Это ясно. Иначе они не стали бы возиться со мной..."
- Я ценю ваше мужество, Карстнер. Вы настоящий германец, который ни при
каких обстоятельствах не предаст друзей. Никому ваша откровенность
повредить не может. В противном случае я, кавалер рыцарского креста, не
стал бы... допрашивать такого человека, как вы. Разговор идет только о
машине, и о вашей личной судьбе. Будьте себе другом, а я вам друг.
- Но я не знаю никакой машины! Я ее и в глаза не видал! - впервые говорю
правду эсэсовцу, даже противно.
- У меня ангельское терпение, Карстнер. А я еще устроил скандал
гамбургским парням за грубое обращение с вами. Простите их, Карстнер, у
них нет такого терпения, как у меня... Может, вас связывает обязательство
хранить тайну? Тогда скажите мне об этом прямо, и я перестану вас
спрашивать. Такие люди, как мы с вами, умеют хранить тайны... Но я ведь
даже не спрашиваю вас о схеме включения машины в сеть! Я знаю схему. Эта
вот пачка фунтов получена нами на машине. Можете скрыть от меня и тайну
удивительного сходства. Согласен! Хотя меня она очень интересует, как...
профессионала, или, точнее, как художника.
Он замолчал и уставился мне в переносицу холодным невидящим взглядом. Я
старался не отвести глаз. Он смотрел долго. Зрение заволокло туманом.
Откуда-то из глубины всплывали едкие щекочущие слезы.
- Как получить банкноты с разными номерами?
Вопрос прозвучал как удар хлыста. Я с наслаждением ежа" веки и переморгал
слезы.
- Вы поедете со мной, Карстнер. Сейчас вам принесут приличную одежду. Я
докажу вам свои добрые намерения. Больше я ни о чем не стану вас
спрашивать. Вы будете жить в замке, не зная никаких тревог и лишений... В
общем, увидите сами.
Он собрал со стола документы и деньги. Тщательно уложил их в огромный
бумажник, который засунул в блестящий планшет отличной скрипучей кожи.
Зажав планшет под мышкой, он вышел из комнаты. Впервые за все время
пребывания в бараке © 19 я остался один. Совсем один. И никто на меня не
смотрел.
...За мной медленно и бесшумно закрылись оплетенные колючей проволокой
ворота Захсенхаузена. Моя длинная тень легла на теплую, выбеленную летним
солнцем землю. В раскаленной голубизне дрожало слепящее солнце.
Нахохлившиеся воробьи купались в тонкой, как мука, пыли. Я жадно втянул
воздух. Он пах странной и горькой гарью. Лагерь смерти был у меня за
спиной, но крематория мне не избежать. Скоро он станет для меня желанным
избавлением. Недаром они говорят, что смерть еще надо заслужить.
- Чего вы ждете? Садитесь в машину, и скорей от этого страшного места, -
гауптштурмфюрер указал на стоявший у ворот открытый мерседес-бенц. - И
чего вы так озираетесь? Охраны не будет. Поедем вдвоем.
Он открыл дверцу.
- Садитесь сзади. Так вам будет свободнее.
Сначала я не поверил ему, но, взглянув на этого молодого сытого верзилу в
сто девяносто сантиметров, понял, что ему нечего опасаться изможденного
хефтлинка, развалины, доходяги. Даже сзади я был ему не страшен. Он мог
убить меня щелчком, как муху.
Бросив планшет рядом с собой, он включил стартер и мягко выжал сцепление.
- Нам недалеко. Десять минут езды. Видите там слева несколько запущенный
английский парк? А высокую бетонную стену? За ней охотничий замок
Фриденталь. Отсюда его не видно. Конечно, стена - это неприятно, но
приходится мириться. Зато в замке вас ожидает полнейший комфорт.
Он болтал весело и непринужденно, небрежно положив локоть на руль. А у
меня перед глазами трясся его холеный, аккуратно подстриженный затылок.
Он вел машину на очень большой скорости. Вскоре Захсенхаузен совершенно
скрылся из глаз. Сколько я ни оглядывался, на горизонте не видно было даже
кончика закопченной трубы. По обе стороны неслись зеленые полосы дубовой
рощи. Мелькнул знак, предупреждающий о крутом повороте. Эсэсовец резко
сбросил скорость. Тут-то и раздался этот взрыв; вернувший мне свободу.
Я до сих пор не знаю, что тогда произошло. Только рядом с ним что-то
рвануло негромко, но сильно. Меня отшатнуло и прижало к спинке. А он сполз
на сиденье, и его начало лизать пламя. Машина медленно свернула с шоссе,
въехала в кювет передними колесами и замерла, подняв зад к небу.
Шатаясь, как пьяный, я выполз и, спотыкаясь о корни, побрел по лесу. Я
шел, пока не упал. Потом пришла ночь и с нею страшный налет. Пока горели
земля и небо, я шел на восток..."
6
Искрясь в потоках света, розовые униформисты монтировали из пластмассовых
тюбингов огромный полукольцевой экран.
- Обратите внимание, - сказал Орт, наклоняясь к собеседнику, - экран-то
белый. Все иллюзионистские трюки обычно проделываются на черном фоне.
- Это еще ни о чем не говорит, Евгений Осипович, - ответил Урманцев,
равнодушно разглядывая мерцающие под куполом трапеции.
- Э, нет, это уже штрих! Штрих! Я знаю цирк... Еще мальчишкой в Одессе
видел Флегарти, братьев Лиопелли, Курбатова-Северного и... этого... Как
его? Работал под Калиостро? Случайно не знаете?
- Откуда, Евгений Осипович? В Одессе я не бывал, да и в цирк хожу раз в
десять лет.
- Нашли чем гордиться. Было б у меня время...
Оркестр заиграл "Марш космонавтов". На середину арены опустили огромный
голубой глобус. Двое униформистов тщательно установили и закрепили его.
Под куполом зажглись звезды, завертелись стилизованные планеты - Венера,
Марс, Сатурн. Внезапно музыка смолкла. Глухо зарокотал барабан. На арену
въехал серебряный гоночный автомобиль. Откинув прозрачный колпак, из
машины вылез высокий худощавый человек, одетый в сверкающий скафандр. Он
был удивительно похож на космонавтов, какими их рисуют на плакатах.
Казалось, это символ, идея, а не конкретный живой человек.
Неуловимым движением он коснулся поблескивающих на поверхности глобуса
скоб и встал во весь свой рост над полюсом. Гордо вскинув голову, он
поднял вверх руки и соединил ладони в стрелу, символизируя стремление к
звездам. Номер так, собственно, и назывался "Полет к звездам".
Смолк барабан. В цирке наступила тишина, изредка нарушаемая покашливанием,
скрипом кресел, звоном случайно упавшего на пол гардеробного номерка.
Ударил гонг. И тут случилось чудо: человек повис в воздухе. Между его
плотно сомкнутыми ногами и поверхностью глобуса ничего не было.
- Его на веревке поднимают, - сказала сидящая рядом с Ортом девчонка в
белом школьном переднике.
- Ну, ясно, на веревке! - отозвался ее стриженный под нуль кавалер. - У
него под скафандром специальный пояс спрятан, к которому веревка
привязана. Это чтоб не больно было, когда поднимают.
Орт улыбнулся. Удовлетворенно потряс породистой львиной головой.
- Помните "Блистающий мир" Грина? - тихо спросил он, наклоняясь к
Урманцеву. - Как он описывает реакцию публики? Там и единогласный вопль
восторга, и ужас, и мертвая тишина... А эти архимеды - веревка!
- А чего им удивляться, - улыбнулся Урманцев. - Они по телевизору видели
всех космонавтов в кабинах космических кораблей, а тут всего лишь цирк,
полет к куполу. И то на веревке...
Циркач все в той же позе медленно поднимался вверх. Очевидно, чтобы
показать отсутствие всякой веревки, из-под купола опустили еще один экран,
который теперь медленно подымался вместе с ним. Потом экран убрали, и
космонавт поплыл в луче прожектора среди мерцающих звезд и горящих планет.
Сорвав огромную красную звезду, он так же медленно опустился, укрепил ее
на поверхности глобуса и легко спрыгнул на арену.
Аплодировали долго и дружно. Зрителям номер явно понравился, но не было
заметно ни крайнего удивления, ни проявления каких-то особенно бурных
чувств.
- Ну, что я вам говорил? - опять засмеялся Урманцев. - Трудно теперь
чем-нибудь потрясти публику. Жизнь уж больно удивительная. Теперь по части
чудес у ученых конкурентов нет.
Пока артист раскланивался на вызовы, на арену выкатился визжащий клоун.
- Ну, что же, пойдем? - спросил Орт, тяжело поднимаясь с места.
- Пойдем, - согласился Урманцев.
Полусогнувшись, чтобы не мешать другим, они проскользнули по узкому
проходу и вышли в фойе.
- Как пройти к директору? - спросил Урманцев дремавшего старичка
капельдинера.
- А его сегодня нет, - сухо ответил тот, недоверчиво разглядывая высокого
полного Орта и маленького юркого Урманцева.
- А кто есть? - задал новый вопрос Урманцев.
- Кто надо, тот и есть... А вы, собственно, по какому делу?
- По важному, - сонно и равнодушно ответил Орт.
- Ну, тоды идите прямо по колидору к главному администратору. Последняя
дверь.
Коснувшись костяшками пальцев двери. Орт, не дожидаясь приглашения,
повернул ручку и вошел в кабинет. За ним робко втиснулся Урманцев. За
огромным столом сидел полный багроволицый человек с кокетливо
загримированной редкими затылочными волосками лысиной.
- А я вам еще раз повторяю, тигры не поедут малой скоростью! - с надрывом
кричал он в телефонную трубку. - Что? А вы как думали! Каждому слону
отдельный вагон! Да! Всего три.
Краем глаза взглянув на вошедших, администратор кивнул в сторону дивана.
Орт сел. Урманцев остался стоять и принялся разглядывать яркие афиши,
которыми были оклеены стены.
- И потребую! - голос администратора сорвался на неожиданно высокой ноте и
приобрел хрипящие обертоны. - Даже международные! Хоть спецэшелон!
Попробуйте. Да, да, попробуйте... У меня все! Пока!
Он бросил трубку и долго не мог отдышаться. Вынул платок и отер взмокший
лоб.
- Слушаю вас, - сказал он, поворачивая голову к Орту.
- Понимаете ли, товарищ главный администратор, мне нужно повидать артиста
Подольского.
- А я здесь при чем?
- Вы должны помочь!
- Должен? Я никому ничего не должен. Если каждый...
- Мы из Академии наук, - прервал его Урманцев, - это Евгений Осипович Орт,
член-корреспондент, профессор, заслуженный деятель науки и техники, дважды
лауреат...
Орт поморщился.
- Очень приятно познакомиться, - администратор слегка приподнялся в
кресле. Точнее, сделал попытку приподняться. - У вас есть какое-нибудь
направление?
- Направление? - удивился Орт.
- Ну, не направление, отношение.
- Зачем? У вас номерной институт? Оборонные секреты? - Орт начинал
закипать.
- Оборонные - не оборонные... В общем, в каждом деле должен быть порядок.
А что касается секретов, товарищ профессор, мы тоже за это дело болеем.
Слава советского цирка - тоже кое-что значит... И вы не улыбайтесь, не
улыбайтесь... Мы должны знать... У нас каждый год заграничные гастроли.
Орт не улыбался. Гримаса гнева и нетерпения у него была похожа на улыбку.
Он уже приоткрыл рот, чтобы высказать некоторые оригинальные мысли по
поводу заграничных гастролей цирка и его администратора.
- А товарищ главный администратор прав, - блеснув хитрыми цыганскими
глазами, вмешался Урманцев. - Абсолютно прав! Покажите удостоверение,
Евгений Осипович.
Орт хотел было возразить, что удостоверение здесь ни при чем и никакой
силы в цирке оно не имеет. Но, беспомощно махнув рукой, полез в карман и
вытащил тисненную золотом малиновую академическую книжечку.
Администратор долго вертел ее в руках и под конец робко осведомился, по
какой срок она действительна.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг