Никита Елисеев.
Судьба драконов в послевоенной галактике
Copyright Никита Елисеев
From: krylovspb@yahoo.com
Date: 16 Nov 2000
Фантастический роман
Об авторе
Публиковался в журналах "Октябрь", "Новый мир"
* Часть первая. "Отпетые" *
Глава первая. Скандал в благородном семействе
Стена почти развалилась. Камни превращались в труху, становились
землею. Развалины стены заросли травою, кое-где выросли, выстрелили вверх
тонкими гибкими стволами кусты и молодые деревья. Летом весело было смотреть
на зеленеющую, уже не прямую, волнистую, прерывистую линию стены. Стена
стала человечнее, округлее и одновременно природнее. В безжалостности прямой
линии, в ее бесконечности есть что-то противное натуре человеческой, хотя
прямая линия - создание, измышление человечьего разума, а не природных сил.
Человеку страшно на бесконечной прямой так же, как и в замкнутом бесконечном
круге...
...Я легко перемахнул через осевшую стену и пошел по пояс в высокой
траве, порою срывая травяные метелки или сшибая головки репейников. Потом я
выбрался на прогалинку, где трава была не так высока и густа, где было сухо
и солнечно, уселся на прогретую солнцем землю и стал ждать.
Мэлори долго не шла. На нее это было похоже, но так она еще не
запаздывала ни разу. Я лег на спину и стал смотреть в небо. Мне,
распластанному, раскинувшему руки крестообразно, приемлещему в себя тепло
лета, отсюда, снизу, были видны пики трав, вонзающиеся в самое небо, и то,
как по одному из стеблей туда же, к истаивающему в небе белому плоскому
облаку ползет жук.
- Джек, - услышал я голос Мэлори и повернул голову...
------------------------------------------------------
- А ты не боишься?
- Чего?
- Ну, ты вот ходишь сюда, ну, не боишься?
Голова Мэлори лежала на моей руке, она смотрела на меня широко
открытыми, немного удивленными глазами. За этот взгляд я готов был приходить
сюда, хотя бы здесь высились настоящие стены, а не эти развалюхи.
- Боюсь, - честно ответил я, - немного боюсь. Но совсем немного...
- Да... Сейчас не так страшно. Воспитательница говорила, что скоро
вообще такие заведения отменят...
- Ты верь ей больше... Мне еще отец втюхивал, что, мол, временная мера,
а ему...
И тут я осекся. Надо ж было ляпнуть. Про отца и про то, что не отменят
эти самые... "инкубаторы".
Искоса я глянул на Мэлори. Но она нимало не испугалась и не обиделась,
не расстроилась. Мэлори продолжила:
- А ему дед, да?
Я смешался.
- Дда, - неуверенно выговорил я.
Мэлори прыснула, потом уселась и с удовольствием потянулась.
- Ох, и дурацкий у тебя был вид, когда ты свое "дда" тянул.
Она засмеялась и легонько пихнула меня в бок:
- Кавалер! Рыцарь! Первый пункт устава: "Встречаясь с девушками из
орфеанумов, не напоминайте им об их долге. Это может повергнуть их в
депрессивное состояние. Беседуя с девушками из орфеанумов, старайтесь
избегать упоминаний о семейных отношениях".
Я тоже уселся, зло сказал:
- Гуманисты... Сволочи... Не напоминайте.
Мэлори склонила голову набок и весело спросила:
- Интересно, а что ты предлагаешь: "Встречаясь с девушками из
орфеанума, поинтересуйтесь, кто их родители, затем расскажите о своих", -
так надо написать? Или вот еще: "Беседуя с девушками из орфеанумов,
обязательно посетуйте на ожидающую их печальную участь", - так? Да?
Она говорила это без обиды и раздражения. Подкалывала. Я подтянул
колени к подбородку, уткнулся в них лицом и пробормотал:
- Я тебя не отдам...
- Что? - изумилась Мэлори. - Что, что? Ой, глядите на него...Ой,
"отпетый" из "отпетых". Ну, я помру. Не отдаст.
И Мэлори залилась своим звонким заливистым смехом.
Я недовольно посмотрел на нее.
- Не понимаю, как ты можешь смеяться.
- А что? - Мэлори стерла слезы, выступившие у нее на глазах от смеха. -
Мы, инкубаторские, в этом выращены, к этому готовимся. Ты же вот знаешь, что
когда-нибудь умрешь - и ничего, не ходишь с кислой мордой. Ну? Чего ты? -
она снова толкнула меня.
Я молчал. С Мэлори всегда было так.
Это я должен был утешать ее, если не мог спасти, ее - черноволосую,
худенькую, большегрудую мою Мэлори...
Я замотал головой.
Мэлори вскочила на ноги, воздела руки к небу и замогильным голосом
завела:
- Дочери Дракона! Воспитанницы планеты, днем и ночью, бодрствуя и во
сне, в играх и занятиях, под открытым небом и под крышей Орфеанума, никогда,
никогда, никогда, нигде, нигде, нигде, ни при каких обстоятельствах мы не
забудем наш долг перед планетой. Жизнь - этот дар планеты, дар людей...
- Замолчи! - я быстро поднялся и схватил ее за плечи. - Замолчи!
- Фе... - хмыкнула Мэлори, - три раза в день - утром, днем, вечером. И
лишний раз не только не возбраняется, но даже рекомендуется... Между прочим,
очень помогает, просто спасает. Есть же идиотки, которые бродят целыми днями
с горящими глазами и твердят эту молитву. Если кто проскакивает, так только
они. Ну, редко, редко. Одна на миллион. Чтобы другим не обидно было. И
получается из такой спасшейся зануда-истеричка, вроде нашей Памелы -
воспиталки. Помело... "Деточки, - передразнила она воспитательницу, - будьте
достойны вашего жребия". Я ей однажды врезала: "Что же вы-то, - спрашиваю, -
оказались недостойны?"
- А она?
- Разревелась. Убежала из классной комнаты. Ревела в сортире белугой.
Меня потом к директору вызывали. Помело за меня заступалась. Лопотала: "Я
прошу, умоляю, никаких санкций, никаких! Девочка была совершенно права.
Совершенно. Я не должна, я не имею права так часто твердить девочкам эту
фразу. Я виновата, что проявила несдержанность..." А я и говорю: "Что вы,
что вы, Памела Ксеньевна, напротив, это я перед вами виновата... Я готова
просить прощения...Это я была несдержанна и груба. Могу только сказать, что
толкнула меня на этот шаг зависть, низкая зависть. Я хотела бы, я мечтала бы
быть такой, как вы..." Чувиха тут, как бурак, покраснела и заткнулась.
- Ты - жестокая!
- Неа. Я - веселая. Я - сильная.
- А я - грустный и ...слабый!
- Ты? - Мэлори ткнула в меня пальцем. - Ты - слабый? Длинноногий,
длиннорукий, ну-ка, догони!
Она бросилась бежать - я кинулся за ней. Она здорово бегала, но ей
мешал в беге длинный белый балахон, сковывающий ее движения. Я довольно
скоро догнал ее, поднял на руки и понес, прижимая к себе.
- О! - Мэлори ухватила меня за нос. - Слабак! Дохляк! Дохлятина!
- Слушай, - спросил я, а вас что - наказывают?
- А как же, - с гордостью сказала Мэлори, - мы, инкубаторские, такие...
Нас нельзя не наказывать.
- И как же вас наказывают?
- Ну как... прогулок лишают, книжки из библиотеки не дают про драки, а
только про любовь, в кино не водят, потом это... сладкого лишают.
- Сладкого? - я остановился и воззрился на нее в изумлении.
Она тоже удивилась:
- Ты чего уставился? Ну да, сладкого... пирожного там, шоколада,
конфет, компота...
- Ком-пота? - раздельно проговорил я.
- Компота, - подтвердила Мэлори.
Я расхохотался и чуть не уронил Мэлори.
Она обхватила меня за шею и вдруг рассмеялась вместе со мной:
- Ага, компота...
Я поцеловал Мэлори, тихо опустил ее ноги на землю... Мы стояли,
обнявшись так, долго-долго...
- Дурак, - оторвалась Мэлори, - задохнуться можно.
- Ну и пусть...
- Подожди, - она отстранилась от моих губ, - погоди... Мы как-то в
кантине подрались, стали пирожными швыряться; Жучка на шум прибежала, а ей в
лоб заварное - плям! - и в нос - хлысь! Вот смехота была.
- Сладкого лишили?
- А как же! Жучка - баба хорошая, веселая. Говорит: вы пирожными
объелись до того, что кремовые обстрелы устраиваете. Будет с вас. Посидите
недельку без глюкозы и сахару. Только на пользу.
- Жучка...За что вы ее так?
- За имя - Джульетта.
- Юлия?
- Неа. Джульетта. Джульетта Сидоровна.
- По-моему, смешнее, чем Жучка.
- Конечно, смешнее. Мы ее любим. Она для нас танцы с "отпетыми" выбила.
- Тебе понравилось?
- У... "отпетые" знаешь какие! И танцуют не так, как некоторые... Ноги
оттаптывают.
- Настоящие "отпетые"?
- Счас. Курсанты, конечно.
Я сжал Мэлори.
- Вот ты какая - пирожными бросаешься, над воспитательницами смеешься,
с курсантами шашни водишь...
- Ох, дурак, пусти, пусти...Ого, вот это раздул ноздри - у тебя сейчас
оттуда дым повалит, как у Дракоши...Ого...
Я клонил Мэлори к земле...
------
- Ты веришь, что он все видит?
- Кто?
- Ну, Дракоша, кто же еще?
- Нет... Как он может все видеть? Может, там, где его глаза
установлены, видит?
- У нас на всех четырех стенках орфеанума по огроменному глазу. С
окно... О! О- такие. И то краснеют, то бледнеют, то зеленеют...Смехота...
- У нас в квартирах установлены. На улицах - редко...
- У "отпетых" вообще глаз нету. Только в палестрах.
- Мне отец объяснял: если ты глаз не видишь, то и Дракон тебя не видит.
- Дурость. А если ты к глазу спиной - затылком повернулся: ты же глаз
не видишь, а он-то твой затылок точно видит.
- Ничего не дурость, - рассердился я, - он лица твоего не видит, если
уж так хочешь быть точной. Батя у меня не врет и зря не говорит.
- А затылок, спину видит?
- Ну...
_ Это хорошо. Мы знаешь, как иногда развлекаемся? В дортуаре - "Дочери
Дракона" отбарабаним, все воспиталки выйдут - ключиком щелк, по коридорчикам
топ-топ - а мы на кровати вскочим: "Э!" - она высунула язык, потом вскочила
на ноги, повернулась ко мне спиной и нагнувшись задрала юбку, - приятного
аппетита, папочка!
- Может, ему нравится?
- Ну да, нравится. Глаз аж багровеет - во как ему это нравится.
- Мне так нравится, - сказал я и обнял ноги Мэлори, потерся о них
щекой, - очень.
- Еще бы тебе не нравилось, - Мэлори несильно подергала меня за волосы,
- тебя-то папа с мамой, постанывая от удовольствия, сработали, а надо мной
художники, скульпторы, компьютеры, роботы, ученые, институты, лаборатории -
мозг и мускулы всей планеты трудились.
Я отодвинулся.
- Зачем ты так говоришь?
Мэлори присела на корточки, заглянула мне в лицо:
- Джек, ты чего сегодня такой?
- Какой?
- Нудный... Будешь дундеть - я к тебе больше не приду. Понял?
Я кивнул.
- О, кстати, - она хлопнула меня по плечу, - мне и так-то немного
осталось...
- Как? - я бросил Мэлори на землю и вцепился ей в плечи. - Как?
- Пук, - спокойно ответила Мэлори, - Дракоша проголодался. Были
смотрины. Конкурс. Я набрала 120 очков. Высший балл... Уникальный случай,
между прочим. У Дракоши глаз побелел от восторга, с мраморной стенкой
слился. Такое было в истории орфеанумов всей планеты шесть раз. Шесть раз. Я
седьмая. Представляешь?
Я отпустил плечи Мэлори. Опустился рядом с ней на землю.
- Представляю. И поздравляю. Ты из-за этого опоздала?
- Ага. Меня девки поздравляли.
- С чем?
- С высшим баллом, с чем! Э, недотепа ты, недотепа...
- Я не понимаю, не понимаю, - я замотал головой, - не могу понять! Они
же тебя со смертным приговором поздравляли...
Я осекся и поглядел на Мэлори.
Я боялся, что она снова засмеется.
Или наоборот, напротив - разрыдается.
Мэлори взяла мои руки в свои, чуть склонила голову и, посерьезнев,
сказала:
- Да. Ты прав. Это может показаться странным, но я была так счастлива,
когда после каждого моего номера мне хлопали, а глаз - тот, что на стене, -
бледнел и бледнел... Знаешь, многие даже плакали. Жучка меня расцеловала,
потом убежала прочь. Ты не поймешь... После такого и умереть не страшно.
- Где уж мне, - буркнул я, - что ты хоть там делала?
- А все! Читала, пела, танцевала, отрывок из пьесы разыграла...
- Сама с собой?
Мэлори преобразилась, она отпустила мои руки; голову и стан стала
держать еще прямее - какой-то неуловимый ток прошел по всему ее существу.
Передо мной стояла уже не Мэлори... Вернее, Мэлори, но другая, не знаемая
мной до сих пор...
- Не мнишь ли ты, что я тебя боюсь? - произнесла она. - Что более
поверят польской деве, чем русскому царевичу? Но знай! - она остановилась и
продолжала: - Что ни король, ни папа, ни вельможи не думают о правде слов
моих. Димитрий я иль нет - что им за дело? Но я предлог раздоров и войны!..
И тебя, мятежница, поверь, молчать заставят! Прощай!
- Здорово, - сказал я.
Мэлори улыбнулась, поморщилась и помахала рукой, дескать, слушай, что
дальше будет:
- Постой, царевич, - она вытянула руку вперед, лениво, медленно, -
наконец, - Мэлори чуть качнула ладонью, - я слышу речь не мальчика, но мужа,
с тобою, князь, она меня мирит, невольный твой порыв я забываю...
Мэлори замолчала, положила мне руки на плечи:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг