Глаза дракона широко и изумленно распахнулись.
Кажется, не успев понять, что его убивают, он уже примирился с этим.
После Куродо объяснял:
- Тебе, Джекки, повезло. Если бы тебя дракоша напоследок хвостиком не
оглоушил - скандалу бы не обобраться... А так - вроде как наказанный здесь
же... На месте преступления...
Глава девятая. Семейные сложности нарастают
- Я думала, тебе приятно будет меня увидеть.
Это было первое, что я услышал, когда вернулся из липкого потного
мучительного полунебытия, о котором почти невозможно сказать, сколько оно
длилось? Секунду или вечность?
С женщиной могут произойти самые разные изменения, но голос ее
останется прежним...
Я с трудом повернул голову.
- Жанна! - тихо сказал я и не вздрогнул только потому, что вздрагивать
было слишком больно.
Гигантская жаба почти нависала над моей кроватью.
Я отвел глаза.
- Ты чего? - изумилась Жанна, наверно, притворно. - Чего потупился в
смущенье? Погляди, как прежде, на меня.
Я постарался шевельнуться.
- Погуляли, ребятки, на моих поминках, - услышал я голос Жанны, и, если
не глядеть, если не поворачивать голову, то все было лучше некуда: Жанна,
умная и злая, прежняя Жанна никуда не исчезла, она была здесь, она говорила
со мной, говорила, го... - за что новенького укоцали?
Жаба ляпнула огромный липкий язык мне на голову и потянула к себе.
Я сдержался, не закричал от боли. Я подчинился жабе. Я смотрел на нее
во все глаза. Я старался совместить голос Жанны и тело жабы.
- Жанна, - ответил я, - это для тебя он - новенький, а для меня -
старенький.
Жаба хлопнула язык обратно, в разверстую пасть.
- А, - заклокотала она горломешком, - вот оно как... Старые счеты?
- Да нет, - принужденно засмеялся я, - счеты-то новые. Так бывает. Тебе
что за дело?
Получилось грубо. Но Жанне это как раз и подошло.
- Ясно, - жаба поерзала по полу, устраиваясь поудобнее, - дело - не
мое. Утопили бедолагу...
Мы помолчали, и я, испытывая некоторую все же неловкость, шутливо
спросил:
- Меня тобой лечили?
- Нет, - подхватила мой тон Жанна , - что ты... Здесь строго. Здесь о
наших отношениях до моего превращения - осведомлены. Я так... Пришла
навестить больного товарища.
- Спасибо, - сказал я, - как я... со стороны?
- С нашей стороны - прекрасно, лучше некуда... Но есть и другие
стороны. Их тоже надо учитывать... Я, кстати, встречалась с твоей
матушкой...
Жанна замолчала и внимательно на меня посмотрела. Я увидел свое
отражение в тусклых выпуклых слезящихся буркалах жабы - и ничего не ответил.
- У тебя прелестная матушка, - невозмутимо продолжала Жанна, - такая
молодая, красивая и очень... - жаба похлопала беззубой огромной пастью так,
что стал виден ее язык и то, что он сложен, свернут, как рулон толя, - очень
влиятельная.
- То есть? - переспросил я.
- То есть, если бы не ее влияние, - охотно объяснил Жанна, - вряд ли бы
ты так дешево отделался за тризну по любимым девушкам...
Я прикрыл глаза, сквозь щелку полузакрытых век я видел в красноватом
сумраке огромную тушу, говорившую знакомым голосом.
В дверь заглянул ящер в белом халате. Это был не Коля. Колю бы я сразу
узнал.
"Лучше бы, - подумал я, - отвезли бы в санчасть Северного. Там все
роднее, ближе..."
- Что, - спросила Жанна, - свидание закончено? Процедуры?
- Да, - пискнул ящер, и по его фальцету я понял, что изгаляться он
будет умело, долго и с удовольствием.
...Жанна заходила еще пару раз ко мне, заскакивала, но очень скоро
поняла, что мне тяжело смотреть на жабу человеческих размеров и слышать
голос Жанны, и перестала заскакивать...
Скоро я поправился так, что смог гулять без посторонней помощи.
Тогда-то ко мне и заглянул начальник школ.
Я сидел на кровати, листая книжку, когда он вошел, и тотчас отбросил
книжку, вытянулся по стойке "смирно".
- Вольно, - сказал начальник школ и махнул стеком, - садитесь.
Я уселся на кровать, начальник школ напротив меня - на стул.
Я заметил, что он раздражен и не старается скрыть своего раздражения.
- Будь моя воля, - сказал начальник школ наконец, - я бы раскрутил ваше
дело, Джек Никольс. Я бы показал вам, что такое образцово-показательные
дуэли и убийства опасных для жизни рептилий.
Я промолчал, потому что не хотелось врать начальнику школ, а объяснять
ему все, все, все - означало признаваться ему в преступлениях и тем делать
его или соучастником, или следователем, вызнавшим важную тайну.
- Но у вас, - продолжил он, - влиятельные покровители. Вам повезло...
только...
Я едва успел уклониться, стек рассек одеяло и матрац, как до того
воздух.
Я перепрыгнул, перевалился через кровать, готовый бежать или драться,
смотря по обстоятельствам.
- Стареете, - сказал я, надеясь обратить странный поступок начальника
школ в шутку, - стареете, коллега начальник школ.
Начальник школ сидел, вжав голову в плечи, словно это его ударили и
попали, а не он ударил и не попал.
- Я не старею, - начальник школ поднял голову и поглядел на меня, - я
не старею... Нет... Я схожу с ума. Мне нужно наверх, на воздух, под небо...
понимаете?
- Попроситесь на другую планету, - по-дурацки предложил я, - вас
отпустят.
Начальник школ с трудом оторвал стек от кровати, поглядел на тонкую
длинную палку с едва заметным хлыстиком на конце.
- Тоже не выход, - тихо произнес он, - боюсь там, на другой-то планете,
вконец озверею... раз-драконюсь... Нет, - начальник школ перевел взгляд на
меня, - нет, Джек, убийца со стажем, мне ничего не осталось, кроме как
ждать... ждать... А там... или в "вонючие", или...
Я осторожно присел на край кровати, предварительно спросил:
- Драться не будете?
- Нет, - усмехнулся начальник школ, - выплеснулся. Садись. Отдыхай...
Некоторое время мы молчали. Я осматривал свою палату. Потолок ее
круглился белым куполом, в центре которого плескался желтоватый, чуть
выпуклый свет небольшой, но яркой лампы.
- Тебе, - с некоторым усилием проговорил начальник школ, -
увольнительная. За твои подвиги тебе полагается не увольнительная, а
месяцок-другой в пещерах... но... координатор так решил... Выздоровеешь -
иди, гуляй...
Мне, собственно, давно об этом хотелось спросить, да все некого было...
Не Жанну же спрашивать об этом?
Поэтому я спросил у начальника школ:
- С женой?
Начальник школ зажал стек между колен, с наслаждением почесал лопатку и
кивнул:
- С женой и мамой. Женщины твои уже познакомились и даже подружились...
над постелью, - начальник школ усмехнулся, - умирающего...
Я обиделся:
- Что же, не умирающего?
- Да как сказать, - начальник школ поиграл стеком, - конечно, хлестнуло
тебя напоследок крепко, чтоб не баловал, но не до смерти... Я хочу, чтоб ты
понял, отдал себе отчет: твоей вины... Впрочем, - он прервал себя, сцепил
пальцы в замок и потряс сцепленными руками в воздухе (стек торчал внизу,
зажатый между коленями), - у нас здесь у всех - вина с виной - такой
клубочек, не пошерстишь, не переберешь... Только Джорджи вспомнишь, до чего
же мудрый был мужик! Поближе к старичку всю планетную шваль загнал, чтобы
грызли друг друга... Вот в чем его план.
- Вы считаете? - тихо спросил я. - Вы считаете, в этом его план? А
может, он надеялся, что вся эта планетная шваль перегрызет горло старичку?
- Нет, - покачал головой начальник школ. - Он идеалистом не был. Смел
он был необычайно. Умен изумительно, при всей своей невзрачной внешности, но
идеалистом - не был... Не было этого у него славного качества.
Некоторое время мы молчали, а потом начальник школ подмигнул мне:
- Ну, хорошо, сбудется такая фантастика - перегрызет кто-то горло
дракону, хотя это невозможно... Невозможно - намека даже на это не было. Ну,
перегрызет - что дальше? Ты представляешь, какая скука наступит?
- Для меня не наступит, - быстро ответил я, - я найду, чем заняться.
- Ты-то да, - кивнул начальник школ, - хотя теперь вряд ли. Теперь ты
сам себя не знаешь, ну, допустим, тебе найдется дело, а всей этой гопе? Всем
подземным бандитам, умеющим только одно - убивать? Им чем заняться? Ты
представляешь: вся эта банда выхлестнет наружу. Кто с ней справится? Только
на другие планеты рассылать. Только... Да, впрочем, это все фантазии.
Никогда дракоше горло не перервут. Не было такого... прецедента.
- Отчего же не было, - возразил я, - еще как было... на других
планетах...
- На других планетах - да, а на этой?
- А на этой, - я высказал свою давнюю затаенную мысль, - кто-то же ведь
загнал его вглубь, в подземелье, кто-то ведь, вооруженный так, как мы,
заставил его подчиниться? Значит?
- Ничего не значит. - вздохнул начальник школ, - ровно ничего это не
значит. А вот что я вам совершенно серьезно говорю, что, действительно,
значит... отрываться вам надо, Джек... Отрываться.
- Куда? - не понял я.
- Куда угодно, - объяснил мне начальник школ, - в карантин - сержантом,
в начальники школ, в лабораторию - кем угодно и как угодно, но...
отрываться... Плохо для вас дело окончится, ох, плохо... с такими мыслями
хоть в "псы"... честное слово.
...Через два дня после этого я встретился с мамой.
Свиданьице с начальником школ, свист стека, рассекающего постельное
белье, удачный прыжок через кровать, славная напряженая беседа как-то
оздоровили, подтянули меня...
Да и мама была все такой же молодой, красивой, умной.
Увидев ее, я снова захотел туда, вверх, в нашу комнату, откуда
выволокли три года тому назад, но снова вспомнились плоские экраны, тускло
мерцающие по углам комнаты... нет... нет, нет. Мэлори... Мэлори... Мэло...
Мама обняла меня. Я расспросил ее про отца. Мы шли по тоннелю к
эскалатору. В кармане гимнастерки у меня покоилась увольнительная.
- Джек, - сказала мама, - я встретилась с твоей женой. Ты - молодец. Ты
выбрал себе хорошую женщину.
Я поморщился, повертел пальцами в воздухе, будто ощупывал невидимый
круглый предмет, потом сказал:
- Да... ничего... у нас с ней были некоторые сложности... Кстати, вы с
ней нормально общались? Говорит она неплохо?
- О, - мама всплеснула руками, - что ты... Я не понимаю, какие
сложности... Выговор почти чистый. А словарный запас!
- Я не о языковых сложностях говорю, - криво усмехнулся я, - языковые
сложности побоку... У нас были другие... неурядицы... И если бы она была с
нашей планеты, я бы давно ее...
- Так ведь, - мама взяла меня за руку, - и сложностей этих, языковых и
не-языковых, не было бы, если бы она была не с другой планеты.
Я остановился:
- Откуда ты знаешь? - идиотски спросил я.
- Мне рассказала твоя жена, - объяснила мама, - все рассказала. И я
прекрасно поняла и ее, и тебя.
Я мотнул головой, осторожно высвободил свои пальцы из маминой ладони.
- Не знаю, - сказал я, - как это можно понять и ее, и
меня. Она хоть бы раз пришла навестить, - я хмыкнул, - умирающего мужа.
Мама потянула меня за собой:
- Пойдем. Или ты не хочешь наверх? Время-то идет!
Мы пошли, и мама постаралась растолковать мне:
- После всего, что случилось, она боялась тебя. Боялась, что ты ее
прогонишь...
- Ну, сейчас, - я пожал плечами, - куда ее гнать? В ракету и к
папе-ренивцу? Она тебе рассказывала о том, какой прием нам устроил ее папа
после моих подвигов?
- Я же тебе говорю, - улыбнулась мама, - она мне все рассказывала...
А наверху мне не понравилось. Если бы я сидел только в подземелье, я
бы, наверное, хряснулся в обморок. Но меня было уже не удивить открытым
чистым небом и спокойно веющим ветерком, ожившим, зашевелившимся воздухом.
В конце концов, все это я видел и на других планетах, но вот глаза,
глаза дракона, тусклые, плоские, понапиханные где только можно... Кажется,
их стало больше.
Мы сидели с мамой в кафе, и я обратил ее внимание на это.
- Нет, - засмеялась мама, - тебе кажется. Мне ли этого не знать. Просто
отвык...
Я показал пальцем в направлении одного экрана:
- Смотри - прежде эта штука висела только в одном углу, а теперь, - я
ткнул рукой себе за спину, - их развесили по всем четырем...
Экраны слабо, слабо замерцали.
В кафе никто не обратил на это внимания, но мама все же попросила:
- Джек, ты бы показал увольнительную. И знаешь, не демонстративно, мол,
жри, гадина, а интеллигентно, ненавязчиво, чтобы никто, кроме него, не
обратил внимания...
Я подумал, вынул из кармана увольнительную, разгладил ее на столе.
- Так? - спросил я.
- Приблизительно, - улыбнулась мама, - знаешь, если бы это касалось
только тебя или только тебя и меня... но люди, собравшиеся здесь, в этом
кафе, ни в чем не виноваты.
- Виноваты, - ответил я, - виноваты. Раз живут на этой планете, то все
виноваты. Невиновных нет. От координатора до последнего забулдыги, от
начальника школ до самого распоследнего рабочего "столовой", от затурканного
"младенца" в какой-нибудь роте до ветерана-"отпетого" - все виновны.
- Но если все виновны, то, стало быть, и виноватых нет? перед кем
виниться-то, если все? Ты об этом подумал?
- Подумал, - ответил я, - все перед всеми виноваты, кто больше, кто
меньше, но есть еще много-много тех, перед кем все виноваты
абсолютно... Понимаешь? Полностью.
- Ну, и кто же это?
- Во-первых, это все превращенные, все в подземельях и лабиринтах
рептилии, когда-то бывшие людьми; во-вторых, "вонючие", те, что хотели
освободить эту гадскую планету и оказались втоптаны не в грязь даже... в
дерьмо.
Я повысил голос, и мать, улыбаясь, приложила палец к губам:
- Тссс... Не так громко... Люди же оборачиваются.
Я послушно снизил тон:
- В-третьих, все умершие, те, что ползут на конвейерных лентах к пасти
гада, все, кого другие гады растоптали, сожгли, раздавили, не оставили и
следа, и, наконец, в-четвертых...
Я замолчал.
Я проглотил имя - Мэлори, Мэлори, Мэлори. На самом-то деле только перед
ней были все виноваты на этой планете... только перед ней... ни перед кем
другим.
Мама ждала, и я, собравшись с силами, проговорил:
- Воспитанницы орфеанума... вот уж кто не виноват точно... Вот уж перед
кем все виноваты... Им подарили жизнь на этой планете - для чего? Только для
того, чтобы их схряпало чудовище...
Мама водила пальцем по столу, ногтем выдавливала какие-то волнистые
узоры.
- В тебе, - сказала она, - говорит юношеский максимализм. Это
прекрасно, что даже подземелье его в тебе не вытравило, но это... - мама
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг