удивился, если бы на них была оберточная бумага. Я поочередно закрыл ладонью
вначале правый, а потом левый глаз. Однако это ни к чему ни привело: лишние
континенты не исчезли.
Я спросил у Мозга, что это за мир, и выяснил, что он знает только то, что
у этой планеты координаты Земли.
- Ты хочешь сказать, что это не Земля? - уточнил я.
- Ничего не хочу сказать, кроме того, что уже сказал, - проворчал Мозг.
Я был озадачен, однако пары эфира, размыв грани реальности, ограничили мою
способность к удивлению. Я подошел к лазеропередатчику и покрутил колесико
настройки. Прибор загадочно молчал, хотя прежде - в Солнечной системе -
тарахтел не переставая, ловя всё что угодно от рекламы массажных стелек и
телефонов доступных девиц до баптистких проповедей и указаний таможенной
службы.
"Блин" дважды облетел планету, но так и не поймал наводящего сигнала ни
одного космопорта. Тогда, как велела инструкция, я включил сирену, информируя,
что иду на посадку вслепую, и стал снижаться. Уже в атмосферных слоях
облачность расступилась, и я сумел, сманеврировав, посадить ракету.
То, что я счел поначалу лугом, оказалось болотом, затянутым зеленой
ряской. Ракета опустилась в него и стала неспешно погружаться. Я едва успел
выскочить из люка и на животе, вдоволь нахлебавшись вонючей жижи, выбрался из
трясины. Когда я наконец оказался на твердой почве, на месте, где приболотился
звездолет, были уже только пузыри. Единственным, что меня немного утешало,
было то, что Мозг сейчас торчит в трясине, где сможет ругать меня сколько
угодно, а я всё равно его не услышу.
Даже если допустить, что болото было неглубоким, о том, чтобы достать
ракету одному, не могло быть и речи. Я огляделся. Планета, на которой я стоял,
действительно очень напоминала Землю. Неожиданно ветер поднес к моим ногам
растрепанный лист бумаги. Я поднял страницу, мелко исписанную формулами, и
пошел в ту сторону, откуда ее принесло.
Вскоре на равнине впереди себя я увидел крошечное пятнышко. Когда подошел
ближе, пятнышко приняло очертания человека. Посреди луга за большим столом,
заваленным бумагами, сидел седобородый старец в сияющем белом одеянии и что-то
писал гусиным пером, обмакивая его в чернильницу. В величественной и вместе с
тем непринужденной осанке старца, в его неторопливых продуманных движениях
было нечто такое, что с самого начала вызывало благоговейное уважение.
Когда я подошел, старец мельком взглянул на меня и, не выражая удивления,
продолжал писать. Я нерешительно положил найденную страницу на край стола,
пробормотав, что ее унёс ветер.
- Благодарю. Подожди немного, я сейчас закончу и займусь тобой, - сказал
старец, не поднимая головы от бумаг.
С прежней сосредоточенностью он исписал ещё половину страницы, а затем,
воткнув перо в чернильницу, поднял голову и задумчиво посмотрел на меня.
- Ну здравствуй, Тит Невезухин. Вот ты, значит, какой - тот самый
дезорганизующий элемент, из-за которого весь тщательно отлаженный механизм
земной истории, долженствующий служить ко всеобщему благу, пошел наперекосяк,
и я уже почти тысячу лет только тем и занимаюсь, что залатываю устроенные
тобой прорехи, - сказал он.
Я изумленно уставился на старца, не понимая, о чем он говорит и почему
винит меня в том, что я пустил под откос цивилизацию.
- Знаю, что ты хочешь сказать, - продолжал седобородый. - То, что ты не
хотел этого делать. Но хотел или не хотел - согласись, общего положения дел
это не меняет. Катастрофа остается катастрофой. Из-за тебя история всей
планеты превратилась в нелепый фарс и продолжает оставаться им по сей день. Ну
признайся, тебе хотя бы стыдно?
Старец встал и крупными шагами заходил по лугу, глядя себе под ноги. Я
терпеливо ждал, пока он остынет, что вскоре и произошло. Прекратив ходить,
седобородый вновь повернулся ко мне.
- Молчишь, не защищаешься? И правильно делаешь! Единственное оправдание,
которое ты мог бы привести - в том, что раз так произошло, значит, так и
должно было случиться. Проектируя Вселенную, я устраивал ее с тем расчетом,
чтобы в ней не было места случайностям. А раз так - то и твоя разрушительная
роль вполне закономерна.
Внезапно у меня закружилась голова, и луг поплыл куда-то из-под моих ног.
Я бы упал, если бы не ухватился за стол. Дело в том, что я внезапно понял, кто
этот старец, философствующий о моей вселенской роли.
- А кто вы? Неужели... - сбивчиво начал я.
Мой собеседник кивнул.
- Вот именно, я - Господь Бог. А ты, Тит Невезухин - мое самое неудачное
творение, заноза, с которой я ничего не могу поделать вот уже тысячи лет.
От этих сказанных с горечью слов я покраснел, ссутулился как пойманный на
первом же преступлении мелкий воришка и забормотал, во что бы то ни стало
желая оправдаться:
- А что я? Не понимаю, что такого натворил. Конечно, грешил, болтал,
распускал руки, засорял космос пустыми консервными банками, но, с другой
стороны...
Старец отмахнулся от меня как от назойливой мухи.
- Молчи, несчастный! В том-то и беда, что пока ты ещё не натворил ничего
ужасного - так себе, заурядный обывательский набор грешков, не более того. Но
вскоре... у меня волосы дыбом встают при мысли, что ты совершишь в самое
ближайшее время!
Под пристальным взглядом старца я съежился ещё больше.
- А ничего нельзя изменить, раз все мои грехи только предстоят? - спросил
я.
Всевышний отрицательно мотнул головой.
- Нет. Это только для вас, моих творений, время линейно, на самом же деле
оно создано как универсальное. Нет ни прошлого, не будущего, а есть единая
временная ткань. Именно поэтому, хотя предопределения нет, по факту выходит,
что оно существует. Разумеется, в твоем частном случае можно как-нибудь
вывернуться и немного подкорректировать вечный принцип, но, увы, я не могу
этого сделать, так как создам моему оппоненту выгодный ему прецедент. Он
только и ждет случая, чтобы окончательно развязать себе руки.
Всевышний вздохнул и смолк, грустно глядя на меня. Наконец, когда молчание
стало уже совсем тягостным, он произнес:
- Прости, Тит, я был несправедлив. Обрушившись на тебя за то, чего ты ещё
не совершил, я нарушил этическую последовательность между грехом и наказанием
за него. К тому же данный случай особый. На самом деле не ты, а я виноват во
всем. Ты - мой просчет, единственный серьезный брак из всех трехсот тридцати
миллиардов разумных существ, которые я сотворил.
Услышав такое, я поперхнулся и долго не мог откашляться.
- Ладно, хватит об этом. Пора вспомнить и о гостеприимстве! Ты
проголодался? Садись и ешь! - услышал я голос Всевышнего.
Тотчас рядом со мной появился низкий стол из грубооструганных досок,
накрытый с библейской простотой. На столе были глиняный кувшин с козьим
молоком, большой кусок пахучего сыра и плоский, пресный хлеб, похожий на
лаваш. Все это показалось мне не особенно аппетитным, однако крутить носом я
не стал. В конце концов у Всевышнего было слишком много других важных дел,
чтобы он мог уследить за быстро изменяющимися гастрономическими вкусами.
- Тебе нравится? Я сторонник простых, зарекомендовавших себя блюд, - не
без гордости сказал Всевышний.
Я закивал, давясь козьим сыром, который пах так, будто был приготовлен
самим Иаковом и в его же эпоху. Впрочем, Господь, кажется, ничего не замечал.
Его мысли не задерживались на плотских мелочах, устремляясь в недоступные
дали. "Не потому ли у нас так неудачно устроена система пищеварения?" -
подумал я.
Всевышний проницательно посмотрел на меня.
- Ты выглядишь невеселым, Тит. Тебя что-то заботит?
- Где мы сейчас находимся? Это ведь не Земля? И не рай? - поспешно спросил
я, желая отвлечь его внимание от трапезы.
- Ни то и ни другое, это промежуточный мир. Нечто вроде моей резиденции в
этой части Вселенной. В основном я использую ее как склад: храню здесь
запасные реки, горы, моря, континенты ну и другие мелочи. Кстати, ты не прочь
кое на что взглянуть?
Внезапно пейзаж вокруг нас переменился. Теперь мы стояли на крутом обрыве,
с которого открывался вид на глубокий каньон. Я обрадовался, что хотя бы здесь
не будет козьего сыра и молока, но, увы, стол с библейскими угощениями
последовал за нами.
- Ешь, не обращай внимания, - сказал Всевышний, положив мне руку на плечо.
- Я просто хотел проверить, не забыл ли я сделать водопад. Ну как отсюда вид?
- Замечательный, - похвалил я.
Господь ничего не сказал, но я почувствовал, что он доволен похвалой.
- Когда этот вид будет закончен, я переброшу его в тот мир, который сейчас
достраиваю. Надеюсь, что сделаю его таким прекрасным, что разумным существам,
которыми я его населю, неловко будет совершать мерзостные поступки перед лицом
вечной красоты, которая будет смотреть на них со всех сторон.
- Не проще ли изначально сотворить эти существа такими, чтобы они не могли
творить мерзости? - легкомысленно спросил я.
Нахмурившись, Всевышний убрал руку с моего плеча, и я прикусил язык.
- Ты не понимаешь, Тит, что вы не марионетки! В этом вся соль. Каждый из
вас обладает свободой выбора между добром и злом. Это непременное условие.
Лиши я вас, свои творения, права самим определять свою судьбу, мой оппонент,
этот изворотливый лицемер, станет утверждать, что вы не живые существа, а
всего лишь куклы, которых я создаю из страха перед ним. А раз так, то высший
замысел творения не более, чем фикция.
- А в чем высший замысел? - отважился спросил я.
Всевышний снисходительно улыбнулся.
- Ты задаешь вопрос, ответа на который не в состоянии постичь. В самых
общих чертах мой замысел - это благо и бессмертие для вас и самопознание для
меня. Не будь вас, моих творений, собственная моя универсальность и
одиночество давно привели бы к замкнутости и гордыне. Понимая это, я стал
строить миры, не повторив дважды ни один из своих проектов, пока не создал
Вселенную в ее теперешнем виде. Я готов признать, что, являясь суммой моих
множественных усилий и продолжая развиваться и после моего творения, Вселенная
совершеннее меня. Задумывая Вселенную, я стремился к гармонии, надеялся, что
дух преодолеет плоть, идеи - физику, а созидательная мысль - разрушительную
злобу хаоса.
И Господь, горячась и, видимо, забыв на время, что я самое неудачное его
создание, стал рассказывать, как методом проб и ошибок он строил когда-то свой
первый мир в Волосах Вероники. Насколько я уяснил (ибо многое, конечно,
оказалось вне моего разумения), в основном Господа занимала сфера морали и
этики, что же касается физики и биологии, то он обращал на нее мало внимания,
почти не заботясь о детальной проработке моделей. Этим, к примеру, объяснялось
сходство скелетов всех организмов от лягушки до человека. Что же касается
атавизмов, вроде копчика, аппендицита или следов мигательной перепонки, то
были откровенные ляпсусы, и Всевышний это признавал, говоря, что за обилием
дел у него не было времени устранить недоделки.
- Взять хотя бы ваш мир, - оправдывался он. - Вы часто вините меня,
жалуетесь, что я о вас забыл. Но будем откровенны, я бы сделал для вас куда
больше, если бы не ваше неверие. От него у меня просто руки опускаются. Ведь,
кажется, мое существование было неопровержимо доказано ещё Аристотелем и что
же? Чем дальше устремляется ваша наука - тем меньше вы связываете мироздание
со мной, хотя это я создал Вселенную и подчинил логике изначальный хаос.
- Может, человечеству не хватает чудес, чтобы обрести веру? - спросил я.
Чело Всевышнего омрачилось, и он неопределенно погрозил кулаком куда-то в
пространство.
- Это все он, мой оппонент, его аргументы! Он отлично знает, что, требуя
чудес, вы на самом деле жаждете дешевых трюков. Кстати, это он, небезызвестный
всем оппонент, дает вам видимость всесилия и победы над собой, мгновенные
результаты и вводит в самодовольство и гордыню. Он же внушает вам, что через
науку вы победите природу, будете бессмертны и станете богами. Он издевается
над вами, пользуясь тем, что вы не понимаете, что бессмертие ваших неуклюжих
белковых оболочек - не бессмертие. Марширующие, скалящиеся и шевелящие руками
трупы с высохшими душами - вот чем он хочет подменить настоящую вечность.
Внезапно прервавшись, Всевышний махнул рукой, и мы вновь очутились у
болота. Моя ракета, вся в тине, уже стояла на берегу и из приоткрытого для
просушки люка доносилось ворчание Мозга.
- Иди, Тит, и совершай всю роковую череду ошибок, которые превратят земную
историю в фарс, - твердо сказал Всевышний.
- Может не надо? - спросил я. - Скажите, чего мне стоит избегать и я не
повторю... вернее, никогда не совершу этих ошибок?
С бесконечной грустью Всевышний покачал головой.
- Не могу.
- Послушайте... но как же? А если оставить меня здесь? - сказал я с дрожью
в голосе, основательно напуганный разрушительностью своей миссии.
- И этого я не могу. Оставить тебя - всё равно, что, нарушив все правила,
украсть фигуру с шахматной доски. Подай я такой пример, мой оппонент будет
просто счастлив. А теперь не отвлекай меня, надо подумать, как перенести тебя
в твой мир. Это весьма непросто, даже для меня.
- А мне что делать?
- Почитай пока что-нибудь... Вот хоть это, - Господь занялся вычислениями,
а мне сунул, не глядя, толстый глянцевый каталог, появившийся в это мгновение
на его столе.
Пролистав его, я с удивлением обнаружил, что это каталог гениев, которые
были классифицированы в порядке возрастания их дарования. Рядом с именем
каждого была его объемная голографическая фотография и краткие пометки,
которые делал для себя Господь.
В этом каталоге я обнаружил и Пушкина, и Толстого, и Мендеелева, и Ньютона
с Энштейном, и Галилея, и Шекспира, и Чайковского, однако все они были
рассеяны где-то на последних страницах. Верхние же позиции в классификации
занимали некие Воротянский, Ким Ли, Брунсвель и другие, неизвестные мне.
- А кто эти Воротянский, Брунсвель, Ким Ли и Шубин-Лаптев? - спросил я.
Продолжая вычисления, Господь сказал с неохотой:
- Это гении, лучшие из лучших. К сожалению, они не реализовались. Один
презрел свое дарование и стал преуспевающим чиновником, другой безнадежно
влюбился, все забросил и всю жизнь пробегал за ускользающей юбкой; третий,
по-моему, так и остался неграмотным, хотя я прочил его в величайшие писатели.
Четвертый же... не помню уже, что с ним... Кажется, я приберегаю его до лучших
времен.
Я собрался уже закрыть каталог, но внезапно с одной из страниц на меня
глянуло мое собственное фото. Голова у меня закружилась. Я на мгновение закрыл
каталог, перевел дыхание, а потом прочитал с дрогнувшим сердцем:
ТИТ ЛУКЬИЧ НЕВЕЗУХИН (2455-2532). Код интеллекта - 23423Р-34534S. Вид
рассудка: поверхностный, неуглубленный, с внезапными прозрениями. Неуправляемо
деятелен. Способен формировать абсурдные обстоятельства. Усиливает
отрицательную вероятность путем принятия последовательно неверных решений.
Смысл создания - (дальше строка много раз перечеркнута и разобрать было
невозможно).
Бытийное назначение: гений нелепости.
В графах "наследственность" и "внешность" вообще стояли прочерки, и это
было красноречивее любых характеристик. Ощутив в горле необыкновенную сухость,
я сглотнул и, не задав ни единого вопроса, положил каталог на стол. Теперь я
был убежден, что Всевышний дал мне эту книгу не случайно, тем более что он сам
незадолго до этого упомянул, что случайностям в мироздании нет места. Господь
на мгновение с проницательной иронией взглянул на меня, и сказал:
-Я слишком долго держу фигуру в руке, не делая хода. Ещё немного, и мой
оппонент поднимет шум.
- Пора... возвращаться?
Всевышний кивнул.
- Именно. К сожалению, как следует из расчетов, я не смогу сразу вернуть
тебя в твою эпоху, не нарушив нормальной последовательности линейного времени,
поэтому придется вначале отправить тебя в прошлое. Кстати, это и должно было
произойти сразу после того, как ты попал в омут. Я лишь ненадолго задержал
этот необратимый процесс.
Мне стало жутко, и я спросил, не застряну ли в прошлом.
- Это исключено. Ты сделаешь несколько остановок, и в конце пути вновь
окажешься на борту своей ракеты за несколько минут до того, как она угодит в
омут. Только на этот раз омут захлопнется раньше.
- А омут, это...
- Нечто вроде служебного входа, который я открываю для себя. Одновременно
это и клапан в скороварке, через который уходит пар. Через омут улетучиваются
лишние кванты и происходит равномерное распределение вещества между моими
мирами... Впрочем, всё равно не поймешь. Ты готов?
Я кивнул, ощущая себя по меньшей мере на краю эшафота с петлей на шее.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг