- Немало, - сказал Степа и погялдел на меня, - немало.
Я отвернулся.
В Конторе я чуть было не поссорился с Глафирой... Мне совершенно
незачем было туда ехать. Вполне обошлись бы и одним Валентином
Аскерхановичем. А Глафира приволокла в Контору всех. Покуда звонили
координатору сектора, покуда списывали данные Куродо...
Вернулись домой поздно. Вызовов не было. Я спросил у Кэт:
- Степа пошел в спортзал?
Кэт кивнула. Мне стало не по себе.
- Я заглядывал в спортзал: по пути из Конторы мы остановились
размяться... Его там не было...
Кэт тоже заволновалась:
- Может, он в библиотеку пошел?
- Что ему там делать? - разозлился я. - Он уже все там перечитал...
- Так уж и все, - улыбнулась Кэт.
- Пойду схожу в библиотеку, - сказал я, - а то что-то душа неспокойна.
- Я с тобой пойду... Мне дома не усидеть...
В коридоре де Кюртис скоблил пику, счищал нагар с острия.
- Вы куда? - поинтересовался он.
- Пройтись, - сказала Кэт, а я добавил: - Степа ушел, и давно его нет.
Пойдем поглядим.
Де Кюртис отставил пику, прищурил левый глаз, поглядел оценивающе на
поблескивающее острие, вздохнул:
- Нет, надо еще чистить, эвон, как закоптил шампур... Сходите, конечно,
- он по новой принялся за чистку, - Степку твоего в Конторе очень хвалят.
Старательный, говорят, умный.
- Приятно слышать, - усмехнулся я, - спасибо.
- Не за что, - пожал плечами де Кюртис, - мне это труда не составило.
Мы вышли на улицу, подождали троллейбуса. Кэт прижалась ко мне.
- Знаешь, - сказала она, - мне кажется, что у Степы есть женщина...
- Мне-то кажется, что у него нет женщины, и в этом все дело.
Подошел троллейбус. Мы вошли в него.
- Конечно, в этом, - подтвердила Кэт, - но ты понимаешь, что я хочу
сказать...
Я подумал и согласился:
- Да... Понимаю, но мне ему не объяснить, что это не главное.
- Что это?
- Женщины... бабы, любовь... признание.
- А что главное?
- Убить дракона, - живо ответил я, - или убивать драконов, или делать
так, чтобы они были неважны, неопасны... Понимаешь?
- Я-то понимаю, - вздохнула Кэт, - хотя...
- Что хотя?
Троллейбус мчался мимо освещенных витрин. Магазины, кафе, ресторанчики
- все как на земле, все как наверху - и дико становится, отчего это наверху
так мало знают о нас, о тех, что внизу, о тех, кто совсем рядом с...
- Что хотя? - повторил я.
- У тебя была девушка в юности?
- Почему ты спрашиваешь?
- Потому что ты уже ответил...
Я замолчал... Самое главное нельзя было сказать словами. Я вспомнил
Гордея. Он однажды донимал своими расспросами провинившегося и вдруг
брякнул: "Ты,ебте, запомни: ученый только тот ученый, кто не может
обходиться без математики, без, ебте, чисел, а человек только тот, кто не
может обходиться без слов... И только самые, самые, ебте, настоящие ученые и
люди умудряютсся обходиться без слов и без чисел, но ты не ученый и не
настоящий человек, ты, ебте, вор..."
- Да, - сказал я, - у меня была девушка. Еще там... наверху... И я
понял... из-за нее. Я не хочу говорить "благодаря"... я ее погубил... А
погубив, понял, что главное - убить дракона, все остальное...
Троллейбус остановился. Вошли еще люди.
- Побоку...
- Из пещер набегают, - услышал я краем и насторожился.
Но разговор двух пассажиров потек, потянулся в другую сторону. Они были
со стройки, беседовали о "новеньких", о сложностях на разводе, и я перестал
прислушиваться.
Мне не понравилась это вот фраза - "из пещер набегают": пещер здесь
поблизости не было. "Чего не случается", - подумал я.
Следующая остановка была наша...
Мы вошли в библиотеку.
- О, - обрадовалась библиотекарша, - только что Степан заходил, взял
книжку "De moribus Ruthenorum...О мане падме кум, о!" и ушел...
- Что это, - изумленно спросила Кэт, - морибус и падме кум?
- Не знаю, - пожала плечами библиотекарша, - что-то инопланетное. Есть
и перевод... Кажется, - она порылась в картотеке, - это значит: "мост,
превращающийся под ногами пешеходов в пропасть... мост-ловушка". Ну, ваш
Степан, - она улыбнулась, - на всех языках... Это так приятно... Ведь никто,
никто не читает в нашем секторе. Только вы с Кэт, Степа, ну, де Кюртис, Миша
зайдет иногда.
- Степа, - спросил я, - сказал, куда он пойдет?
- Нет, - удивилась библиотекарша, - нет... Я решила, что он домой
пойдет...
Мы вышли на улицу.
Прошлись по туннелю к седьмому болоту...
- Кэт, поезжай домой, позвони в Контору и начальнику школ, может, он с
координатором свяжется, а я загляну к "псам"...что-то мне...
- Да, - Кэт вцепилась мне в рукав, - мне тоже, мне тоже.
- Поедешь сама? Или что?
- Мне страшно, - Кэт все стискивала мою руку, - мне очень страшно.
- Поехать с тобой?
- Нет, что ты... Не совсем же я...
Я посадил Кэт в троллейбус и пошел к участку. Здесь совсем близко была
"столовая", площадь развода, стройки... Я знал, что это совсем не те места,
в которых я бродил, сбежав из маминой лаборатории, но странное чувство не
покидало меня: все это уже было, было, нужно только вспомнить.
Я миновал троллейбусную остановку.
Две женщины беседовали у витрины замшелого магазинчика. Одна из них
держала в руках сумку. Из сумки торчала палка твердокопченой колбасы. Я
проходил мимо и услышал обрывок разговора: "...И на тренажер не похож..."
(...Неводом слуха ведешь по чужим разговорам, и попадаются рвущие,
режущие сеть осколки чужих бесед...)
Я подошел к женщинам.
- Простите, - поинтересовался я, - вы говорили о каком-то тренажере или
о ком-то, кто похож на тренажер?..
- Да, - охотно пояснила женщина с палкой колбасы, - на стройку залетело
тут одно чмо болотное, а там - ребята - ну и поработали... Еще, наверное,
работают... Что с вами? - обеспокоилась женщина.
- Ничего, - ответил я, - это - мой сын.
________________ ______________________________________________
Степана привезли в санчасть. Я видел его растерзанное, истоптанное,
разорванное тело. Я видел его крылья, обвисшие, волочащиеся по земле. Степан
тихо поскуливал, постанывал. Он не разрешал себе орать от боли. Я опустился
перед ним на колени, я обнял его огромную безобразную голову.
- Степушка, - забормотал я, - если тебе больно - кричи, Степушка...
Я прижимал к себе его голову - и никто из санитаров не мешал мне,
потому что сделать ничего было нельзя...
- Папа, - прохрипел Степан, - извини... Извини меня... За
что...ненавидят... я... хотел... уйти... тихо...
Он вздрогнул, и я почувствовал, как отяжелело и одеревенело его тело.
- Джек, - меня тронули за плечо, это был Георгий , - Джек... уж все...
все... Пойдем. ..
...На совете ветеранов-"отпетых" меня ждали. Начальник школ пожал мне
руку. Джером спросил:
- Что с Кэт?
Но я даже отвечать не стал. С болвана чего спрашивать?.. Совет -
скучное дело, но скука порой помогает. Я сидел, откинувшись на стуле, чуть
прикрыв глаза. Разбирали дело троих, убивших Степана. Их дело было чистое.
Они ведь не знали, что он не ящер. На тренажер Степан никак не походил... Ну
и что? В санчасти таких тоже не бывало. А что говорил по-человечески - так
еще опаснее, страшнее... Я чуть-чуть приоткрыл глаза. Парней наказывать было
не за что... Не за что... Начальник школ нагнулся ко мне:
- Ребята хотят в "отпетые"... Они готовы выдержать экзамен... Любой...
Не открывая глаз, я усмехнулся:
- Так уж и любой... Они что думают... - я помолчал, потом добавил: -
Степан мог заклевать десять таких, как они...
- Это конечно, - осторожно согласился начальник школ, - это
разумеется... Я только хочу узнать: если ребята выдержат экзамены, ты будешь
против?
Я чувствовал, как улыбаюсь, как тянется влево и вверх угол рта.
- Они - здоровые лбы, и с реакцией у них все нормально, и экзамены они
выдержат, и я один буду против, но если их примут в "отпетые", - я помолчал,
улыбаясь, - если их примут в "отпетые", я постараюсь запомнить их лица и
анкетные... данные... И тогда уже я вколочу их в дерьмо, в гибель, в
болото...
Начальник школ вздохнул:
- Это не так обязательно... Зря что ли у нас право вето?
____________________________________________________________
Меня разбудили, аккуратно тронув за плечо. Я приподнялся на локте,
увидел стоящих "псов" и опасной грудой посверкивающее на полу рыцарское
обмундирование.
- Вот оно что, - сказал я.
- Так точно, - вежливо, почти подобострастно ответил один из "псов", -
требует сам. Я опустил ноги на пол. "Пес", отвечавший мне, был, по
всей видимости, старший по званию. Во всяком случае, вел он себя так, а в их
знаках различия я так до сих пор и не разобрался.
- Вам помочь облачиться? - поинтересовался "старший".
Я поглядел на него.
- Батюшки, - восхитился я, - сколько лет, сколько зим! Вы же меня в
этот комбинат отправили!
- Был грех, - вздохнул "пес".
- Какой же это грех, - я поднялся, прошел в ванную, пустил воду, - это
не грех, а исполненный долг.
(Кэт позавчера увезли в санчасть. Я остался один... И скоро-скоро-скоро
встречусь с ним. Я знал, что это рано или поздно случится... Я расплачусь с
ним за все и всех. Даже если теперь он жует полуживой прозрачный студень -
мне-то что за дело до этого?)
Я насухо вытерся, вышел из ванной.
- Я готов, облачайте.
- Зла, - спросил "пес", - вы на меня не держите?
- Зла, - помолчав, ответил я, - не держу. Испытываю благодарность.
Старший из "псов" засмеялся:
- С юмором у вас...
- Я серьезно.
Я стал надевать поножи, шнуровать их. Железка к железке - плотно, и еще
прихватить шнурками...Так, так ...
"Пес" прыгнул ко мне, пал на колени, схватился сам шнуровать.
Я изумился.
"Пес" развел руками:
- Так принято... Обычай, традиция... Спрашиваем для проформы, мол,
согласны? нет? А на самом деле, согласен, нет ли, а облачаем сами.
Понимаете? Может быть, обыкновенный обдриставшийся "вонючий", а может быть,
и...
Он помолчал.
Меня одевали умело и быстро.
Потом вели по коридору. В коридор высыпали все наши. Я впервые увидел
их всех в сборе...
Георгий Алоисович держал за плечи свою жену. Глафира всхлипывала.
Я испугался: "Как бы ее не заколотило..." И этот испуг, несоизмеримый с
ужасом, схватившим мою душу, и с ожиданием удачи - насмешил меня.
Меня посадили в грузовик. Я мог бы влезть и сам даже в этом допотопном
тяжеленном облачении, но меня подсаживали и подпихивали "псы" с
предупредительностью слуг выжившего из ума господина.
Я вспомнил взгляд дракона и то, как бежал, оскальзаясь, воя, бывший
"отпетый", просто "вонючий". Я чуть было не подумал: "Вот я", но смирил
себя, запретил думать об этом - так.
"На самом деле еще ничего не решено. Еще ничего, ничего не решено".
Я поднял забрало.
Грузовик мчался пока знакомыми улицами.
- Я гремлю, как лавка скобяного товара, - повторил я читанную где-то
шутку.
"Псы" молчали - и я понял, что здесь не нужно шутить, лучше молчать.
Молчать, впрочем, всегда лучше...
Грузовик затормозил, остановился.
Я увидел пальцы, схватившиеся за борт грузовика, а потом я увидел
начальника школ. Он стоял на колесе и заглядывал в кузов.
- Джекки, - сказал он, - вот какое дело. Я знал, что этим закончится...
Не скажу, что тогда знал, когда настоял на том, чтобы исполнили твое
мальчишеское желание, но уж когда ты вышел от русалколовов целым, - знал
точно.
Он замолчал, и я спросил:
- Ну и что?
Поскольку он все еще молчал, а время шло и "псы" нервничали, то я
спросил второй раз:
- Ну и что?
Я был благодарен начальнику школ за его молчание.
Я - боялся. Сколько бы ты ни убил драконов, страх остается... Не такой,
как в первый раз, другой... И от этого он еще "страшнее". Его нельзя
объяснить одним незнанием. Ты знаешь, что такое дракон и что такое его
убийство, но тебе все равно страшно...
И этот устоявшийся обычный страх, страх, как не в первый раз,
соединяется со страхом, как в первый раз... ведь самый главный, самый,
самый. Один удар - и все... И все решено, выяснено...
Может, оно и к лучшему, что здесь поражение - не смерть или калечество,
но жизнь позора, вонючая стыдная жизнь труса... Хоть и в говне, а живой.
Все это надламывало душу, ныло страхом, готово было слиться в мольбу,
молитву - на черта мне это сдалось? Лучше жить, просто жить...
Поэтому я был рад, что начальник школ медлит. Мне хотелось бы так и
стоять, так и не ехать никуда, а просто ждать ответа...
Но "псы" нервничали, и... Мэлори, Мэлори, Мэ... (ее-то везли так же, в
грузовике, только на ней не было теплой фуфайки, стеганых штанов, а поверх
всего этого железного одеяния, лат - всего этого на ней не было... она ехала
в пасть к чудищу в одной накидке... За всю планету - одна. Все, все были
перед ней виноваты. Все. Вся планета трудилась для того, чтобы "вылепить"
Мэлори, сделать ее... а после - сделанную, образованную, живую, чувствующую
боль и холод - всунуть, впихнуть в пасть к жабе... Заменитель, заместитель.
Она для того и жила, чтобы быть сожранной, она для того и училась петь и
плясать, декламировать стихи и читать прозу, чтобы быть растерзанной, а
я?..)
Поэтому я в третий раз спросил начальника школ:
- Ну и что?
Он вздрогнул:
- Ничего, Джекки, ей-ей, ни-че-го... Я не знаю, успокоит тебя это или
нет... но если... если ты останешься жить... Я попрошу, я распоряжусь...
Словом, ты будешь в девятом болоте... В принципе, там... хорошие парни.
- Не такие "вонючие"? - спросил я, нарушая неписаное правило. Чхать я
хотел на все правила теперь, сейчас, и в особенности - на неписаные...
"Псы" занервничали. Один из них положил руку мне на плечо. Начальник
школ покраснел, покачал головой.
- Ничего не боишься... Ладно. Словом, запомни... К девятому я буду
приходить, Глафира... Еду принесем. Там дерутся. Ты отдавай, - начальник
школ всхлипнул, - мы еще принесем...
Тут только я заметил, что он - без стека и чуточку больше
чуточки под шофе.
- А где ваш стек? - спросил я.
- Э... - начальник школ махнул рукой, - Джекки, ты был самый мой
любимый ученик, самый, самый... Я не знал, на что надеяться. На твою смерть?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг